«Виноват только Гитлер»: в драмтеатре поставили спектакль о Нюрнбергском процессе (фото)

К очередной годовщине штурма Кёнигсберга в Калининградском драмтеатре поставили «Нюрнберг» (16+). И, кажется, спектакль оказался куда более своевременным, чем рассчитывали его создатели. «Новый Калининград» побывал на премьере, обернувшейся скрупулёзным размышлением о банальности зла.

«Генерал! Вы знаете, я не трус. / Выньте досье, наведите справки. / К пуле я безразличен. Плюс / я не боюсь ни врага, ни ставки. / Пусть мне прилепят бубновый туз / между лопаток — прошу отставки! / Я не хочу умирать из-за / двух или трёх королей, которых / я вообще не видал в глаза», — калининградский «Нюрнберг» начинается с «Письма генералу Z» Иосифа Бродского, написанного много позже исторического судебного процесса. Его главный герой — солдат, отказывающийся воевать. В спектакле эти строки звучат на развалинах Европы после Второй мировой войны. Под ногами актёров хрустят обломки зданий, в мозаике которых угадывается «Герника» Пабло Пикассо — пожалуй, самое известное в искусстве высказывание против насилия. Столы, стулья и коробки с документами для сотрудников Нюрнбергского процесса стоят прямо на крошеве руин. Зрителей посадили вокруг них, на расстоянии вытянутой руки, сделав участниками (соучастниками?) событий. Пространство до отказа наполнено звуками: многоголосьем печатных машинок, шёпотом переводчиков, шуршанием бумаг, на которых нацистские преступления перемолоты в буквы и цифры.

В основе спектакля — пьеса юриста и историка Александра Звягинцева, в своё время переквалифицировавшегося в писатели. По его роману «На веки вечные» в этом году должен выйти исторический блокбастер «Нюрнберг» (12+), где роль Дворца правосудия исполнила бывшая биржа Кёнигсберга. На сцене драмтеатра обратились к его «Нюрнбергскому вальсу» — истории любви советского разведчика Дениса Славина и переводчицы французской делегации, белоэмигрантки Ирины Гагариной. Оба русские, из одного поколения, но он — из красных, она — из белых, и, вероятно, их отцы могли стрелять друг в друга в Гражданскую войну. Анонс спектакля обещает показать крупным планом любовь, не допустимую по идеологическим причинам, но, к счастью, режиссёр Евгения Колесниченко оставляет все сантименты, достойные сериалов на телеканале «Россия 1», на задворках повествования.

В фокусе — хроника суда. Речи обвинителей, допросы подсудимых и показания свидетелей сплетаются в попытку осмыслить, как человечество допустило страшнейшую трагедию в своей истории и способно ли учиться на ошибках. А ещё — в размышление о соблазнах конформизма и границах личной и коллективной ответственности. «Что я мог изменить? Я всего лишь спускал приказы», — оправдывается один из членов нацистской верхушки. Собственно, никто из подсудимых вины не признаёт: должностей не помнят, о массовых убийствах не знают, про газовые камеры в концлагерях не в курсе. Самих нацистов на сцене мы не видим. Роли Риббентропа, Геринга, Кейтеля, Кальтенбруннера примеряют на себя многочисленные переводчики и переводчицы — чеканят речи в такт пишущим машинкам (на заднике то и дело появляются выжимки этих спичей: «Виноват только Гитлер», «Это не документ, а явная фальшивка», «Я не верю в справедливый суд победителей над побеждёнными»). Вытравленный психологизм не умаляет трагедии, наоборот, обнажает нерв и бьёт под дых. Монологи участников процесса сменяются документальной хроникой, но и это не превращает спектакль в выразительное чтение энциклопедии: исторические записи появляются ровно там, где самая тонкая актёрская игра наверняка выглядела бы подлогом. «У нас было одно желание: чтобы кто-то из нас остался в живых и мог рассказать миру о том, что такое нацистский концлагерь», — звучит запись голоса бывшей узницы Освенцима, француженки Мари Клод Вайян-Кутюрье сразу после допроса одной из героинь пьесы. Художественное и документальное в «Нюрнберге» сбиты так плотно, что иголки не подточишь.

На суде советская делегация представляет видеохронику нацистских зверств, но немцы уверяют, что с правовой точки зрения фильм не может служить доказательством, ведь он снят русскими, а им «ничего не стоило прикончить сотню‑другую немецких военнопленных, а потом напялить на них русскую военную форму». Пытаются оправдать нацистов и их прежние приспешники — интеллигентные люди, искренне очаровавшиеся «великими идеями», реализацией которых, по их мнению, занялись бесталанные исполнители. «Человечество давно нуждалось в очищении от накопившейся за тысячи лет скверны», — уверен философ, в доме которого оказываются Славин и Гагарина. Он угощает их чаем, с добротой относится к прислуге, разбирается в музыке, и главные герои никак не могут объяснить себе, почему же этот, казалось бы, милый человек поддержал гитлеровский режим.

Спойлеры в сюжете «Нюрнберга» вряд ли возможны — финал давно написан историей. И делать спектакль по её урокам — скользкий путь, по которому легко скатиться на какой-нибудь броневичок и заговорить лозунгами. Авторам калининградской постановки удалось найти интонации, не позволяющие давать простые ответы на сложные вопросы. Да, война окончена, виновные наказаны, но не спешите предоставлять прошлому погребать своих мертвецов. «Нюрнберг» (в кавычках и без них) становится не только приговором всем обвиняемым, но и разоблачением каждого из нас.