Исполнительный секретарь коалиции «Чистой Балтики», российско-шведский эколог Михаил Дуркин в интервью «Новому Калининграду» рассказал о том, чем грозит региону глобальное изменение климата, почему сельское хозяйство из всех видов производства сильнее всего тревожит специалистов, почему канал через Вислинскую косу лучше не прокладывать, а вот порт в Пионерском с точки зрения экологии почти безвреден. В отличие от нового променада в Светлогорске.
Михаил Дуркин сейчас живет в Швеции, где базируется «Чистая Балтика», но много лет он работал в Калининграде, здесь же учился на ихтиолога. С 1998 по 2007 год Дуркин занимал должность главного инспектора по охране окружающей среды администрации порта «Калининград», то есть отвечал за экологическое состояние всех местных портов, от Калининграда до Пионерского.
— Что такое коалиция «Чистая Балтика»? Чем вы занимаетесь?
— Это международная организация, которая была создана в 1990 году для того, чтобы представлять интересы общественности Балтийского региона на уровне региональной экологической политики, органов, которые занимаются охраной окружающей среды. Как отдельных министерств в отдельных странах, так и в целом по региону, межправительственных органов, таких как ХЕЛКОМ (Хельсинкская комиссия, была создана для защиты морской среды Балтийского моря после подписания в 1992 году «Хельсинкской конвенции». Объединяет Швецию, Данию, Финляндию, Литву, Латвию, Эстонию, Германию, Польшу и Россию).
И за 29 лет сотрудничества «Чистая Балтика» выросла, сейчас в нее входят 24 организации из 11 стран Балтийского региона. Мы говорим о том, что за нами примерно 1 млн человек. Организация базируется в Швеции, в университетском городе Упсала в 60 км от Стокгольма. При этом мы очень мало работаем в Швеции. Если коротко, то мы, например, занимаемся лоббированием различных экологических вопросов на уровне правительств. Например, мы занимаемся продвижением интересов общественности, там, где дело касается «горячих точек» ХЕЛКОМ. В Калининградской области они тоже есть. Например, ЦБК «Цепрусс» и «Дарита», калининградская портовая нефтебаза, и так далее.
— Про «Цепрусс» и «Дариту» всем более-менее известно. А что за нефтебаза?
— Раньше это была нефтебаза рыбного порта, сейчас я даже точно не знаю, какая у нее принадлежность. Этот объект очень старый, скорее всего, еще немецкий. Там довольно старые резервуары для хранения различных нефтепродуктов. Раньше эта нефтебаза использовалась в основном для бункеровки рыболовных судов, сейчас уже в течение многих лет она используется как нефтяной терминал. Это был грузовой район порта отдельный и уже в те времена эта проблема была больной. Когда я работал в порту, раз в неделю точно там бывал, потому что там постоянно выдавливало нефтепродукты из почвы в воду. Вокруг нефтебазы всегда было радужное нефтяное пятно. Поэтому там в какой-то момент просто поставили боновые заграждения, которые локализовали это загрязнение вдоль берега, а потом там стоял специальный нефтесборщик, который это все выкачивал, собирал пленку, чтобы она дальше не распространялась.
Проблема в том, что при загрузке и разгрузке на этом терминале, в целом при его эксплуатации очень большое количество нефтепродуктов попало в грунт. Грубо говоря, из этого грунта можно добывать нефть. Под резервуарами находилась линза примерно в 1 тыс. тонн нефтепродуктов. Это одна седьмая такого достаточно крупного танкера. Сейчас эта линза локализована, часть нефтепродуктов откачали из нее, благодаря чему все это не попало в Калининградский залив. Там сейчас новая технология разгрузки железнодорожных вагонов применяется, которая позволяет избежать протечек дальнейших, создания новой линзы и добавления туда загрязнения. Но откачка не решит проблему целиком, потому что останется загрязненный грунт. По-хорошему, нужно все это закрывать, почву оттуда выкапывать и все это рекультивировать. Поэтому эта база до сих пор остается «горячей точкой» ХЕЛКОМ.
— Что еще входит в список таких точек?
— «Дарита» исключена уже. «Цепрусс» и калининградские очистные исключат, я думаю, в течение двух недель, потому что будет встреча в ХЕЛКОМ и туда уже рекомендованы и очистные, и «Цепрусс». Остаются Неманский и Советский ЦБК, которые ну пусть и не очень хорошо функционируют, но они являются объектами накопленного ущерба. И плюс они на трансграничной реке. Наверное, это основная причина. Плюс это калининградская свалка в Космодемьянского. Там проведена рекультивация. Надеемся, что до конца года она тоже будет исключена из списка.
— А на каком основании исключают «Цепрусс» и «Дариту», там же не решены проблемы с золоотвалом и короотвалом?
— Прекращение деятельности. Хотя мы понимаем, что там короотвал, сам по себе он является объектом ущерба потенциальным. Но тут уже такая палка о двух концах. Либо оставлять это и пытаться с этим что-то пытаться сделать... я согласен с тем, что это остающийся, «висящий» объект.
— ЦБК в Немане и Советске исключать не планируется?
— Там не только в ЦБК дело. Там очень нехорошо обстоит дело с загрязнением территории в целом. Эти объекты исключать пока не будут. Хотя подавало уже Минприроды несколько раз прошение об исключении, но другие страны Балтийского моря, которые участвуют в Хельсинкской конвенции, говорят, что пока им не будет предоставлена информация о загрязнении почв и возможных стоков с этих загрязненных почв, они не смогут принять никакого решения.
— С вводом очистных экологическая ситуация в этих муниципалитетах не улучшилась?
— Честно скажу, ситуация с вводом очистных в Советске меня в целом просто посмешила. Потому что та технология, которая была там применена... мои коллеги западные, например из Финляндии, недоуменно так кивали головами. Потому что мембранные технологии использовать на очистных сооружениях — это то же самое, что деньгами топить печь. Это очень затратно. Для того, чтобы очищать с помощью мембран, нужно прокачивать воду через очень маленькие фильтры, очень тонкие, очень мелкие. И, разумеется, там используется гигантское количество электричества, чтобы эти компрессоры поддерживать, насосы. Разумеется, они столкнулись с тем, что нужно менять мембраны довольно часто и нужно поддерживать в работе эти насосы. Я не знаю, как сейчас ситуация с очистными в Советске, но какое-то время назад я слышал, что все не очень хорошо.
— На этом список «горячих точек» исчерпывается?
— Нет, огромное беспокойство вызывают стоки сельского хозяйства Калининградской области. Это гораздо более сложная и комплексная проблема. Потому что тут нужно работать с Минсельхозом. К сожалению, на тот момент, когда ХЕЛКОМ хотел работать с Минсельхозом, Минсельхоз не пошел на такое сотрудничество. Вот Минприроды было готово. Но это проблема не одного только Калининграда, во всех странах Балтийского региона, вы не поверите, абсолютно такая же ситуация. Экологи, к сожалению, не могут говорить на одном языке с министерствами сельского хозяйства. Те гораздо более сильные, они часто составляют основу экономики стран. И экологов они слушают вполуха. Но хорошо, что сами фермеры начинают прислушиваться. И фермеры, например, мелкие понимают, что крупные сельхозхолдинги приводят к истощению почв, их не заботит состояние земель. А мелким фермерам как раз важно чувствовать землю. Они говорят, что это здоровая земля — основа их работы. И вот с такими фермерами мы очень много работаем в разных странах — например, мы поддерживаем органическое сельское хозяйство.
— А для Калининградской области это актуально? У нас тоже есть несколько очень крупных сельхозпроизводителей.
— Да, актуально. Здесь есть как зерновые фермы, которые выращивают различные культуры, так и животноводческие, птицеводческие. К сожалению, животноводство и птицеводство тоже развивается по интенсивному сценарию сейчас, все меньше становится мелких ферм и все больше крупных, индустриальных. И, к сожалению, проблема с индустриальными фермами состоит в том, что помимо продукции они вырабатывают гигантское количество навоза и помета. Куда его девать, никто толком не знает. К сожалению, площадей, чтобы это органическое удобрение использовать, не хватает. В Калининградской области еще не так с этим плохо, потому что здесь еще много возделываемых земель. А в Ленинградской области с этим вообще жуть. Потому что ферм вокруг Питера, особенно птицеводческих, много. А земель нет. То есть куда этот навоз девать, никто не знает. И соответственно сбрасывается это все куда-нибудь в леса, течёт в реки, в озёра. В Калининграде чуть-чуть попроще, менее горячая эта проблема, но она есть.
— А у вас есть контакт с нашими сельхозпроизводителями?
— На тот момент, когда проводился большой проект Хельсинкской комиссии, мы работали именно с крупными фермами. И мы даже совместно с коллегами из Питера предложили внедрить так называемые принципы наилучших доступных технологий для обращения с навозом и пометом. Слава Богу, что сейчас часть из этих принципов на законодательном уровне в России закреплена. С 1 января 2019 года новые крупные фермы обязаны соблюдать эти условия. Все старые фермы должны потихоньку переходить на этот стандарт наилучших экологических технологий. Дай Бог, что все это произойдет, так как это запланировано было.
— Последние три года «Чистая Балтика» занималась в регионе большой программой «Природа и человек», что вы успели сделать?
— Мы работали с 10-ю партнерами примерно, основные из которых «Школа Будущего», калининградский эколого-биологический центр и ряд общественных организаций. И занимались разными проектами на самом деле. Образовательными, научными. Вели работы по созданию информационных центров по ситуации с охраной окружающей среды в удаленных муниципалитетах, в том же Славском и Полесском районах.
В Мысовке, например, информационный центр несет не просто образовательную функцию, он позволяет в оперативном режиме предоставлять информацию о состоянии залива, потому что загрязнение токсинами водорослей наиболее актуально и бывают периоды, когда просто не стоит рыбу употреблять, настолько она токсична. Это когда сильнее всего «цветет» вода из-за сине-зеленых водорослей. Они выделяют токсины, которые попадают в рыбу. И если её съесть или воду эту выпить, это чревато. В лучшем случае пищевым отравлением, в худшем до летального исхода. То есть для животных однозначно летальный исход. Вот попила собачка воду из залива — и тут же умерла.
— Ну, у нас как-то считается, что «залив цветет каждый год, это нормально».
— Это ненормально, потому что люди не понимают, что загрязнения накапливаются. Это не просто загрязнения в воде, это загрязнения всех объектов, которые находятся в воде. В заливе это происходило всегда. Даже отравление пищевое, связанное с токсическими загрязнениями, впервые было описано на Вислинском заливе, в немецкие времена еще. Оно так и называлась «гаффская болезнь». И это связано просто с гидрологией заливов, и одного, и другого. Но и человек добавил сюда еще много всего. С полей, со сточными водами. Куршский залив наиболее «горячий» в этом смысле, потому что он мельче. А в российской части он еще и довольно замкнутый, потому что там нет никакого водооборота. И поэтому токсины накапливаются и мы видим заморы рыбы на заливе почти каждое лето.
— Если говорить о Балтике в целом, как происходит загрязнение?
— В основном через реки. 7 больших рек Балтийского региона приносят больше 80% всей нагрузки, различных загрязняющих веществ в Балтику. В случае Немана — в Куршский залив, в случае Даугавы — в Рижский залив, в случае Невы — в Финский залив. С точки зрения свинца сильнее всего море наверное, загрязняют Висла и Нева. В бассейне Вислы это связано с тем, что в её верховьях до сих пор ведется добыча и сжигание угля. Но тут не только свинец прибавляется, еще и кадмий, и прочие тяжелые металлы, которые выделяются при сжигании.
— Они попадают в Вислинский (Калининградский) залив?
— Нет, непосредственно в море. Только один из рукавов Вислы впадает в Вислинский залив, основная Висла впадает в Гданьский залив.
— Неман наш не лучше и не хуже прочих?— Неман такая же большая река, как и все остальные. Я думаю, что Одер, Неман, Висла и Даугава вносят наибольший вклад. Потому что они протяженные, с большим трансграничным бассейном. Нева с точки зрения объема сбрасываемых в Балтику вод самая большая. Но у Невы неподалеку от устья, в 40 километрах, находится очень большое озеро. И Ладога задерживает большую часть загрязнения, такой естественный буфер. В случае Немана у нас есть залив, который тоже задерживает загрязнение. Поэтому в само Балтийское море попадает меньше загрязнения, чем стекает с Немана. А вот Даугава попадает напрямую в Рижский залив и она течет по территории 3 стран. И несет загрязнения с территории этих трех стран. Также как Неман несёт загрязнения из 4 стран.
— То есть подсчитать, какая страна, загрязняет Балтику сильнее всех, сложно?
— Нет, подсчитать это все можно. Если говорить в абсолютных величинах, то это Польша. По причине того, что у Польши самое мощное сельское хозяйство и самый большой водосбор. У Швеции тоже большой водосбор. И протяженность бассейна большая. Поэтому Швеция по-моему вторая. А Россия — третья. Не только Калининград, но и Питер, и даже Архангельская области имеет свой кусочек бассейна.
— Ущерб экологии в широком смысле не только загрязнения воды и почвы. Например хотелось бы узнать ваше мнение по вопросу строительства паромного терминала в Пионерском. Он может навредить окружающей среде?
— Пионерский на самом деле самое оптимальное место для этого на побережье. Потому что там уже готова марина, готовый порт был. Все, что там будет делаться — увеличение мола. И поддержание фарватера. С точки зрения экологии основное воздействие как раз будет связано именно с поддержанием фарватера, дноуглублением. Каждый год, потому что там заноситься будет сильно. Более серьезных каких-то воздействий... Ну, будут выбросы судов в атмосферу, да. Но вряд ли это все как-то серьезно на ситуацию повлияет. В Пионерском гораздо больший ущерб нанесли строительством променада вдоль берега.
— А новый променад в Светлогорске вы видели?
— Ой, про это вообще лучше не говорить. Конечно, «Балтберегозащита» говорит, что они общались с немецкими специалистами, выбрали наиболее оптимальное решение. Но вот, к сожалению, покойный уже очень хороший специалист по берегозащите Калининградской области Вадим Леонидович Болдырев, который работал в той же самой «Балтберегозащите» научным директором, всегда говорил, что нельзя строить глухих стенок. Глухую стенку, какой бы она крепкой ни казалась с самого начала, наше море подмоет, уронит. Это то, что случилось со старым променадом. И я даю «Гранд-Паласу» еще лет 10. Потому что то, что случилось этой зимой, это все последствия строительства на берегу.
— А как же волнорезы, которые они там сейчас ставят?
— Если бы они их сделали сначала, намыли пляж, то может быть. И даже в этом случае нельзя было ставить глухую стенку. Они забили шпунт, а его будет вымывать, она будет точно так же падать, как это происходит в Пионерском. Нужно посмотреть лет через пять, как будут процессы проходить. Если будут все-таки делать что-то еще и в море, намывать, то этот процесс будет медленнее происходить. Но он все равно будет происходить. Из заявленного важным пунктом был намыв острова где-то в море, с которого бы песчаная взвесь разносилась бы по всему побережью. Губернатор Антон Алиханов об этом говорил, и это очень здравое было решение, где-то в районе мыса Таран такой остров намыть. Это было бы постоянное поступление песка на береговую линию. И не нужно было бы ничего намывать непосредственно на берег. Потому что все, что было намыто на берег, будет постепенно уноситься. Если будет сделан остров, то у этого променада еще возможно есть некоторое будущее.
— А что вы думаете о польском проекте по строительству канала через Вислинскую косу?
— К сожалению, от этого проекта не отказались. Я был на месте, где планируется прокладка трассы в середине апреля. Это выглядит ужасно, там вырубили лес. Я давно такого не видел, даже не мог себе представить, что такое может быть. Сейчас там «лунный пейзаж». Представьте, как если бы вырубили весь участок леса в районе дюны Эфа. Проект, который двигает польское правительство, выглядит как исключительно политический, направленный понятно против кого. Никакой коммерческой составляющей за ним нет, он не окупится в течение обозримого будущего. И все, на что мы надеемся, что Еврокомиссия обратит на это внимание и не позволит проект этот осуществить. У них есть такое право по европейскому законодательству: Еврокомиссия может сказать «нет» определенным проектам, если они наносят существенный ущерб общим природным ценностям Евросоюза. Это сразу две природные территории уровня «Натура 2000». Если сравнить с нашей системой — это национальные парки.
В чем здесь большая проблема? Во-первых, никто не хочет такого прецедента. Польское правительство, в свою очередь, кивает на «Северный поток-2», что России разрешили прокладывать трубу по природоохранной территории, а почему Польше нельзя? Второй момент. Допустим, "прорубят" канал. Что изменится? Изменится внутренняя система круговорота воды в Вислинском заливе. С одной стороны, как ни парадоксально, это может привести к улучшению экологической ситуации в Вислинском заливе: улучшит водообмен, улучшит снабжение кислородом и, скорее всего, вынесет какую-то часть вредных веществ в море. Загрязнение произойдет, но уже там, в открытой Балтике. Но с другой стороны, это, скорее всего, изменит экосистему залива. Те рыбы, которые привыкли жить в той солености, которая есть сейчас, уже не будут жить в этой воде. И не только рыбы. Искусственно разрушая косу, её целостность, мы создаем точку напряжения. Там, разумеется, будут сооружения портовые, молы. Примерно такие же, как в Балтийске. С южной стороны будет нанос, а с северной стороны берег будет размываться. Коса таким образом будет размываться. То есть это будет точка напряженности для разрушения Вислинской косы, к сожалению.
Коса ведь образовалась как цепочка островов. В текущих климатических условиях и в ожидаемом изменении климата, которое мы видим сегодня, канал — это очень и очень безответственный шаг.
— А мы действительно видим изменение климата в регионе?
— Абсолютно. Даже не живя в Калининградской области, я наблюдаю эти изменения. Наталья Щагина из Балтийского института гидрологии гидросферы с коллегами в рамках нашей программы «Природа и человек» делала обобщение климатических изменений в Калининградской области. Так вот он меняется. Например, мы видим это по наводнениям и засухам. Год на год не приходится. То, что было осенью 2017 года — катастрофа. Знаю, что и в Литве были жуткие последствия. По всей дельте Немана.
Вы не можете себе представить, но у нас в Швеции третий год подряд засуха. В стране, где масса озер и рек. Район Кальмара страдал очень сильно. Дошло до того, что на острове Эланд, который находится напротив Кальмара, было очень мало грунтовой воды для питья. Даже собирались резать скот, потому что не хватало воды для питья. Для решения проблемы прокладывали специальную трубу с материка. Это все связано с последствиями изменения климата.
— В Балтийском море вода начинает сильнее цвести тоже из-за этого?
— И это тоже. В ближайшие годы мы увидим увеличение речного стока за счет увеличения осадков. Осадков мы увидим точно больше. Сюда же добавим повышение уровня Мирового океана. Не буду вас пугать страшилками о последствиях. У поляков, нужно отдать им должное, есть очень хорошее климатическое исследование о затоплении прибрежной территории, в том числе с экономическими расчетами.
Калининградцы часто ездят в Гданьск. Обратите внимание — новое шоссе они построили в насыпи. Потому что вся территория от Гданьска и до Эльблонга в случае подъема воды даже на полметра — будет затоплена. Там такие же польдеры, как в Полесском или Славском районе. Есть хорошие онлайн-модели, которые позволяют представить, что может произойти.
— Вы представляет самую крупную международную общественную организацию, которая занимается экологией в районе Балтийского моря. Контактируете ли вы с правительством Калининградской области, губернатором Антоном Алихановым, министром природных ресурсов Олегом Ступиным?
— К сожалению, ни с министром, ни с Антоном Алихановым прямого контакта нет. В свое время был контакт с Георгием Боосом, но тогда я еще работал в ХЕЛКОМ. Тогда были шансы запустить хорошие проекты в области. Боос был расположен к изменениям. Что можно сказать про текущую ситуацию? С одной стороны, мне нравится это технократическое молодое правительство, которое готово к каким-то изменениям. С другой стороны, я понимаю, что они в рамках находятся. К сожалению, в рамках крупного бизнеса, связанного с природоохранными вопросами, обращением с отходами. Это самая актуальная проблема сейчас в области. Поэтому им очень сложно что-то решать быстро. За последние годы было сделано несколько крупных проектов. Например, те же очистные завершили. 40 лет строились. Когда они достроились, остался «сбросной» канал. У меня было предложение сделать из него велодорожку. Ведь он не используется. Его можно было бы засыпать, покрыть бетоном и получить готовый объект. Что-то похожее обсуждалось. Надеюсь, что [глава областного агентства по международным связям] Алла Иванова эту идею губернатору передала. Но пока в этом направление никаких шагов нет. Если бы эта идея реализовалась — было бы здорово.
Текст — Алла Сумарокова, «Новый Калининград», фото — Станислав ПахотинНашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024