Дарья Русакова:
«Я приняла болезнь стойко: нужно жить и бороться»
«Я приняла болезнь стойко: нужно жить и бороться»
Возраст:
26 лет
Диагноз: лимфома Ходжкина, в ремиссии 10 лет
Жизненное кредо: идти вперед, не паниковать и цепляться за каждую ниточку
Диагноз: лимфома Ходжкина, в ремиссии 10 лет
Жизненное кредо: идти вперед, не паниковать и цепляться за каждую ниточку
О
диагнозе
— Мне было 16 лет,
когда меня начало беспокоить здоровье. В 2010 году у меня случились три пневмонии,
одна за другой с разницей в месяц-два. Тогда я жила в Черняховском районе и еще училась в 10-м
классе. Мне год не могли поставить диагноз. У меня были немного воспаленные лимфоузлы и
повышенные лейкоциты в анализах крови. Я стала быстро терять вес и за год стала весить меньше на
10 кг. В 2011-м году врач местной поликлиники заметила какие-то нарушения в рентгене легких.
Сначала меня направили в Калининград на обследование, думали, что у меня проблемы с сердцем. Но
с ним как раз было все в порядке. Из кардиологии меня перенаправили в пульмонологию, там сделали
компьютерную томографию. Доктора подозревали рак легкого и сказали, что необходимо сделать
биопсию средостения. До получения анализов мне пришлось три дня пролежать в стационаре
онкологического отделения Детской областной больницы.
Тогда в больнице я увидела лысых девочек. Я смотрела на них, и в моей голове не укладывалось, как такое возможно. Я думала, что задержусь тут ненадолго. Мне хотелось уехать оттуда поскорее, чтобы меня никто не видел. Через несколько недель мы узнали мой диагноз. За результатами анализов мы поехали с родителями в Областную клиническую больницу в Калининград. Маму вызвали в кабинет, а меня попросили остаться за дверью. До сих пор не понимаю, почему меня не пустили. Ведь я была уже достаточно взрослая для того, чтобы знать о себе правду.
По маминым глазам я поняла, что со мной произошло что-то страшное. Из кабинета она вышла вся в слезах, на мои вопросы она просто не отвечала. Только когда мы сели в машину, она сказала мне и папе о диагнозе — лимфома Ходжкина, 3 стадия. Домой, от Калининграда до Черняховска, мы ехали полтора часа. Всю дорогу я молчала.
Первая реакция — конечно, шок и паника. Родители пытались не подавать вида, но по маме и папе было сразу все видно. А я пыталась быть сильной, не проронила и слезы, но переживала все внутри себя. Да, я была в некотором ступоре, лезла в интернет, гуглила диагноз. Писали про мою болезнь, конечно, разное. Но я приняла болезнь стойко. В какой-то момент пришло осознание, что нужно бороться и жить дальше.
Тогда в больнице я увидела лысых девочек. Я смотрела на них, и в моей голове не укладывалось, как такое возможно. Я думала, что задержусь тут ненадолго. Мне хотелось уехать оттуда поскорее, чтобы меня никто не видел. Через несколько недель мы узнали мой диагноз. За результатами анализов мы поехали с родителями в Областную клиническую больницу в Калининград. Маму вызвали в кабинет, а меня попросили остаться за дверью. До сих пор не понимаю, почему меня не пустили. Ведь я была уже достаточно взрослая для того, чтобы знать о себе правду.
По маминым глазам я поняла, что со мной произошло что-то страшное. Из кабинета она вышла вся в слезах, на мои вопросы она просто не отвечала. Только когда мы сели в машину, она сказала мне и папе о диагнозе — лимфома Ходжкина, 3 стадия. Домой, от Калининграда до Черняховска, мы ехали полтора часа. Всю дорогу я молчала.
Первая реакция — конечно, шок и паника. Родители пытались не подавать вида, но по маме и папе было сразу все видно. А я пыталась быть сильной, не проронила и слезы, но переживала все внутри себя. Да, я была в некотором ступоре, лезла в интернет, гуглила диагноз. Писали про мою болезнь, конечно, разное. Но я приняла болезнь стойко. В какой-то момент пришло осознание, что нужно бороться и жить дальше.
О
лечении
— Достаточно быстро началось лечение —
химия стартовала 9 февраля. Первый курс был в таблетках и проходил без сильных
побочных эффектов. Я чувствовала себя в целом неплохо, но потом началась химия в капельницах...
У меня начали лезть волосы, они были везде. Я приняла решение состричь их. Мама со мной
согласилась. Меня подстригли очень коротко, но на следующий день я проснулась и поняла, что даже
это меня не спасает. Я не могла нормально спать, волосы были на подушке, прилипали к телу. Я
сказала: «Мам, стриги меня под машинку». Папа не смог на это смотреть и убежал под каким-то
предлогом из дома. Мама тоже не могла решиться, но деваться было некуда. Со слезами на глазах
она меня побрила. Я не плакала, но в тот момент очень хотелось. Бровей и ресниц у меня, кстати,
тоже не было.
Бывало, что
незнакомые люди показывали на меня пальцем. Это было эмоционально тяжело.
Я старалась не давать слабину
эмоциям, особенно перед родителями. Понятно, что если раскисну я, то родители и подавно. Они
очень сильно переживали, я это видела и чувствовала.
Бывало, что незнакомые люди показывали на меня пальцем. Это был эмоционально тяжелый момент — у тебя нет волос, ты ходишь по улице в маске и платочке, а тебе задают вопросы: «А почему? А что? А как?». Однажды мы пошли в магазин и продавец меня спросила: «Ой, а что с вами такое? Почему в платочке и в маске?». Я сказала, что аллергия. Люди, которые с этой болезнью не сталкивались, просто не понимают и не осознают всего. Я на них не обижалась.
Дни в больнице проходили по-разному. Одной из побочек химиотерапии была скачущая температура — в один день у тебя градусник останавливается на отметке «40», а в другой — на «35». Было очень тяжело, ведь такое состояние длилось неделями. Но когда мне становилось легче, я читала книги. Родители привезли мне в больницу ноутбук с интернет-модемом, и становилось немного веселее. А еще к нам приходили волонтеры из благотворительного фонда «Верю в чудо». Они проводили прямо в больнице мастер-классы, праздники. Некоторые детки приезжали на праздники прямо с переносной капельницей.
Было много детских смертей. Еще вчера ты общался с человеком, а на следующий день приходит его мама и говорит: «А Саши больше нет, Саша умерла». В такие моменты я впадала в ступор. Да, я реагировала спокойно. Но я не знала, какие слова надо говорить, собственно, до сих пор не знаю.
Мне позволяли поехать домой, только если анализы после курса химии были более-менее в пределах нормы. Когда я приезжала, родные мне устраивали витаминотерапию — пичкали свекольным соком, красной рыбой. Много лет я на эти продукты просто не могла смотреть.
Химиотерапия закончилась в сентябре 2011 года — я прошла 6 курсов. Дальше предстояла лучевая терапия. Целый месяц до октября, изо дня в день, на машине скорой помощи меня из больницы возили в кабинет на ул. Подполковника Иванникова, сейчас там находится Центр женского здоровья. Переносилась лучевая гораздо легче. Все говорят, что после лучевой терапии волосы становятся кудрявыми, но у меня они так и остались прямыми.
Я была так счастлива, когда закончилось лечение. Больше не нужно было лежать в больнице, я наконец-то могла встречаться с друзьями, не надо было терпеть ужасные ощущения после химиотерапии. Это действительно счастье.
Бывало, что незнакомые люди показывали на меня пальцем. Это был эмоционально тяжелый момент — у тебя нет волос, ты ходишь по улице в маске и платочке, а тебе задают вопросы: «А почему? А что? А как?». Однажды мы пошли в магазин и продавец меня спросила: «Ой, а что с вами такое? Почему в платочке и в маске?». Я сказала, что аллергия. Люди, которые с этой болезнью не сталкивались, просто не понимают и не осознают всего. Я на них не обижалась.
Дни в больнице проходили по-разному. Одной из побочек химиотерапии была скачущая температура — в один день у тебя градусник останавливается на отметке «40», а в другой — на «35». Было очень тяжело, ведь такое состояние длилось неделями. Но когда мне становилось легче, я читала книги. Родители привезли мне в больницу ноутбук с интернет-модемом, и становилось немного веселее. А еще к нам приходили волонтеры из благотворительного фонда «Верю в чудо». Они проводили прямо в больнице мастер-классы, праздники. Некоторые детки приезжали на праздники прямо с переносной капельницей.
Было много детских смертей. Еще вчера ты общался с человеком, а на следующий день приходит его мама и говорит: «А Саши больше нет, Саша умерла». В такие моменты я впадала в ступор. Да, я реагировала спокойно. Но я не знала, какие слова надо говорить, собственно, до сих пор не знаю.
Мне позволяли поехать домой, только если анализы после курса химии были более-менее в пределах нормы. Когда я приезжала, родные мне устраивали витаминотерапию — пичкали свекольным соком, красной рыбой. Много лет я на эти продукты просто не могла смотреть.
Химиотерапия закончилась в сентябре 2011 года — я прошла 6 курсов. Дальше предстояла лучевая терапия. Целый месяц до октября, изо дня в день, на машине скорой помощи меня из больницы возили в кабинет на ул. Подполковника Иванникова, сейчас там находится Центр женского здоровья. Переносилась лучевая гораздо легче. Все говорят, что после лучевой терапии волосы становятся кудрявыми, но у меня они так и остались прямыми.
Я была так счастлива, когда закончилось лечение. Больше не нужно было лежать в больнице, я наконец-то могла встречаться с друзьями, не надо было терпеть ужасные ощущения после химиотерапии. Это действительно счастье.
О жизни
после
— Началась обычная жизнь. Я
уехала домой и каждый месяц приезжала на обследования. Затем каждые два, три месяца, а потом
полгода. В школе я была на домашнем обучении, но сидеть в четырех стенах я не могла. Мы
договорились с учителями, что я буду ходить в школу, как обычный человек, в случае если буду
хорошо себя чувствовать.
Пережить такое испытание в жизни мне помогла поддержка, она была колоссальная. Каждую неделю из Черняховска ко мне в больницу приезжали родители. Одноклассники и друзья всегда были со мной на связи. Очень помогали волонтеры, которые «вытаскивали» из психологически сложного состояния. В больницу ко мне приходили даже учителя, чтобы я смогла закончить 10-й класс.
Я вообще не знала, куда я хочу пойти учиться и кем хочу стать. После болезни я даже думала стать хирургом, но учительница меня отговорила сдавать биологию и химию. Не сложилось с медициной, а я и не жалею. В итоге я поступила в Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации на специальность «Информационные системы» и стала волонтером в благотворительном фонде «Верю в чудо». Я понимала, как сильно помогали волонтеры переживать трудные периоды болезни. Мне захотелось быть причастной к этому доброму делу. Прежде чем стать волонтером, было необходимо пройти четыре стажерства. Мне пришлось поработать в разных отделениях, и в онкологии тоже. Было трудно. Для себя я выбрала отделение неврологии. Очень много лет проработала там координатором.
В 2017 году у меня было подозрение на рецидив. Пришлось пережить еще раз страх и медицинские манипуляции. Обошлось, со здоровьем все оказалось нормально. Болезнь наложила на меня психологический отпечаток. Я боюсь врачей до сих пор. Перед каждым обследованием я испытываю страх.
Это жизнь — кто-то умирает, кто-то выживает. Главное — не отступать, нужно идти вперед, не паниковать и цепляться за каждую ниточку. В планах — сменить работу, найти любовь, выйти замуж, родить детей и просто счастливо жить.
Пережить такое испытание в жизни мне помогла поддержка, она была колоссальная. Каждую неделю из Черняховска ко мне в больницу приезжали родители. Одноклассники и друзья всегда были со мной на связи. Очень помогали волонтеры, которые «вытаскивали» из психологически сложного состояния. В больницу ко мне приходили даже учителя, чтобы я смогла закончить 10-й класс.
Я вообще не знала, куда я хочу пойти учиться и кем хочу стать. После болезни я даже думала стать хирургом, но учительница меня отговорила сдавать биологию и химию. Не сложилось с медициной, а я и не жалею. В итоге я поступила в Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации на специальность «Информационные системы» и стала волонтером в благотворительном фонде «Верю в чудо». Я понимала, как сильно помогали волонтеры переживать трудные периоды болезни. Мне захотелось быть причастной к этому доброму делу. Прежде чем стать волонтером, было необходимо пройти четыре стажерства. Мне пришлось поработать в разных отделениях, и в онкологии тоже. Было трудно. Для себя я выбрала отделение неврологии. Очень много лет проработала там координатором.
В 2017 году у меня было подозрение на рецидив. Пришлось пережить еще раз страх и медицинские манипуляции. Обошлось, со здоровьем все оказалось нормально. Болезнь наложила на меня психологический отпечаток. Я боюсь врачей до сих пор. Перед каждым обследованием я испытываю страх.
Это жизнь — кто-то умирает, кто-то выживает. Главное — не отступать, нужно идти вперед, не паниковать и цепляться за каждую ниточку. В планах — сменить работу, найти любовь, выйти замуж, родить детей и просто счастливо жить.
© 2021, «Новый Калининград»
Автор идеи и текстов: Анастасия Лукина
Главный редактор: Денис Туголуков
Выпускающий редактор: Оксана Шевченко
Фото: личные архивы героев
Автор идеи и текстов: Анастасия Лукина
Главный редактор: Денис Туголуков
Выпускающий редактор: Оксана Шевченко
Фото: личные архивы героев