17 апреля 2014 года мой муж мыл Любу и обнаружил у нее что-то твердое, размером с маленькое куриное яйцо, очень сильно выпирающее сбоку живота. Любе было 2 года и 7 месяцев. Муж позвал меня, и мы начали рассматривать уплотнение. У меня в голове сразу мелькнула мысль: рак. Но, я не произнесла это слово вслух. Потом начались наши версии: может, это аппендицит, может, грыжа, которой нас так часто запугивали врачи-педиатры и невропатологи, которая могла появиться в любой момент из-за слабости мышц живота Любы.

Мы тут же побежали к участковому педиатру. Она осмотрела Любу и моментально направила нас в областную больницу на обследование. В больнице ее осмотрел хирург, который две недели до этого написал, что Люба здорова. Он сказал, что дочери нужна консультация онколога. На следующий день, когда муж пошел к онкологу, тот с порога сказал: «Боже, какой огромный живот!!! Это же опухоль! Куда вы смотрели, родители?». Это было сказано с порога, без ощупывания живота, диагностики и так далее. Профессионалу не надо было даже видеть результаты УЗИ, МРТ или КТ.

Люба прошла всевозможные анализы и обследования, в результате предварительный диагноз без биопсии звучал так: «нефробластома 4 стадии с метастазами в легких» (рак правой почки). Опухоль была огромного размера, 15×15 см — это как голова новорожденного ребенка. Кашель был тоже не просто так.

Самый страшный момент — это когда тебе сообщают диагноз. Когда мы узнали о раке, я уже глубоко занималась психологией, была «прокачана», вела тренинги. Моя первостепенная реакция была такая: 1) настоящий момент неизбежен, это заболевание — факт, и принимай его как хочешь; 2) ответственность равна силе. Я понимала, что если делать, то все получится. Четко помню, как я стояла у онколога и прогоняла это в голове. Уже потом запустились типичные процессы горевания — отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Несмотря на то, что я психолог, я все эти этапы прожила, но по крайней мере понимала, что со мной происходит. Мне было легче, потому что я это знала: сейчас заканчивается одна стадия и начинается другая. Хотя я также плакала, истерила. Однажды ехала в Калининграде за рулем, попала в пробку. И я просто начала орать в машине — это была специальная техника, я дала этому крику, ужасу выйти. Зависит от твоего стержня, как ты переживешь и воспримешь все происходящее. Либо ты инфантильный, либо ты взрослый.

К сожалению, в клинику мы попали через посредников. Потому что когда вы начинаете строчить письма, то не можете понять, куда пишите. Вам перезванивают люди, разъясняют все, даже говорят, что они являются представителями клиники, но на самом деле они посредники, которые берут за свои услуги очень большой процент. Так мы «попали» на 8 тысяч евро. Это происходит с тобой, потому что ты находишься в шоке, ты к этому не готов. Даже если бы ты был к этому готов, все равно это большой стресс. Это твой ребенок, ты его спасаешь, ты готов ради него на все. Безусловно, мозги отключаются. Ты находишься в лихорадке, потому что у тебя каждый час на счету.

В Германии Любу экстренно прооперировали, на четвертый день. Потом началась химиотерапия, которая дочери давалась очень тяжело — она ее никогда нормально не выдерживала. Например, она три дня она должна была «химичиться», а потом три недели быть в нормальном состоянии. Но она не была в нормальном состоянии — мы из клиники не выходили. С ней было сложно, потому что Люба достаточно тяжело справлялась. Химичили» ее 5 месяцев, потом было облучение и вновь химия.

Врачи пришли к мнению, что у Любы очень высокий риск рецидива. У нее были клетки раковые очень агрессивные, и справиться с болезнью могла помочь аутотрансплантация стволовых клеток (трансплантация самому себе; при ней реципиент трансплантата является его донором — прим. Нового Калининграда). Это очень страшная и тяжелая процедура. Человеку перед аутотрансплантацией дается такая высокодозная химиотерапия, что сгорает весь организм. У Любы кровь шла отовсюду: с носа, со рта, с анального отверстия, с желудка, — потому что там все тотально убивалось. Пройдя процедуру, через несколько недель в очень тяжелом состоянии Люба попала в реанимацию.

Когда она была в реанимации, я пережила такой звериный страх, которого я не переживала никогда в своей жизни. Врачи боролись за жизнь Любаши, применялись самые интенсивные медицинские препараты. Как один из вариантов рассматривалось предложение доставить Любу на вертолете в Берлин, где используется более мощная аппаратура, но врачи сообщили, что Люба может не долететь, и перелет может закончиться для нее летальным исходом. Состояние было очень тяжелым, но Любашку спасли.

После аутотрансплантации дочь потеряла слух, теперь она ходит со слуховым аппаратом. Люба училась заново ходить, потому что атрофировались все мышцы, у нее после облучения никогда не вырастет грудь. Все эти сложности мы пережили. Под вопросом у нас до сих пор, будет ли она иметь детей. У нее огромный перебор по интоксикации организма даже спустя 6 лет. Но самое главное, что она вышла в ремиссию, мы победили.