Архитектор Никита Явейн: нельзя восстановить Замок на гнилом основании

В 2014 году в градостроительном конкурсе «Сердце города» проект петербургского архитектора Никиты Явейна и его «Студии 44» занял первое место. Определяющим стало его решение по территории бывшего Альтштадта, подразумевающее плотную малоэтажную застройку с сохранением исторической среды и зелёных насаждений. Руины Королевского замка в том проекте Явейн предложил накрыть стеклом, а универсальный зал построить во внутреннем дворе, не задевая сохранившегося наследия. Получился этакий «замок наизнанку». В 2015 году этот проект стал победителем Международного архитектурного фестиваля (WAF) в Сингапуре в номинации «Мастер-планирование. Проекты будущего». В новом конкурсе «Пост-Замок» на проект застройки территории бывшего Королевского замка команда Явейна заняла второе место, уступив калининградцу Антону Сагалю. В этот раз петербуржцы предложили построить по старым лекалам новый Королевский замок, который не будет выглядеть псевдоисторической поделкой, пытающейся ввести в заблуждение относительно своего возраста. Заслуженный архитектор России и дважды призёр «Сердца города» Никита Явейн рассказал журналистам, что он не одобряет в проекте-победителе, почему идеи «Пост-Замка» ему кажутся нереализуемыми и как надо поступать с историческим наследием.

Это не твоё сердце

 — В этот раз вы заняли только второе место. Что вас отделило от победы?

 — Я не знаю, я такие вещи не люблю обсуждать. В первый раз я был первым. Мне кажется, с профессиональной точки зрения наш проект сейчас получше немного, чем тот, что получил первое место. А всякие решения достаточно субъективны. Для меня главное — профессиональное развитие, интерес, который представляет проект. Допустим, наш первый проект стал лучшим Генпланом в мире на Международном архитектурном фестивале (WAF), это значит, что его узнали тысячи людей, он уже идет по всем журналам мировым — вот это первое! Первое место должно быть не первым здесь, а в целом первым. В этом плане наш проект, безусловно, в чём-то первый, я не беру — здесь, там, на этом конкурсе. Он даёт новые какие-то принципы работы над такими структурами, потому что всегда возникает дилемма — либо ты уничтожаешь всю археологию и на её месте строишь некое подобие того, что было. И как это было, допустим, в Варшаве или Петербурге, ты воссоздаешь всё ремесло того времени. Условно говоря, в Петербурге была воссоздана целая отрасль, которая как бы возобновила всю культуру строительства XVIII–XIX веков. Но для Калининграда это абсолютно нереально, и потом это всё-таки полное уничтожение той археологии, которая есть, потому что понятно, что на ней уже ничего не построишь. Либо это строительство чего-то нового. Наверное, часто это можно, но когда речь идёт именно о сердце города, тут какое-то ощущение, что это не твоё сердце, это другое сердце, и приживётся ли оно — это вопрос. В других городах Германии, которые потеряли это сердце и поставили себе новое, не всегда оно приживалось, ну и мне кажется, весь смысл проекта именно в создании естественного сердца, которое похоже на старое и бьётся в унисон со старым, но оно новое. И главное здесь — это сохранение всего подлинного, что там сейчас есть, а без этого уже ничего не приживётся, никакой муляж не проживёт, если мы разрушим то, что там реально осталось.

 — Как думаете, куда всё-таки двигаться городу, в сторону нового футуризма или вспомнить свои корни?

 — Вспомнить корни, конечно, только надо понимать, что корни этого города очень многоплановые и многоисторические — и конца 40-х годов, и 70-х годов, и в архитектуре XIX века, всё это не надо забывать. Смешивать, но ни в коем случае не взбалтывать, как говорил один герой известный. Надо ни в коем случае не пытаться копии немецкой архитектуры построить, поскольку всё равно это будут делать люди с другим сознанием, и они будут пытаться сделать то, как они себе представляют эту архитектуру. Ничего похожего не получится, это будет как минимум немного смешно. Надо пытаться идти между Сциллой и Харибдой, что-то делать новое, но вместе с тем не забывая о родовой системе города, не разрушая её, а встраивая.

 — Как вы считаете, проект-победитель справился с этим?

 — Вообще, я, как и большинство профессионалов, мне кажется, отношусь к нему не очень серьёзно.

 — А что не нравится?

 — Ну, вот в прошлом конкурсе вторую премию получила очень сильная и профессиональная работа, вообще вопросов не было. А здесь… ну поймите правильно, кусочек он как бы воссоздаёт старых объёмов, соответственно, сносит весь археологический слой, поскольку метровую стену не построишь на гнилом основании, её надо снести и построить заново. Рядом строит некие новые футуристические объёмы, немного похожие на вашего робота (им. в виду Дом Советов — прим. «Нового Калининграда.Ru»), только в горизонтальном виде (смеётся), лежачий такой робот. Тоже, наверное, когда его делаешь, археологию придется уничтожить, потому что он опирается на те же места. Мне кажется, этот проект не решает те задачи, которые были поставлены. Задача была, чтобы здесь было старое сердце, но в новой функции. Я бы сказал, что третья премия (итальянский проект c золотой надстройкой над Домом Советов — прим. «Нового Калининграда.Ru») — она по-другому, но решает эту задачу. Она всё немного в такой шокирующий вариант перевела. Она очень смешная, но вместе с тем она отвечает на вопрос — может, шокирующим образом, эпатирующим образом, не совсем серьёзным, но отвечает. А первое место… ну, большинство архитекторов на самом деле не очень поняли смысл первой премии.

 — А почему вы отказались от той идеи, которая была в «Сердце города» с «замком наизнанку»?

 — Я не совсем отказался, мы так же застроили двор Замка. Поскольку двор — это самое сакральное, это то, что всегда защищают больше всего и до последнего солдата, мы туда новое сердце и определили. Только мы его удвоили — сделали двор и на крыше, и под крышей, поскольку мне кажется, что это единственное место, в котором такой огромный зал может появиться, не разрушив исторические составляющие.

Все смеялись, но мы взяли два

 — Вы в этом году победили с калининградским проектом на архитектурном фестивале в Сингапуре. Как ощущения?

 — Ну, это впервые за всю историю России два отечественных проекта победили. Один проект был калининградский, а второй — реализация академии Эйфмана. Это, безусловно, огромный успех, причём у нас было три проекта выставлено, три прошло в шорт-лист, два из них стали победителями. Такого не было никогда.

 — Сколько лет вы уже участвуете в фестивале?

 — Второй раз. В первый раз я один проект послал. Ну, мне надо было послать, это Олимпийский вокзал в Сочи, там много было моментов — мы и подались неправильно, и, конечно, политическая ситуация была не в нашу сторону — Олимпиада, Путин, Крым, вот это всё вместе наложилось. Хотя я не думаю, что политика виновата, мы сами виноваты, подались плохо. Не совсем плохо, но не так, как надо было. Я поклялся тогда, что в следующий раз мы минимум одно первое место возьмём. Никто не верил, все смеялись, но мы взяли два.

 — Вы ожидали победы?

 — Да. Я достаточно уверенный в себе человек и, как правило, не ошибаюсь.

 — А почему из всех проектов выбрали именно калининградский?

 — В нём есть первичность, так никогда до этого никто в мире не делал. В прошлый раз я этого не понял, что главное показать не то, что он хороший, а то, что он уникальный, что никто до тебя так не делал.

Всё-таки не для конкурса живешь

 — Вы сейчас планируете дальше участвовать в Калининграде в работе над «Сердцем города»?

 — Не знаю, как сложится. Публиковать буду, показывать буду, но не в Калининграде, в мире.

 — А если ещё будут подобные конкурсы внутри этого проекта?

 — Понимаете, у меня достаточно крупная мастерская. Если бы что-то вышло в какую-то реальность, то, наверное, участвовали бы, а так всё-таки не для конкурса живешь. Хотя бы каждая третья победа должна превращаться во что-то реальное. Я думаю, что это все нереализумо. Почему-то у меня такое чувство, я не вижу здесь перспектив. Может, Западное крыло воссоздадут, будет что-то типа новой Рыбной деревни

 — Как вы считаете, что нужно было делать Калининграду, чтобы иметь реальную возможность действительно что-то воплотить в жизнь?

 — Один путь — это консервация, стеклянный колпак и хотя бы воду убрать. Это правильный путь, относительно не такой затратный.

 — Но это же как первый этап и в нынешней ситуации?

 — Нет, если идёт воссоздание в полный рост, то всё надо сносить.

 — Но Сагаль, кстати, сказал, что он именно за консервацию выступает.

 — Он может говорить всё, что хочет, но то, что нарисовано… я всё-таки один из самых опытных в этом плане по реставрационным приспособлениям и так далее. Я говорю, что такого не бывает.

 — Без сноса не обойтись?

 — Нет, конечно. Нельзя на гнилом основании ничего сделать. Если у тебя зуб гнилой, то надо сначала удалить гниль, а потом на ней пломбу ставить. А если всё гнилое, то надо всё удалить. Усилить существующие конструкции археологические до такой степени, чтобы на них поставить такое сооружение — это технически невыполнимая задача. Даже на самом высшем уровне, вы мне поверьте.

 — Вот вы говорите, что нужно как минимум всё это законсервировать, а дальше что делать?

 — А дальше мы делали этот кофр в виде некоего макета замка. Это был кофр, которым вся археология накрывалась, это был наш путь.

 — То есть такой проект реализуем?

 — Я всё всегда делаю к конкурсам так, чтобы завтра строить можно было.

Иллюстрации предоставлены «Сердцем города»