Насилие и ничто

Насилие и ничто
Кадр из фильма «»
Новая картина с вернувшимся из политики в кино Арнольдом Шварценеггером может похвастаться расчлененкой, способной дать фору многим сплаттер-хоррорам. Чем еще заполнены два часа экранного времени, и способен ли Арни вытащить ленту в одиночку, в одном из залов мультиплекса «КАРО фильм» выяснял Алексей Алеев.

Элитный отряд спецназовцев штурмом берет логово наркокартеля, находит тайник, в котором наличные деньги уложены на палетах стопами в человеческий рост, и решает в обход инструкций втайне присвоить часть денег, а затем поделить между собой. Все проходит относительно гладко, однако, когда дело доходит до выуживания скрытых от начальства денег, выясняется, что в тайнике их нет и кто-то уже успел прибрать их к рукам. Отряд сажают под арест на шесть месяцев, но расследование ни к чему не приводит, и спецназовцы возвращаются в дело. Едва вернувшись к оперативно-розыскным мероприятиям, члены отряда при странных обстоятельствах начинают погибать один за другим.

«Саботаж» начинается сценой любительской съемки, в которой связанную, истерично умоляющую спасти ее женщину полосует ножом человек в маске. Дальше — больше: дом на колесах одного из спецназовцев сносит летящий на всех порах поезд, и камера без тени стеснения демонстрирует груду кровавых кишок, оставшихся от солдата, Женщина-следователь поскальзывается на внутренностях, выпущенных из ее свидетеля. Головы боевиков взрываются в перестрелках как наполненные красной жидкостью воздушные шары, кровь и разлагающиеся тела повсюду — имеется даже сцена обнаружения трупа в бытовом холодильнике. Насилие — первое, о чем все поголовно говорят в связи с «Саботажем»; увы, но говорить тут больше, по правде говоря, и не о чем.

Процесс ковыряния палкой в гниющем трупе занимает режиссера Дэвида Эйра куда больше всех прочих составляющих кинематографа. Из десятка основных персонажей прописан более-менее один лишь Шварценеггер, обладающий здесь нелепой, выкрашенной в гуталиново-черный цвет «кобзоновской» прической. Лидер спецподразделения по кличке Бричер в исполнении Арни имеет характер и некоторую мотивацию, однако вытащить кино в одиночку не способен. Остальные герои «Саботажа» прописаны примерно на уровне заставок в серии видеоигр «Battlefield»: члены команды Бричера, несмотря на разницу в комплекции, этносе и даже половой принадлежности, ограничены всего двумя эмоциями: они либо по-идиотски и утомительно друг другу грубят («Кофе есть у кого?» — «Отсоси у кого-нибудь»), либо выходят из себя и показушно истерят. Женщина-детектив в исполнении Оливии Уильямс, расследующая странные убийства, довольствуется одним и тем же бесконечно усталым выражением лица, а о том, что у нее с Бричером наклевывается взаимная симпатия, зритель узнает, лишь когда она сама заявляет об этом в разговоре с коллегой. 

Режиссер Эйр получает в распоряжение неплохой актерский состав, в котором, среди прочего, ходивший в «следующих Шварценеггерах» после кэмероновского «Аватара» Сэм Уортингтон и номинант на «Оскара» за не выходившую в российский прокат картину «Hustle & Flow» Терренс Ховард, но отказывается придавать персонажам объем, а диалогам — содержание. Полторы перестрелки и одна погоня по неестественно пустому дневному городу не разбавляют темп никак: и то, и другое снято будто бы нехотя, поступь экшена тяжела, будто на всех, кто попадает в кадр, нацепили кандалы, динамика отсутствует напрочь.

На бумаге концепция «Саботажа» выглядит, в принципе, довольно заманчиво: мрачное кино о буднях оперативников в духе фильмов режиссера Майкла Манна встречается с «Пунктом назначения», однако подлинные идеи Дэвида Эйра сполна прорезаются в запредельной финальной сцене картины, в которой персонаж Шварценеггера надевает ковбойскую шляпу и идет громить мексиканский бар, полный вооруженных головорезов. Этот скромный трибьют спагетти-вестернам немного расставляет все по своим местам: Шварценеггер наконец-то входит в любимый режим «один против всех», а гипертрофированное насилие приобретает тарантиновский окрас. Но проблема в том, что до сцены в баре «Саботаж» демонстрирует два часа резни столь монотонной и бесхарактерной, что к финалу замученный зритель готов отправиться громить что-нибудь сам.