Ханна Арендт. Иным словом

В эту пятницу в Калининграде отмечают 110-летие со дня рождения Ханны Арендт — философа, публицистки, журналистки и уроженки Кёнигсберга. В БФУ имени Канта, в музее «Фридландские ворота», в арт-платформе «Ворота» проходят мероприятия в память о писательнице, открывается скульптура  «Окаменение» израильско-голландского автора Рама Кацира. Историк Илья Дементьев написал свою собственную поздравительную открытку Ханне Арендт.

«Ведь небо в городе, в котором она выросла и к которому была привязана с интимной доверительностью, было слишком пасмурным, а сама она — уже очень нелюдимой и погружённой в себя. Она знала о многом — благодаря опыту и недремлющему вниманию... Возможно, что её молодость выбьется из этой заколдованности и её душа под каким-то иным небом познает возможности самовыражения и расслабления и тем самым преодолеет болезнь и блуждания, научит терпению и простоте и свободе органического роста».

Восемнадцатилетняя Ханна Арендт пишет эти строки в апреле 1925 года в кёнигсбергском доме отчима на Бузольтштрассе, 6. В машинописной копии эссе рукой Ханны Арендт сделана пометка: «Написано для М.Х.» — для Мартина Хайдеггера, марбургского профессора юной Ханны. Называлось эссе «Die Schatten», то есть «Тени». Хайдеггер получил этот текст и ответил письмом, датированным 24 апреля того же года: «"Тени" отразили твою среду, время, форсированное созревание юной жизни...»

За прошедшие девять десятилетий слишком многое познали и этот город, и юная искательница иного неба, и влюблённый в неё профессор. Тени отражали и время, и место. О времени сказано немало, присмотримся к месту.

Улица, на которой прошла юность Ханны Арендт, была названа в честь Кристофа Вильгельма Бузольта (1771—1831) — педагога и общественного деятеля, вдохновлявшегося примером великого швейцарца Песталоцци. Он был владельцем Луизенваля — парка, которому он, примерный семьянин, дал имя своей супруги.

После того, как мрачная тень нацизма опустилась над родным городом Ханны, она больше не бывала в нём. Как и город, парк Луизенваль при советской власти получил имя Михаила Калинина. Парк культуры и отдыха имени М.И. Калинина. Культуры и отдыха. Отдыха имени Калинина. Отдохнув, имя Калинина исчезло, растаяло в дымке над парковым ручьём. И теперь есть просто Центральный парк — всё равно что парк Безымянный.

Улица Бузольта, познавшая тревоги и чаяния юности Ханны, тоже обрела новое название — Ермака. Не знаю, проведала ли о том сама Ханна, жившая уже под иным небом, за океаном, но высший символизм этого крайне странного города есть и в таких — случайных, казалось бы, — переименованиях. Куда закатилась память о наивном ученике Песталоцци! Улица имени покорителя Сибири, обласканного Иваном Грозным, в городе имени всесоюзного старосты, обласканного Иосифом Сталиным.

Истоки тоталитаризма — не где-то там, далеко, в недремлющем историческом опыте прошлых поколений. Они всегда рядом — они таятся в нашей глухоте к гению места, в нашей слепоте к окружающей красоте, в нашей немоте в тёмные времена. Среди теней Грозного и Сталина небо над родной улицей юной мечтательницы в городе, где, увы, до сих пор под покровом ночи порою напоминает о себе зловещий символ нацизма, сохраняет свою пасмурность.

А надо-то — всего ничего. Вслушаться в зов чутких к боли этого мира людей. Всмотреться в листву окружающих деревьев. Сказать слово утешения страждущему, не смолчать рядом с несправедливостью, не солгать в момент трудного выбора. Помнить и вспоминать тех, с кем мы связаны одним небом.

Вдруг из этой заколдованности можно выбиться и под этим небом. И познать возможности самовыражения. И преодолеть болезнь и блуждания. И научиться терпению, научиться простоте, научиться свободе органического роста.

...В радиусе нескольких сотен метров от дома Ханны сегодня причудливый набор монументов — по кругу против часовой стрелки: Александр Пушкин, Карл Маркс, барон Мюнхгаузен, Владимир Высоцкий, земляки-космонавты, Вуди Аллен, Вальтер фон дер Фогельвейде. Нет другого такого города в мире, где классик миннезанга соседствует с основоположником исторического материализма, барон-фантазёр — с советскими космонавтами, четырёхкратный обладатель премии «Оскар» — с солнцем русской поэзии.

Быть может, сочувствие к человеку — общий знаменатель для фигур, охраняющих по кругу место форсированного созревания юной жизни Ханны Арендт. Прикосновение божественного глагола до чуткого слуха, восхищённый взгляд на маленькую планету из открытого космоса, трезвый анализ бессердечия охваченного потребительством мира.

Только в таком городе могла родиться Ханна Арендт. Даже пасмурное небо над ним не может помешать взыскующей интимной доверительности душе, откликнувшись на доносящееся издалека слово сочувствия, выбиться из заколдованности. Терпение и простота. С днём рождения, Ханна!

Текст — Илья Дементьев, историк. Фото — Арндт Бек.

[Цитаты из писем приводятся по изд.: Ханна Арендт, Мартин Хайдеггер. Письма 1925—1975 и другие свидетельства / пер. с нем. А.Б. Григорьева. М.: Инст-т им. Гайдара, 2015. С. 21, 25, 27.]

[x]