«Жаль, не получится пошатать режимчик»: интервью Егора Чернюка, покинувшего РФ

Координатор штаба Навального* в Калининграде, 20-летний Егор Чернюк покинул Россию после того, как его принудительно доставили в военкомат, а Следственный комитет возбудил уголовное дело за уклонение от армии. Региональный штаб оппозиционного политика Чернюк возглавил в начале июля 2017 года и меньше чем за год стал лидером уличных протестных акций калининградской молодежи, героем фильма Андрея Лошака «Возраст несогласия», попал в спецприемник за кампанию по бойкоту выборов и в список номинантов на премию Бориса Немцова. Сейчас молодой человек находится в одной из Европейских стран, ожидая получения визы США. В интервью корреспонденту «Нового Калининграда» Егор Чернюк рассказал об обстоятельствах поспешного отъезда за границу, о том, чем он собирается заняться в Штатах, о желании стать новым Павлом Дуровым и о том, как благодаря Алексею Навальному он полюбил Россию.

 — В какой момент ты понял, что оставаться в России больше не можешь?

 — В военкомате, куда меня отвезли 19 апреля сотрудники центра «Э», поставили ультиматум: либо подписываешь бумагу и ложишься в психиатрическую больницу на обследование, либо отказываешься — и едешь в Следственный комитет. В итоге я согласился получить повестку в СК и отправил скан Ивану Жданову (руководитель юридического отдела Фонда борьбы с коррупцией** — прим. «Нового Калининграда»). Через двадцать минут приходит сообщение: «А ты не хочешь сегодня уехать [из страны]?». Это был тот момент, когда я понял, что пора валить. Скорее всего, мне бы 20 апреля дали подписку о невыезде, и там уже гораздо сложнее выехать из России.

Первый раз в Следственном комитете я побывал на следующий день после дня рождения — 7 марта. Там у меня спрашивали, кошу я от армии, или нет. Самое интересное, что мне в СК сказали, что я годен, хотя на самом деле это не так. Я так и не понял, откуда у меня категория «А», если в 2015 году при прохождении медобследования перед получением приписного, категорию мне не ставили. Тогда мне сказали, что я должен проверить почки. Позже я утонул в бюрократии, повел себя безответственно по отношению к своему здоровью и попросту забил. В итоге степень пригодности к воинской службе мне так и не присвоили.

А следователь меня предупредил: либо я показываю бумаги, которые подтверждают, что у меня есть болячки, либо я пользуюсь 51-й статьей Конституции РФ, и он возбуждает уголовное дело. Давать показания я отказался, в СК молчали, и я даже спокойно слетал на несколько дней в Сингапур отдохнуть, вернулся и спустя какое-то время узнал об уголовном деле.

 — Тебе сейчас двадцать. Некоторые думают, что ты намеренно пару лет уклонялся от армии.

 — Повестки мне в первый год [после наступления совершеннолетия] вообще не приходили. А когда стали приходить, где-то в мае 2017 года, я просто пользовался юридически обоснованной возможностью не приходить по этим повесткам. Я в них не расписывался, ведь это просто бумажка.

Своего скептического отношения к воинской службе никогда не скрывал. Служба в армии в двадцать первом веке в России — это самый непродуктивный способ провести год своей жизни. Это тотальный регресс. К тому же я имею медицинские основания не идти в армию. Но я прекрасно понимал, что поскольку я являюсь координатором штаба Навального*, меня признают годным к службе, а судиться с ними — сложно. Во время судебного процесса, скорее всего, я бы не смог выезжать в Литву и Польшу на экзамены, а мне очень важно было их сдать для поступления.

 — Границу легко прошел или были проблемы?

 — Это жесть, просто жесть! Было очень напряженно. Во-первых, существовала вероятность, что мне дадут подписку о невыезде до того, как я приду в Следственный комитет. А на российской границе водителю стали задавать странные вопросы, вплоть до того, в какой год по китайскому календарю он родился.

На меня сотрудница пограничной службы долго смотрела, а потом вызвала по рации главного. Он приходит, и они начинают шептаться за стеклом. Потом этот начальник берет фотоаппарат и фотографирует меня. Я стал спрашивать, что случилось, какие-то проблемы? А он отвечает: «Да, у вас серьезные проблемы». Думаю, все, конец — сейчас заеду к фейсам (сотрудникам ФСБ — прим. «Нового Калининграда»), те в СИЗО меня повезут, будут пытать. В общем, все как у нас любят. Через некоторое время начальник выходит из будки, задает пару вопросов и просит паспорт, а у меня там сторублевая купюра случайно оказалась. Кажется, они подумали, что я тайный покупатель в универмаге и провоцирую их на взятку. Я извинился и попросил, чтобы они не думали ничего такого. И тут мне ставят штамп. Это было самое большое облегчение в моей жизни.

 — Как родственники отнеслись к твоему решению уехать из страны?

 — Когда меня повезли в военкомат, я отцу сразу написал. Тот сказал: «Давай собирайся». Он понимал, что происходит, и нормально отнесся к моему решению. Мне тоскливо бывает, что я нормально с людьми не попрощался, с городом, с бабушкой. Ближайшие лет пять их не увижу. У уголовного дела за уклонение от армии, насколько я знаю, срок давности два года, но неизвестно, смогу ли я через два года вернуться.

 — Ты уже почти неделю находишься в Европе. По России не соскучился?

 — Как я и сказал ранее, немного тоскливо, что пришлось из России таким образом уезжать. Я, в принципе, понимал, что мне придется уехать на учебу в конце июля примерно. Но, к сожалению, пришлось так впопыхах уехать. Пытаюсь получить американскую визу. Это не так просто сделать в третьей стране, даже если ты в университет поступил.

 — Где будешь учиться в США?

 — В Суортмор колледже, недалеко от Филадельфии. Это вуз для задротов, весьма престижный, академически ориентированный университет. Буду там изучать computer science и экономику, чтобы потом на Phd (доктор философии — ученая степень в США — прим. «Нового Калининграда») поступить и делать исследования в области электронной демократии. Я решил, что это хорошее место. Сам я учился в Чкаловске, и фундаментальных знаний у меня не накопилось, поэтому на данном этапе развития этот университет в США — лучшее место, чтобы построить базис знаний для дальнейшей научной и общественной деятельности.

 — А где ты сейчас, кстати? Чем занимаешься?

 — Живу у друзей, удаленно помогаю штабу, читаю книги про демократические институты. В какой именно стране нахожусь, я сказать не могу. Ну, и в ближайшие несколько месяцев на одном месте я находиться не планирую. Жаль, не получится пошатать так режимчик, как хотелось бы во время Чемпионата мира по футболу.

 — Что ты подразумеваешь под фразой «пошатать режимчик»?

 — С некоторых пор сеть штабов Алексея Навального переформатировалась в региональные штабы, которые будут заниматься расследованиями. Первостепенная задача — это развивать региональную повестку, максимально давить на больные места чиновников. Это очень важно. Мы как раз были в процессе определения тем, которыми стоит заняться в ближайшие несколько месяцев, но из-за моего отъезда этот процесс затормозился. Я сам планирую закопаться в Росреестре, может, удастся что-то интересное найти и сделать расследование, а пока буду консультировать, помогать ребятам из штаба какие-нибудь проекты делать.

 — Уже есть кандидаты на пост координатора?

 — Есть несколько человек из числа волонтеров. Пока не буду говорить, кто это. Я помогаю федеральному штабу сориентироваться среди активистов. Думаю, к митингу [5 мая] с кандидатурой должны определиться.

 — Вопрос о волонтерах. Кто эти люди и почему их тянуло в штаб Навального*?

 — Там были разные люди. Были те, кто пришли, потому что это модно, это тренд, движуха. Они, вероятно, воспринимали себя частью некой новой субкультуры. Ну, как раньше панки были, а сейчас решили за Навального потопить. Были неформалы и бунтари, идейные, как комсомол. Ну а в целом довольно разношерстная публика. Кому-то это могло показаться скоплением фриков, в хорошем смысле фриков. Может, потому, что я отчасти сам фрик и притягивал других. Были ребята, которые стремились узнавать что-то новое; очень думающие люди, которые хотят изменить Россию.

 — Почему, по-твоему, Алексей Навальный так стал актуален и привлекателен для молодежи?

 — Могу сказать, чем он меня привлекает. Я интересуюсь деятельностью Алексея Навального давно, с 2013 года с его мэрской кампании в Москве. Мне нравится в Навальном то, что открытый, что он простыми словами говорит о правильных вещах, прописных ценностях, общественных и экономических свободах. Ну а больше всего меня привлекали его харизма и искренность. Несмотря на все уголовные дела, возбужденные в отношении Навального, он всегда воспринимал это как авантюру. И главное — до Навального в России не было и нет ни одного политика, который бы представлял мои интересы.

Навальный говорит простым понятным языком, поэтому молодых людей он цепляет. И он такой как бы авантюрист, такой типа парень, с которым родители бы не советовали общаться.

И еще важный момент, я всегда хотел жить в США и был мыслями всегда где-то там. Россия меня мало интересовала, и я никогда не связывал с ней свою жизнь. Но с появлением Навального я обратил взгляд на российскую повестку.

 — Некоторые родители убеждены, что Алексей Навальный просто пудрит голову школьникам, которым негде выплеснуть свою энергию, и поэтому они участвуют в протестах. Что бы ты ответил людям, которые считают, что Навальный просто использует молодежь в политических целях, потому что никто другой в него не верит?

 — Во-первых, эти люди, видимо, своих детей за дураков держат. Молодежи нужен был человек-катализатор, который будет выражать ее мнение. На месте Навального мог быть кто-то другой. Если тысячи школьников и студентов поддерживают Алексея Навального — значит, был запрос на изменения в России, на открытый мир, дружбу с Западом.

Молодые люди очень максималистичны, они хотят справедливости. И они видят, что Алексей Навальный справедливость олицетворяет. Он борется с коррупцией, он супергерой для многих. В Навальном молодежь видит возможность реализовать свои мечты. К нам они приходили как раз за этим.

Это заблуждение, когда говорят, что подавляющее большинство тех, кто участвует в митингах Навального, — школьники, которые рвутся на баррикады. На самом деле большинство сторонников оппозиционера — это люди средних лет, у которых есть проблемы и которым надоело текущее положение дел.

 — Кто же тогда выбрал Владимира Путина, что это за люди?

 — С учетом того, что явку искусственно повышали, процентов 40 — это бюджетники и военные, например. Я не спорю, есть какой-то процент населения, которому требуется сильная рука. И это не российская черта, кстати. В США 47% избирателей выбрали Трампа. Такой категории населения требуется маяк, который будет светить и указывать путь.

В России маяк светит не в ту сторону. Но даже с теми людьми, которых нагнали, я уверен, можно и нужно работать. Они голосуют за Путина по инерции. А мы во время кампании указывали на то, что эту инерцию пора преодолевать.

 — Путин получил 76 процентов голосов избирателей. Тебе не кажется, что бойкот выборов, к которому призывал Навальный, в целом провалился?

 — Нет, не кажется. В рамках забастовки избирателей мы прекрасно выполнили свои задачи. Да, краткосрочных очевидных результатов бойкот, возможно, не дал. Однако, дело то даже и не в этом. Забастовка являлась частью большого политического процесса, который мы ведем. Это была прекрасная возможность распространить демократические идеи и прогрессивную повестку среди граждан.

Если посмотреть внимательно, то мы увидим, что на протяжении нескольких месяцев кандидат «забастовка» был главной частью электорального процесса.

Мы единственные, кто по-настоящему агитировал — калининградские волонтеры распространили больше агиток, чем любой другой кандидат. О нас говорили все, за действиями штабов и произволом властей в отношении активистов наблюдали все СМИ. Советую всем прочитать статью экономиста Максима Миронова. Номинально кандидат «забастовка» набрал до 15%. В долгосрочной перспективе забастовка избирателей очень хорошо впишется в учебники истории, как, возможно, одна из многих, но значимых предпосылок к кардинальным и, главное, положительным изменениям в России.

 — Во время кампании Навального силовики оказывали на тебя, как на координатора штаба, довольно сильное давление. Не было желания из-за этого все бросить. Родственники не отговаривали?

 — Отец одобрил мое желание стать координатором штаба и даже помогал его открывать, хотя он от политики отстранен. Отношения стали сложными, когда в дом в Отрадном, где он жил со своей девушкой, приехали 15 человек из разных ведомств. Тогда вот началось. Девушка начала капать ему на мозги и просила его как-то на меня повлиять. А он мне сказать ничего не может, потому что у него такая философия: «Учить тебя жить, Егор, я не буду, потому что сам не знаю как. Это твоя жизнь, и я не имею права в нее вмешиваться».

Но в итоге он меня уговорил все-таки встретиться с сотрудниками центра «Э», убеждал, что они нормальные интеллигентные парни. Его они убеждали, что хотят нам помочь, хотят понимать, что никакие мы не экстремисты. В общем, обычный их нарратив.

 — О чем на той встрече шла речь?

 — Это было в середине сентября. Когда я пришел, то думал, что начнутся какие-то психологические штучки, что они начнут со мной играть, будут вытягивать информацию с помощью каких-то манипуляций. Оказалось, все гораздо проще. Они просто тупо в лоб предложили открыть всю переписку, показать почту, а вопросы задавали с таким серьезным видом, будто я террорист. Например, спросили, согласен ли я отдавать им большую часть приходящих к нам агитационных газет, говорили, что им надо контролировать политический процесс.

А когда я спросил, что будет, если я откажусь, они ответили, что я парень призывной, они меня в армию засунут, и никакой адвокат не поможет. Я, естественно, отказался. Я обо всем этом рассказал отцу, и он увидел всю разницу борьбы между разными политическими мнениями. Тогда он окончательно встал на мою сторону, просто послал их, заметив, что это шантаж, и сказал мне, чтобы я не сдавался.

В декабре, правда, бабушка просила, чтобы я***.io/feature/2017/12/08/arest-vybitaya-dver-palatka-bolezn-vse-priklyucheniya-mihaila-saakashvili-za-troe-sutok" rel="nofollow noopener" target="_blank"> не бастовал как Михаил Саакашвили [на Украине]. Но я ей обещание такое не давал.

 — Накануне президентских выборов тебя арестовали и посадили в спецприемник на 10 дней. Там было сложно? Расскажи об этом опыте.

 — Да, специально перед выборами меня закрыли до 13 марта за организацию в Калининграде «забастовки избирателей». В спецприемнике очень скучно, электроники нет, но можно 15 минут в день пользоваться телефоном. Со мной сидели бывшие зэки, пьяные водители или просто пьяные люди, которых поймали на улице. Кстати, очень показательно, что никто из них не голосовал. Полицейские предлагали принести урны, но все заключенные отказались, каждый подписал бумагу, что отказывается от права отдать свой голос.

Те, с кем я сидел, не то чтобы посмеивались надо мной, но были крайне удивлены, что я тут делаю, называли меня депутатом, инопланетянином, но чаще всего сектантом.

Зато хочу отметить, что сами сотрудники полиции в спецприемнике очень профессионально работают. Это совершенно другой мир. Я даже удивился, что у нас много порядочных профессионалов работает в полиции.

Вообще, поначалу, когда я только столкнулся с полицейскими, мне показалось, что они какие-то злые, но, как оказалось, большинство сотрудников полиции осознают, что их заставляют заниматься каким-то бредом. Взять хотя бы участковых, заваленных бумажками. Им бы преступников ловить, а они красные шарики считают в штабе Навального. Часто жаловались, что много людей уходят из полиции. Как верно подметил Андрей Степаненко, бывший юрист штаба, во время визита Алексея Навального на митинге в оцеплении стоял офицерский состав, свезенный из районов области. На митингах перестали винтить, потому что работать некому. Им теперь легче снять на видео и потом без ошибок протокол составить и закрыть.

 — Во время нашей беседы ты сказал, что не планировал связывать свою жизнь с Россией и собирался развиваться в США. Участие в кампании Навального тебя как-то изменило?

 — Я поверил в Россию, я поверил в людей. До этого я не то что бы был склонен к русофобии, но в целом я с жалостью и как-то по снобски относился к тому, что происходило в стране. Россия — это же не этническая сущность или географический кусок. Для кого-то Россия — это Ландау, Капица, Малевич и Алексей Навальный. Возможно, у меня искаженное представление о России, но такой я ее вижу, ведь для кого-то Россия — это наркоманы в Мурманске.

Я много приобрел в профессиональном смысле и стал лучше разбираться в людях. Я вдохновлен тем, что познакомился с людьми, которые хотели быть частью кампании Навального, несмотря на постоянные проказы со стороны полиции и властей. Эти люди нужны России, и они обязаны быть лидерами общественного мнения и лидерами в политическом плане.

 — Но возвращаться в Россию ты все равно не намерен?

 — Как раз-таки наоборот — я хочу вернуться в Россию. Меня вдохновляет концепция «вернуться и победить». До кампании, до того, как она началась в декабре 2016 года, я действительно особо не видел своего будущего с Россией. Но сейчас, поработав с высокоинтеллектуальными молодыми людьми, которые искренне хотят, несмотря ни на что, изменить свою страну к лучшему, я понял, что хочу быть частью этого, я очень вдохновлен.

Мне хочется изменить Калининград, и я считаю, что это возможно сделать. Сделать так, что он будет на равных конкурировать с Гданьском и другими ключевыми городами Европы. Возможностей много, но они, к сожалению, не реализовываются. Проблема в том, что те люди, которые являются лидерами в Калининграде, не способны создавать, они не знают, что такое эстетика, развитие, прогресс. Мне кажется, нужно этих людей поменять на светлых и умных, которых в России и Калининграде очень много.

Прогресс всегда легче догонять, это интересней. Вот пример с банковской системой. До 1991 года в России ее вообще, по сути, не было. А сейчас что мы видим? В США 70 процентов населения до сих пор используют чеки, когда в России с точки зрения сервиса банковская система одна из лучших в мире

То же самое я вижу с демократическими институтами. И не надо говорить про русский менталитет. Просто люди немножко не верят в себя. И нужно сделать так, чтобы поверили. У людей нет альтернативных источников информации, но интернет уже помогает их создавать. Почему мое поколение вышло на улицы? Потому что появились альтернативные источники информации. И с каждым годом их будет все больше. Хотя я понимаю, что гайки будут закручивать, и сложно предсказать, что принесет следующий срок Путина.

Алексей Навальный, для людей, которые его поддерживают, — не идол, не пуп. Он для них — таран против власти, против истеблишмента, против концепции «апатичной России». Если россияне перестанут быть апатичными, в Россию вернется огромное количество интеллектуалов и появится большое число публичных политиков. Потому что будет поле для развития. Будет возможность созидания. После Навального будут тысячи прекрасных людей, кто сможет стать президентом даже лучше, чем Алексей Навальный. Хотя у него есть свои минусы, с которым я не согласен.

 — Какие, например?

Я не понимаю, почему Алексей Навальный всеми способами отвергал, скажем, сотрудничество с Дмитрием Гудковым и некоторыми другими оппозиционерами. Мне это не совсем понятно, потому что это не совсем соприкасается с концепцией построения гражданского общества. Мне эти вещи не очень нравятся. Я понимаю, почему так происходит, но я это не принимаю, считаю, что так нельзя.

Да, у Алексея Навального большая внешняя цель — сделать Россию лучше. Но еще им движет огромное эго. Мне кажется, такой эгоцентризм не всегда выигрышный.

 — Тебя выдвинули на премию Бориса Немцова. Что думаешь по этому поводу?

 — Я очень удивился, конечно. Неоправданно быть в списке с Павлом Чиковым (известный адвокат — прим. «Нового Калининграда»), Алексеем Навальным и чеченскими ЛГБТ*-активистами. Это большая честь для меня. Но в списке я скорее олицетворяю школьников и студентов, которые выходили на уличные протесты. Тех, кого апатичные сторонники так называемой стабильности называют так называемой «школотой Навального».

 — Первое, что ты сделаешь когда приедешь в Штаты?

 — Есть в некоторых городах районы, которые я хочу посетить. Там я сяду на лавочку, это у меня мечта, поплачу от счастья, потому что наконец-то пришел к своим любимым зданиям, с которыми я себя олицетворял. Я очень люблю архитектуру, и это для меня такая отдушина. Меня с детства интересовало, почему я живу в пятиэтажке в однокомнатной квартире, а средний класс в США живет в просторных уютных домах, таких как в фильме «Один дома». Буду гулять среди обычных американских домов и бродить по городам, в которых мысленно жил и эскапировал из Чкаловска. Первым делом поеду в Бруклин.

 — Тебя кто-нибудь ждет в США?

 — Мне очень много людей написали в соцсетях после фильма «Возраст несогласия» и поста [журналиста, режиссера-документалиста] Андрея Лошака в «Фейсбуке****». Люди готовы предоставить помощь. Это и американцы, и русские, живущие в США.

 — Есть запасной план на тот случай, если не удастся получить американскую визу?

 — Шансы, что мне не дадут визу, на самом деле очень малы. Я же туда студентом еду. К тому же университет уже оплатил учебу. Я немного переживаю, что накладка может возникнуть из-за того, что визу я получаю в третьей стране. Немного по этому поводу переживаю. Ну а если откажут в выдаче визы, то придется учиться в Европе.

 — Ты себя видишь публичным политиком, допустим, пять-шесть лет спустя?

 — Сложно сказать. Мне нравится, как это с технологической точки зрения все устроено. Мне нравится быть частью этого, но быть публичным политиком или нет — все будет зависеть от ситуации. Мэром я бы точно не хотел стать, ведь есть множество других вещей, которые позволяют влиять на общество, даже если ты не политик. Я вот общался со своим другом австрийцем, который рассказывал, что в Австрии и Европе в целом есть интеллектуальное меньшинство, которое себя в политике не видит, потому что там нет поля для развития, там закостенелые институты. Люди влияют на мир через предпринимательство, через IT. А может, кстати говоря, это является новым пониманием политики. Вот, например, Павел Дуров — можно назвать его политиком или нет? Мне кажется, да. И я бы хотел себя видеть следующим Павлом Дуровым. Честно.

Текст — Олег Зурман, фото — Виталий Невар, «Новый Калининград»

* Общественное движение «Штабы Навального» (решение Московского городского суда от 09.06.2021) (дата размещения сведений: 06.08.2021); — Организация внесена Минюстом в перечень общественных объединений и религиозных организаций в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным Федеральным законом от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности».

** Некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией» (решение Московского городского суда от 09.06.2021) (дата размещения сведений: 06.08.2021); — Организация внесена Минюстом в перечень общественных объединений и религиозных организаций в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным Федеральным законом от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности».

*** Юридическое лицо, зарегистрированное в Латвийской Республике, SIA «Medusa Project» (регистрационный номер 40103797863, дата регистрации 10.06.2014) — Организация внесена Минюстом в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента.

**** Facebook — Социальная сеть признана в России экстремистской Тверским судом города Москвы. Запрещена и заблокирована в РФ

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter