Кэнди Далфер: «Люблю смешивать музыку и публику»

Я совершенно спокойно отношусь к тому, что меня называют самой известной женщиной-музыкантом. Мне это даже нравится. Но, конечно, было бы еще приятнее, если бы не делали никаких специальных, гендерных акцентов. Я в первую очередь музыкант, это важнее. С другой стороны, мне приятно, когда говорят, что я знаменитая женщина, играющая на саксофоне, ведь он традиционно считается мужским инструментом. Может быть, услышав такой комплимент, девушки начнут активнее приходить в музыку. Мне хотелось бы, чтобы в музыке было больше женского начала. Я люблю пробиваться в «мужские ряды», стоять на сцене с мужчинами. 

Раньше девушкам-музыкантам было тяжело добиться своей цели, стать популярными. И это касалось не только музыки - так исторически сложилось, у нас мужской мир, мужчины занимают больше лидирующих позиций, они друг другу помогают, создают надежные тылы, поэтому нам, женщинам, было намного сложнее. Но сейчас уже нет этой проблемы. Вот, например, мне 40 лет и у меня никогда на сцене не было проблем с мужчинами. Максимум иногда кто-нибудь из них может возомнить себя мачо, но, в принципе, никогда никто не мешал мне играть только потому, что я другого пола. Поэтому, если девушка говорит, что у нее не получается пробиться на сцену, то это не обязательно препятствия со стороны мужчин – где-то просто лень. Для того, чтобы заявить о себе, надо много работать. К сожалению, некоторые воспринимают сцену, как подиум, где можно лишний раз продемонстрировать свои наряды. Тем же, у кого есть искреннее желание творить, я советую идти вперед, потому, что технически мы можем исполнить все то же самое, что и мужчины. Это не проблема, главное идти вперед и не останавливаться на достигнутом. 

Когда мне было 6 лет, отец (Ханс Далфер, известный голландский саксофонист, - прим. ред.) дал мне в руки саксофон, и я сразу же начала с ним спорить. Тогда во избежание конфликтов он отправил меня к другим учителям. Он никогда не преподавал мне каких-то специальных уроков, но я многому у него научилась, многое переняла. Он дал мне энергию, любовь и радость от общения с музыкой. 

Мой отец – очень сильная личность, но он никогда не пытался навязать мне свою точку зрения, командовать. Наоборот, всегда подбадривал, хвалил мою музыку, говорил: «Ты лучшая, ты клевая!». Я очень это ценю. 

Многие не верят, когда я говорю, что совершенно равнодушна ко всем этим номинациям, премиям, «Грэмми». Но это, и правда, никогда не было моей целью. Я всегда мечтала играть на саксофоне. У меня перед глазами всегда был авторитет - мой папа. Единственное, чего я хочу, это просто играть на сцене с лучшим коллективом и постоянно совершенствоваться. Это самое главное. Я никогда не смогу сказать, что достигла какой-то вершины потому, что здесь нет предела совершенству. 

Я выросла в таком доме, в котором все музыкальные стили и направления были перемешаны. Мы слушали все возможное - джаз, фанк, Джеймса Брауна, латино, фьюжн, r’n’b. Разве что только классику и диксиленд не слушали. Я с этим выросла и поэтому не могу остановиться на каком-то одном стиле. Мне самой нравится смешивать эту музыку, и, думаю, я была бы глубоко несчастна, если бы была вынуждена зафиксироваться только на джазе, например. Я играю практически все – от блюза до r’n’b, потому что мне хочется смешивать не только стили, но и публику - американцев, индейцев, русских, голландцев, всех людей на этой планете. Думаю, если бы у меня была музыка, которая бы нравилась только голландским блондинам, это было бы скучно. 

Саксофон, конечно, не единственная страсть – я немного играю на ударных. Но, наверное, ленива, потому что в этой области не достигла каких-то выдающихся результатов. Мне просто нравится иногда посидеть за установкой. Ну, и еще я пою. Практически столько же времени, сколько играю на саксофоне. Мне кажется, что пением можно завоевать больше аудитории и передать те эмоции, которые невозможно передать одной только игрой на саксофоне. 

Если бы у меня была возможность создать коллектив, о котором мечтаю, то он состоял бы из 100 музыкантов, не меньше. Я люблю большие формы. На духовой секции у меня были бы Масео Паркер, мой отец и Сонни Роллинз. А в барабанщики я бы взяла талантливого парня по имени Отис Финч (Отис «Кэнди» Финч — музыкант, выступавший в составе бигбэнда Диззи Гиллеспи, род. в 1932 г., умер в 1982 г., - прим. ред.). Моя мама познакомилась с ним за год до моего рождения. Отис был очень славным парнем, вот почему люди называли его Кэнди - "Конфетка". Я не была с ним знакома, но знаю, что он был великолепным музыкантом, и чувствую, что между нами есть какая-то связь. Не удивительно. Меня даже назвали в честь него. Изначально у мамы было два варианта имени для меня – Лили и Кэнди. Но после знакомства с этим парнем она решила дать мне имя Кэнди. А потом в моем репертуаре появилась «Lily Was Here». 

Конечно, у нас есть определенная программа, с которой мы выходим на сцену, но очень многое зависит от публики. Я всегда обращаю внимание на то, что происходит в зале, на то, как люди реагируют, и подстраиваюсь под них. Если я хочу в данный момент исполнить балладу, но вижу, что публика хочет танцевать, то, конечно, стараюсь быстро перестроиться. Здесь очень важно, чтобы твой коллектив тоже все понял и поддержал тебя. А то есть такие музыканты, у которых все заучено, все по нотам, по списку и в такие моменты они начинают паниковать. Поэтому для меня важно, чтобы мои музыканты имели способность к импровизации. Для меня возможность импровизировать и быстро переключаться в программе делает такие концерты особенными. Это самое большое удовольствие, которое можно получить.