В Калининграде 10 февраля прошёл специальный показ фильма «Пугало», победившего на кинофестивале «Кинотавр» в 2020 году. Мистическую драму о якутской знахарке представил режиссёр Дмитрий Давыдов. Больше 15 лет он работал учителем в селе Амга и снимал любительские ролики со своими учениками, а потом взял миллион рублей в кредит и снял первую полнометражную картину «Костёр на ветру». Фильм, в котором сыграли односельчане режиссёра, получил признание на зарубежных кинофестивалях и открыл миру феномен якутского кинематографа. «Новый Калининград» поговорил с Дмитрием Давыдовым о том, как снимать фильмы международного уровня в селе, где до сих пор топят печи дровами, о попытке сохранить с помощью искусства исчезающий язык и самих себя и о том, как Якутия могла бы стать северным Дубаем.
— Как вы себе объясняете, что в англоязычной версии «Википедии» страница о вас есть, а в русскоязычной до сих пор нет?
— Дело в том, что самые первые фестивали, на которые попал мой фильм [«Костёр на ветру»], прошли за рубежом: Южная Корея, Австралия, Канада. Скорее всего, поэтому там и сделали эту страницу.
— При этом в якутском прокате «Костёр на ветру» провалился и уже потом собрал множество наград на международных фестивалях. Вот что в этот момент чувствует автор, когда зритель на фильм не пошёл, зато его признало профессиональное сообщество?
— Я снимал «Костёр на ветру» в 2014 году на свои деньги, это был первый опыт. Снял фильм, а как его показать — я не знал. Это же надо грамотно регулировать, а я тогда мало общался с режиссёрами, прокатчиками. Конечно, всё это стало большим огорчением. Мы делали фильм два года, а что в итоге? Потом пришла идея отработать фестивали. Мы стали подавать заявки, попали в Южную Корею, в Пусан. Он считается фестивалем класса А. В итоге вышло, по-моему, 25 различных фестивалей. И зрителям, оказывается, наш фильм понравился, мы стали интересны. Когда я снимал «Костёр на ветру», у меня не было никаких ожиданий, что мы выйдем за пределы республики. Была задача снять фильм, показать его в кинотеатрах и, если получится, заработать.
— Почему вы решили пойти ва-банк, взять восемь кредитов на миллион рублей и снять свой собственный фильм, а не потихоньку двигаться к креслу режиссёра, поработать на площадке в другом качестве?
— Кто не рискует, тот не пьёт. Просто было желание снять своё кино любым способом.
— И зритель оказался готов идти на местные, по сути любительские фильмы?
— Да, якутскому зрителю стало интересно смотреть фильмы на своём языке, видеть своих знакомых на экране или самого себя. Стало интересно увидеть родное. И у нас появился прокатчик, который рискнул показать местное кино на больших экранах. Получилось так, что если шёл якутский фильм и какой-то американский блокбастер, то якутский фильм рвал кассу. Сейчас зритель как-то пресытился, стал более избирательным.
— Но и якутское кино выросло.
— Нам часто говорят: «Смотрите, как в России снимают!». Но у нас есть проблема — маленькие бюджеты. Бюджет российского фильма — 100 миллионов рублей, у нас — два миллиона. Мы просто не можем выйти на новый уровень съёмок.
— Это не мешает тому, что последние годы киносообщество постоянно говорит о феномене якутского кино. У нас в стране много республик, народов, но этот прорыв случился именно с Якутией. Недавно по интернету разлетелись *.io/news/2021/01/23/zhiteli-yakutska-vyshli-na-miting-v-podderzhku-navalnogo-v-50-gradusnyy-moroz" rel="nofollow noopener" target="_blank">фотографии с январских акций протеста из Якутии, где люди вышли протестовать в 50-градусный мороз. Я подумала, может, поэтому там удаётся снимать отличное кино за миллион рублей? Нечеловеческий мороз — ничего страшного, выходим на митинг. Нет бюджета на кино — и тут выкрутимся.
— Да, есть что-то такое. Меньше слов, больше дела. Этот принцип работает. В Якутии довольно суровые условия жизни, и там нет времени долго сомневаться. Надо брать и делать.
Трейлер фильма «Костёр на ветру» (реж. Дмитрий Давыдов, 2016)
— Сегодня, во времена глобализации и унификации, насколько для вас важна самобытность территории в кино?
— Я родился и живу в Якутии. Мне удобно снимать якутские истории на якутском языке. Думаю, все режиссёры понимают, что у нас есть задача, чтобы в кино обязательно звучала якутская речь. Это важно. Сам я не говорю на якутском, но понимаю его, у меня кровь смешанная. Если не будет языка, исчезнет народ. С помощью кино мы пытаемся сохранить самих себя. Всё меньше якутов разговаривают на якутском языке. В городах они уже говорят на русском. Вот вроде сидит перед тобой якут, но ни слова на якутском. И кино в этой ситуации — один из способов сохранять и развивать язык.
— Аналогичные процессы происходят не только с языком, но и с традиционной культурой в целом?
— Думаю, да. Поколение 90-х уже уехало из деревни. У них другой образ жизни, быт, традиции. Они становятся городскими, а потом стараются уехать и оттуда, например, в Москву. А оттуда куда-нибудь ещё — в Канаду, Америку. Соответственно, в деревне остаются старики. В принципе, есть молодёжь, которая приезжает, но их мало. Большинство старается обосноваться в городах или уехать куда-то дальше. Наверное, в любом регионе есть эта проблема.
— Централизация нашей страны — серьёзная беда?
— Конечно. Якутия на самом деле очень богатая республика. Здесь и алмазы, и золото, и уголь, но всё это забирает Москва. Нам достаётся только часть в виде каких-то субсидий. Я привозил в Якутию много людей — москвичей, французов — все они удивлялись, почему Якутия такая бедная. Если бы всё было честно, Якутия могла бы быть Дубаем. Политика «всё в Москву», конечно, неправильная. Насчёт кино я тоже с кем-то спорил, якобы если ты пытаешься делать кино, тебе надо ехать в Москву. Почему я не могу делать кино у себя? Обязательно всё должно быть в Москве. Якутия зарабатывает для России хорошие деньги, но, например, там, где я живу, нет газа. И мы до сих пор топим печь дровами.
— Тем не менее в своих фильмах вы поэтизируете эту бедность, находите в ней свою красоту.
— Мне многие говорят, что я специально снимаю что-то плохое, специально нахожу что-то для московских критиков. На самом деле моя основная задача — снять то, что есть в реальной жизни, не приукрашивать. Многие люди действительно живут в таких условиях. Мои декорации — это реальные дома, реальные улицы.
— И играют настоящие ваши соседи, односельчане. Как организовать съёмочный процесс, когда актёры первый раз в жизни стоят перед камерой, гримёр и костюмер — это один и тот же человек, и у многих участников съёмок нет никакого опыта?
— Всё же были и профессионалы. Например, наш оператор-постановщик Иван Семёнов пришёл на мой проект уже зрелым специалистом. К тому моменту он снял около 20 фильмов в Якутии. Он был в кино ещё до меня, мы с ним много общались и спорили. А так... пытаемся снимать, учиться. Сейчас я смотрю наши фильмы и вижу очень много ошибок, но с каждой новой работой мы их исправляем. Самое главное — снимать. У нас же нет образования, а самый лучший способ учиться — это практика.
— Статус режиссёра-самоучки — это повод гордиться собой, ведь без всяких дипломов вам удалось обскакать выпускников условных ВГИКов? Или это то, что заставляет смущаться?
— Я отношусь к себе очень просто, а с другой стороны — довольно жёстко. Я понимаю, что у меня нет образования в кино, потому мне постоянно приходится учиться самому. Я постоянно смотрю фильмы, мастер-классы, интересуюсь, как снимают другие. В то же время меня очень смущает, когда говорят: «Вот, выпускники ВГИКа, вы пять лет учитесь, а тут приехал из деревни...». Я неловко себя чувствую в такие моменты.
Съёмки фильма «Пугало» (реж. Дмитрий Давыдов, 2020)
— После фестивального успеха «Костра на ветру» легко было решиться на второй фильм? Ведь такое мощное признание, с одной стороны, подбадривает, а с другой — как будто лишает права на ошибку.
— Когда я снял «Костёр на ветру», у меня были проблемы с работой в школе из-за постоянных отъездов (Дмитрий Давыдов продолжал работать в амгинской школе вплоть до января 2021 года — прим. «Нового Калининграда»). Я подумал: в принципе, один фильм снял и хватит. Сидел так до 2018 года, писал сценарии в стол — мне обязательно надо что-то писать, это с детства. В 2018 году ко мне пришёл бизнесмен из Якутска: «Хочу снять кино. У тебя есть сценарий?». Я показал ему готовый сценарий. Он вложил [в фильм «Нет бога кроме меня»] свои деньги. Было удобно, что я не брал никаких кредитов. В итоге там появились ещё продюсеры. У нас был свой вариант монтажа, они сделали свой, я предлагал сделать другой звук, другую музыку. Поэтому к этому фильму у меня отношение такое: ну снял и снял. Я не считаю его хорошим. Это большая проблема — отношения режиссёра и продюсера.
В сентябре мне предложили работу продюсеры из Москвы, но у меня уже есть боязнь, что они опять будут задавать свои рамки и ограничения. А мне важно сделать своё кино. И я не хочу, чтобы меня убирали из монтажной. Я понял, что с продюсерами больше не хочу работать. Я сам себе продюсер, организовал свою компанию [Bonfire production]. Пытаюсь сам искать и находить деньги. Так удобнее работать. В этом особенность якутского кино. Все наши режиссёры уже сами себе продюсеры. Мы понимаем, если кого-то ждать, можно и не дождаться.
— И как вы нашли деньги на третий фильм «Пугало»?
— С прошлого года в Якутии работает фонд поддержки кино Sinet. Это частные IT-компании, которые объединились и стали помогать якутскому кинематографу. В 2019 году дали пять миллионов рублей, в прошлом году — 8,5 миллионов. Я получил миллион на «Пугало». Добавил свои деньги и в итоге за полтора миллиона снял фильм. Когда я приехал из Сочи после «Кинотавра», мне позвонили из фонда и сказали, что готовы вложиться в новый фильм. Уже дали больше — два миллиона. Лучше снимать за два миллиона, чем ждать 20 и не снимать вообще. Если ты хочешь снимать кино, его нужно снимать прямо сейчас, потому что идея может сгореть за годы. Ты сам можешь измениться, твои мысли. Если ты горишь, надо делать сейчас. Конечно, за такие деньги очень сложно снимать. Много уходит только на оборудование, которое мы привозим из Москвы и Санкт-Петербурга.
— Не боитесь, что кино может стать рутиной?
— В этом году у меня три проекта. Один я уже снял, потом ещё весной съёмки и летом. Сейчас у меня есть запал и желание снимать. Есть мысли, о чём говорить как автору. Может быть, потом иссякну, сделаю остановку. Из школы я уволился после новогодних праздников. Понял, что если сейчас там останусь, то уже не смогу снимать. Сейчас у меня всё же основная задача делать своё кино. И теперь надо им зарабатывать, раз я ушёл со школы.
— Вы часто называете Эмира Кустурицу среди своих любимых режиссёров. Чего-чего, а этого от вас совсем не ждёшь. Ваше кино — это вечная мерзлота, молчаливые персонажи, камера на очень деликатном от них расстоянии, всё максимально сдержанно. Кустурица — это же всегда какие-то бесноватые цыгане, разудалая балканская музыка, крики, свисты.
— Мне нравится, что он может снимать фильм как будто ни о чём, чтобы там не было антагониста, какого-то явного конфликта. И я бы хотел попробовать снять нечто подобное. Сценарий уже готов, съёмки пройдут летом — у нас очень жаркое лето, солнце. Это будет маленько фантастическая история, музыкальная этно-фолк-комедия. Мне интересно поработать в другом жанре. Я смотрю много фильмов, и мне интересно, когда я не понимаю, как сделано кино. Если понимаю, выключаю через десять минут.
Трейлер фильма «Пугало» (реж. Дмитрий Давыдов, 2020)
— Может сегодня авторское якутское кино выйти на широкую российскую аудиторию?
— Проблема в том, что российский массовый зритель не очень любит смотреть российские фильмы не на русском языке, с субтитрами. Мы часто слышим такое: «А почему вы вообще говорите, что это российское кино?». Мы понимаем, что у нас очень маленькие бюджеты и мы не ровня российским проектам, где на одну рекламу может уходить 30 миллионов рублей. А у нас бюджет фильма два-три миллиона. Для меня хороший вариант продвижения — это фестивали. Это не значит, что надо снимать кино для них, надо снимать своё кино и продвигаться маленькими шагами. Сейчас фильм «Пугало» выходит в широкий российский прокат. Впереди около 35 городов, и это уже результат. Хотя я думаю, якутское кино всё равно не станет массовым, будут какие-то ограничения.
Я понимаю, что нам надо выходить за рамки республики, отрабатывать российского зрителя, иностранного, двигаться дальше, чтобы не застаиваться, иначе мы будем интересны только как, грубо говоря, «чукчи у себя что-то снимают». Сейчас в Якутии мы чувствуем себя довольно удобно — снимаем фильмы, на них ходят люди, но надо идти вперёд, расти. Тут ярким примером может быть Южная Корея. Они проделали большую системную работу, и в итоге в прошлом году взяли «Оскар». Это же неслучайно, работа шла с 1990-х годов. Уже тогда они стали понимать, что надо выходить за рамки своей страны, где они достигли потолка. И сейчас у них очень мощное кино.
— А вы мыслите себя в кинематографе в отрыве от якутского контекста?
— Я понимаю, раз я там живу, мне надо снимать там, рассказывать локальные истории. Я знаю эту жизнь, этот быт, язык, культуру. Если я уеду в другой регион и буду снимать про их проблемы, это будет фальшью. Я вырос здесь и могу объяснить каждую мелочь в своём фильме, если меня спросят: почему так? В будущем я бы хотел попробовать снимать в Скандинавии, мне очень интересно их кино, они не боятся снимать жёсткое, честное кино про себя. Но ведь хороший вариант не уезжать насовсем, а делать хорошие фильмы дома, собирать профессиональную команду и уже потом поработать над совместным со скандинавами проектом.
Беседовала Алина Белянина. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград, а также предоставлены командой фильма «Пугало»
* Юридическое лицо, зарегистрированное в Латвийской Республике, SIA «Medusa Project» (регистрационный номер 40103797863, дата регистрации 10.06.2014) — Организация внесена Минюстом в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента.
© 2003-2024