Вячеслав Виттих: для актера каждая роль должна быть стриптизом души

Накануне премьеры спектакля «Куклы» в Калининградском драматическом театре, «Афиша Нового Калининграда.Ru» побеседовала с режиссером Вячеславом Виттихом, который, отвечая на вопросы о сюжете спектакля, умело маневрировал, чтобы до конца не раскрыть интригу, но все же рассказал о закулисье постановки, своем взгляде на современный театр и отношение к жизни в виртуальной реальности.

- В прошлом году в Калининградском драматическом театре ты ставил спектакль «Беспощадна, как сердце». Как его приняли?

- Наверное, настолько хорошо, что я приехал второй раз (смеется).

Я с теплотой вспоминаю эту работу. Все получилось удачно, когда Евгений Жозефович Марчелли пригласил меня сюда на «Режиссерскую лабораторию». Наше сотрудничество оказалось настолько приятное, теплое, атмосферное какое-то, что мы решили посотрудничать еще. И потом, когда Евгений Жозефович уволился, не важно, как это произошло, я думал, что уже все, не будет нашего проекта, и был приятно удивлен, когда мне позвонил Михаил Анатольевич Андреев (художественный руководитель Драмтеатра - прим. «Нового Калининграда.Ru») и предложил поставить здесь спектакль.

- Как изменился театр с тех пор, на твой взгляд? Предыдущую работу ты ставил при Марчелли.

- Дело в том, что когда я делал «Беспощадна, как сердце», здесь параллельно практически не было спектаклей, поэтому актеры были свободны, готовы работать. Сейчас я приехал сюда, когда «Терроризм» (спектакль питерского режиссера Сергея Щипицина, входящий в проект «Режиссерская лаборатория» - прим. «Нового Калининграда.Ru»), только выходил на сцену, поэтому мне мало удавалось репетировать с актерами, они были загружены. Спектакли шли один за одним, и актеры немножко подустали.

Еще изменилось внешнее наполнение театра, добавились афиши, реклама, пишут в интернете. То есть, я вижу, что театр развивается. Уверен, что и при Евгении Жозефовиче он бы не стоял на месте. Но и сейчас изменения заметны. Но вот только актеры загружены. Они сами по этому поводу переживают.

- Зато востребованы.

- Вот тут как раз нужна какая-то золотая середина, которую сложно найти. Работы много - они жалуются, устают. Работы мало - они жалуются, говорят: «Мы хотим работать». Мы с Михаилом Анатольевичем (Андреевым - прим. «Нового Калининграда.Ru») говорили на эту тему, и он понимает, что немного «загнал» актеров. Со следующего года все будет, наверное, нормально.

- Спектакль «Куклы», который ты предлагаешь калининградцам, уже ставился тобой в Актюбинске. Где еще?

- Изначально он был поставлен в московском Театре на Юго-Западе, где я его увидел, когда учился. Это был 2005 год, по-моему, тогда эта пьеса и настолько меня поразила и показалась близкой мне, моему видению театра, что я решил поставить ее годам к пятидесяти.

Но так получилось, что в Актюбинске, где я работал режиссером, полностью обновили и перестроили театр. Затратили огромные деньги. И на открытие этого театра должен был приехать президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, и для открытия нужна была постановка. Позвонили мне и сказали, что это должен быть масштабный спектакль, такой, какого еще не было в Казахстане. Я ответил, что у меня есть пьеса, которую я представляю в такой постановке, но, наверное, она не совсем готова у меня в голове. И услышал – приезжай, делай. Так появились «Куклы» в Казахстане. Теперь, когда я уже «размял» этот материал, где-то доволен работой, где-то нет, готов ставить его в другом месте.

- Не все идеи смог воплотить в предыдущей постановке?

- Да, конечно. Здесь практически совсем другой спектакль, другие костюмы. В чем-то схожи только декорации и стенография.

- Но получается, что один материал, который у тебя есть, ты можешь ставить в городе «А», в городе «Б», в городе «С». Получается такой «универсальный бутерброд», не уникальный материал.

- Я понял. В этой пьесе - «Куклы» - ближе к концу спектакля… Я не хочу раскрывать всю интригу, но там все говорят о куклах, о куклах, о куклах, потому что эти куклы колесят по всему миру. Но! И в этом интрига, все это перекликается не только с куклами, которых привез Пигмалион, но и с самим спектаклем, который мы в данный момент ставим на сцене. То есть для меня это, наверное, как раз тот универсальный спектакль, который можно сделать в любом городе.

- Ты говорил: «В моем понимании этот спектакль воплощает сегодняшний современный театр». На твой взгляд, «сегодняшний современный театр» - какой он?

- Современный театр, во-первых, подразумевает какого-то синтетического актера, который умеет петь, танцевать, пластически двигаться. И вот как раз такими являются сегодняшние молодые выпускники. И это основной для меня фактор при выборе человека на роль, чтобы он умел делать все: висеть где-то под колосниками, кувыркаться, падать, петь.

Современный театр не должен заставлять зрителя расслабиться ни на минуту. Потому что все, что люди видят по телевизору, это не заставляет людей ходить в театр. Часто я наблюдаю такую картину: замечательный спектакль, прекрасная постановка, но ритм спектакля заставляет людей скучать и они говорят – нет, лучше я дома посмотрю какой-нибудь триллер, боевичок или еще что-нибудь, что позволит быть в напряжении.

Современный театр, когда мы все-таки что-то хотим сказать, а не просто показать картинку и оставить зрителя равнодушными. Современный театр тот, куда зрители приходят как в храм, чтобы испытать новые чувства, давно забытые в наше механическое время.

- Актеры в спектакле «Куклы» несколько вычурны, нарочито театральны…

- Совершенно верно. Это и было моей задачей - масштабировать и преувеличить. Я всегда говорю: «Наигрывайте, не бойтесь этого». Но, опять же, о пьесе можно говорить тогда, когда знаешь финал. То есть, надо досмотреть до конца, чтобы понять причины.

Даже скажу так: люди становятся роботами и они штампуют свои актерские способности и это уже не есть живая человеческая игра, а роботы (куклы) становятся человечными. И эта подмена, когда мы не понимаем, кто есть живой человек, а кто нет. Куклы стремятся к тому, что есть у людей, к их душе чувствам, а людей загнанность системы заставляет жить по режиму, распорядку… Может я, конечно, говорю за всех неправильно, но часто я наблюдаю, что нет свободы. Свободы делания того, что я хочу. Вместо этого я вращаюсь в системе, и не понятно, где моя личная - частная - жизнь.

- Где-то ты говорил: «Нас начинает поглощать все механическое, интернет…». Ты считаешь интернет «злом»?

- Интернет – это прекрасно, это замечательно, но все в меру. Я могу привести пример реальной истории: у меня есть знакомая, которая 3 года любит молодого человека по интернету, не видя его в живую. Это настолько распространено сейчас, что люди влюбляются в интернете, но я не могу этого понять. Планируют какое-то свое будущее, чуть ли уже не браки заключают. И это их устраивает. Может они никогда друг друга и не увидят. Они будут расписаны по интернету. И, наверное, и детей так же будут заводить. Все хорошо в меру.

- Говорят, спектакль близок людям актерской профессии, потому что там описывается «система» театра.

- Я бы не сказал, что только актерской профессии. Для актера любая тема должна являться цепляющей. Я думаю, все то, что мы хотим сказать, очень близко как актерам, так и любому человеку. Я не знаю, получится ли это сделать или не получится, но мы стремимся к этому. Задача это не очень простая. Как раз актеры более взрослого времени уже находятся в этой системе, и появляется возможность не то что вырваться из нее, а просто рассказать о ней, заставить задуматься своих же партнеров и зрителей.

- У тебя разновозрастной состав актеров, занятых в спектакле, бывает ли актерам, уже состоявшимся и именитым тяжело услышать человека, режиссера, который моложе, который пришел из другого времени?

- Мне было легко работать и с молодыми актерами и со взрослыми. И мы легко находим общий язык. Тирания для меня в театре вообще не приемлема. И это всегда находит какое-то отталкивание. Если режиссер работает на крике, то я не понимаю как я - актер - могу сделать что-то нормальное. Когда на меня целый день кричат и заставляют делать то, с чем я не соглашаюсь. У меня подход другой. Благодаря, наверное, моим педагогам: Валерию Беляковичу, Михаилу Скандарову - педагогу ГИТИСа, Александру Шалвовичу Пороховщикову, низкий ему поклон за все, что он сделал для меня… их много, всех не перечислишь, я работаю с актерами индивидуально. Не понимаю, как можно собрать всю труппу и при всех сказать: «Ты, Василий Павлович, сегодня "наложал"». Я лучше подойду и тихонько один на один это скажу, и мы это исправим.

Мне кажется, что актеры довольны нашей совместной работой. Но я, во всяком случае, однозначно пока доволен. Что из этого получится – опять же не знаю.

- Вопрос коммерциализации театра, его окупаемости. Когда зритель голосует, грубо говоря, ногами за спектакль. Когда получается дилемма: с одной стороны театр должен воспитывать зрителя, с другой стороны зритель смотрит то, что хочет видеть.

- Буквально неделю назад отвечал на этот вопрос. Смотрите. Я прихожу в театр. Как режиссер. У меня есть свое видение спектакля. То, что упускается чаще всего. Я пришел, увидел новую форму, новый взгляд и я как режиссер часто не понимаю то, как на эту форму будут смотреть простые зрители.

Поэтому, когда мы разговаривали с Михаилом Анатольевичем Андреевым по поводу моего приезда сюда, мы обговорили, что это должен быть успешный коммерческий спектакль. Это не значит - «попса». Но спектакль, на котором ты как зритель непонятно зачем нужен – это не правильно. Люди просто уходят. И это в большей степени зависит от режиссера. Он должен понимать зрителя, допустим калининградского. Хотя, всего понять, конечно, не возможно.

- То есть, ты можешь дать гарантии, что этот спектакль будет коммерчески успешным? Если ты говоришь, что были поставлены условия сделать его таковым, и ты взялся за эту работу?

- Это были не условия, а рекомендации.

- Но это смелое заявление.

- Да. Поэтому я боюсь сказать «гарантирую». Этого никто не может гарантировать. Мне бы хотелось, чтобы это было так, а вот будет ли он таковым, это покажет время. Я стремлюсь к этому, и все актеры стремятся, и все в театре желают, чтобы это было так. А вот получится ли он таким, это будет видно 27 апреля, на сдаче спектакля.

- Не на премьере для зрителей, а на сдаче? Почему?

- Я думаю, на сдаче будет уже многое понятно. Поэтому я очень хотел, чтобы мы спектакль сдали пораньше.

- Но там будут присутствовать только свои, не будет зрителя, который заплатил за это деньги. Вряд ли такая аудитория будет объективна.

- Вот поэтому, и, наверное, не надо об этом писать, я буду присутствовать в зале и следить за реакцией зрителей. И вот тут уже, куда не денься, видно по человеку, по его эмоциям, что его цепляет, а что нет. И тогда до 29 числа, до премьеры еще можно что-то изменить.

- Что можно изменить в уже готовом спектакле?

- Например, первые сцены спектакля, которые меня как зрителя напрягают немного… Хотя я целенаправленно хотел этого в данном спектакле. Чтобы пьеса имела развитие. Это как постановки Романа Григорьевича Виктюка. У него тоже в первые 40-50 минут уходит пол зала со спектакля. Потому что это медленное такое раскачивание сюжета. Здесь так же.

- Сейчас в каждом спектакле обязательно кто-нибудь раздевается. Откуда эта фишка?

- Это привлечение зрителя.

- То есть, ты хочешь сказать, что если зрителю не показать обнаженную натуру, то ему чего-то не достанется?

- Это зависит от спектакля. Есть спектакли, где это нелогично и сделано именно для общественного резонанса: посмотрели, рассказали друзьям и подругам и потом все пришли посмотреть на эту актрису. Это видно сразу. А иногда это бывает необходимо, чтобы показать образ и раскрепощенность актера. Для любого актера каждая роль должна быть стриптизом души, а для этого надо уметь раздеться на сцене, я считаю.

- Кто сейчас ходит в театр?

- Смотря где. В Москве это люди состоятельные, культурные и образованные. Проще в том, что город большой, людей много, поэтому много и театралов. И они знают, что в этот театр надо сходить на это, а в тот на это и сами выбирают.

Один из моих любимых театров возле дома Станиславского, где очень разная публика. Там дешевые билеты - по 200-300 рублей, небольшой зал на 60-100 мест. То есть, все могут себе позволить. А в «Современнике» больше состоятельная публика.

В Калининграде есть люди, которые любят театр, есть люди, которые любят определенного режиссера. Сложно угадать, кто придет.

Так же в Москве открыты «Театр DOC», «Центр драматургии и режиссуры». Это театры, направленные на молодежь, где новая форма, новый язык.

- Какой?

- Сленговый.

- Вариант «Камеди-Клаб» в театре?

- Нет. Не для того, чтобы посмеяться, а для того, чтобы на знакомом языке рассказать свою историю. Ту, которая будет интересна молодежи.

- Вернусь к «Куклам», в чем идея цветовой гаммы костюмов: белый, красный, черный?

- Это штрих, особая форма, которую мне бы хотелось предать этому спектаклю, чтобы разделять одних от других и чтобы при этом все было в цветовой гамме.

- Ты целенаправленно упрощаешь задачу зрителя?

- В этом спектакле мне надо было отделить людей от кукол. Костюмами, масками. Мне хотелось делать спектакль цветным, но не усложнять, итак много важной информации, которую должен получать зритель. Вот в «Беспощадна, как сердце» у меня были другие задачи, и картинка была другой.

- Удастся ли калининградскому зрителю увидеть «Беспощадна, как сердце» снова?

- Думаю, да. Меня уговаривают перенести его на большую сцену. Не знаю, будет ли это возможно. Там важна камерная атмосфера, когда видны даже незначительные эмоции. Но думаю, я позволю себя уговорить, и спектакль можно будет увидеть со следующего сезона.

- Как долго ты будешь здесь, вместе со спектаклем «Куклы»?

- До шестого мая. Я вообще считаю спектакль состоявшимся к седьмому-восьмому показу. Потому что все равно, какие-то изменения происходят с приходом зрителя. Это мой тринадцатый или четырнадцатый спектакль..

- В жизни?

- Да. И все предыдущие спектакли я как-то знал реакцию зрителя. Вот сейчас я не знаю вообще какая будет реакция. Но я шел на это. Я понимал, что предугадать будет сложно. То ли это будет настолько плохо, что за первые 40 минут все уйдут, то ли… Сложно предугадать.

- Волнуешься?

- Конечно, волнуюсь.

Текст - Виктория Борисова, фото - Алексей Милованов