— Я — мама троих детей. Наша младшая дочь — тяжёлый паллиативный ребёнок. Она самостоятельно не кушает, питаемся через гастростому, не ходит и не говорит. Я не работаю, всю себя я посвящаю дочери.

2015 год жизнь нашей семьи кардинально изменил. Весной 15-го я обнаружила шишку в груди. Опухоль меня никак не беспокоила, да и в роду у меня ни у кого не было онкологии, поэтому с этим заболеванием я была незнакома. Незадолго до того, как я обнаружила уплотнение в груди, я стала замечать за собой странности. Я всегда была жуткой мясоедкой, не могла уснуть, если не поем мяса. Но неожиданно для самой себя я стала отказываться от всего мясного, хотя на меня это было совсем непохоже. Уже позже прочитала, что отказ от мяса — это первый звоночек. Оттягивать визит к врачу я не стала — вечером нащупала опухоль, а уже утром была в платной клинике. Там мне сделали УЗИ молочных желез, взяли биопсию.

1 мая 2015 года я узнала свой диагноз — рак левой молочной железы. Когда мне его озвучили в клинике, я сначала ничего не поняла. Шоковая реакция, полный ступор. Я предложила мужу поехать на озеро, погулять и подышать воздухом. Туда сразу приехали наши друзья, которые не понимали, что со мной происходит. Я ходила и улыбалась. У меня не было слез, просто какое-то равнодушие, оцепенение. Когда мы приехали домой, у меня началась истерика. Я рыдала час, муж меня обнял, просто накрыл собой. Я отплакалась, встала, отряхнулась и успокоилась.

Я понимала, что нужно идти вперед. У нас ребенок болен. Кроме меня, за ней никто так не сможет ухаживать 24 на 7. Я понимала, что материнскую заботу моему ребенку никто не заменит, хотя у моей дочери очень большая связь и любовь с мужем. Но кто знает, как мужчина справится с этим один. Мне это придавало и придает сил.

— Из частной клиники меня отправили к онкологу в Областную клиническую больницу. Тогда было очень сложно попасть к врачу, но мы прорвались. Мне пришлось взять на руки лежачего ребенка-инвалида и со слезами на глазах буквально пойти напролом. Мне назначили трепан-биопсию молочной железы (разновидность биопсии, при которой берется не маленький участок ткани, а целый столбик; для забора материала используется специальный инструмент, который называется трепаном, — прим. Нового Калининграда).

Я не знала, что делать и куда бежать. Никогда с этим не сталкивалась, никто из знакомых не болел. Я была в подвешенном состоянии, когда ты ничего не знаешь. Ты просто сидишь ночами в интернете, лопатишь его в поисках хоть какой-то информации. У меня есть знакомая — детский врач. Она узнала, что у меня такой диагноз, и дала мне контакты своих знакомых, которые лечили онкологию в Литве. Она сказала с ними поговорить, узнать все. Мы связались с этими людьми, они меня успокоили и дали телефон литовского профессора. Мы созвонились с ним по «Скайпу, он рассказал, какие анализы мне необходимо сдать, чтобы я могла приехать на лечение в клинику Литвы. Мы очень быстро сделали все обследования и поехали в Литву. Там доктор сказал, что мне необходимо делать операцию, химиотерапию и лучевую терапию. Лечение предстояло дорогостоящее — в районе 1 млн рублей. Поскольку у нас лежачий ребенок, на которого очень большие расходы, денег на терапию у нас не было. На операцию сумму нам помогли собрать родственники и друзья, но на химиотерапию мы собирали средства на просторах интернета.

Все ужасы химиотерапии я уже испытывала дома. После химии состояние ухудшается на 3–4 день. Мы успевали приехать домой, я готовила кушать на первое время, убиралась и сидела в ожидании того, когда начнутся побочные эффекты. Боли были адские, такое ощущение, что мне выламывали кости. Фильмы показывают про наркоманов, мне кажется, что у меня такие же были ощущения. Когда наступали боли, мне как собачке хотелось залезть в будку, закрыться ото всех, чтобы меня никто не трогал. Это было очень тяжело. Оборачиваясь назад, я понимаю, что Бог дает все по силам. Больше, чем ты выдержишь, он тебе не даст.

Я очень переживала, когда начали лезть волосы, выпали брови и стали отлетать ногти. Волосы сыпались так, что это было невозможно терпеть. Муж меня постриг под машинку, и это был единственный раз, когда он видел меня без волос. У меня были дневные, ночные и уличные платки. Я их постоянно меняла, чтобы муж меня не видел лысой. Мне почему-то было стыдно.

Химиотерапия закончилась после Нового года. Затем начался курс облучения, который закончился только в марте 2016 года. Когда мне сказали, что лечение закончено и я могу ехать домой, я почувствовала себя без врачей беспомощным ребенком. Ты выходишь на улицу и не понимаешь, в какую сторону тебе направляться, как дальше жить. Ты находишься в растерянности. Я настолько привыкла быть в безопасности под контролем докторов, что было сложно начать жить заново без врачей.

В Калининграде у меня было подозрение на рецидив. Я только прошла лечение, и у меня с другой стороны воспалился лимфоузел. Я вновь побежала в платную клинику. По результатам биопсии мне сказали, что болезнь вернулась. Это был шок. Мы заняли деньги и снова уехали в Литву. Они меня полностью обследовали и ничего не нашли. Это была ошибка, но стресс был очень глубокий. Сейчас раз в год я в обязательном порядке прохожу обследования.

— Страх снова заболеть останется на всю жизнь. Да, в целом ты привыкаешь с этим жить, но когда ты идешь на очередное обследование, начинается внутренняя паника. Потом выходишь с нормальным заключением, выдыхаешь и понимаешь, что живем дальше. И так от обследования к обследованию. Я избегаю формулировки «я вылечилась». Да, с этим заболеванием живут очень успешно долгие годы, но все равно это хроническое заболевание, которое останется с тобой навсегда. Жить полноценно можно и нужно, но своему здоровью надо теперь уделять особенное внимание.

Раньше я жила будущим, а теперь настоящим. Мою жизнь можно условно поделить на три этапа — до появления дочери-инвалида, после ее рождения и после моей болезни. Когда родилась дочь, мы жили мечтой, что отложим деньги и поедем на реабилитацию, строили какие-то планы. А сейчас я живу от обследования к обследованию. Стала больше ценить жизнь и стала жить настоящими моментами. Радостно становится от того, что просто сегодняшний день наступил.

Самое страшное в моей болезни — это осознание того, что мои дети могли остаться одни. Мне было не так страшно за себя, как за детей. Я иногда задумываюсь, что такие испытания для чего-то даны. Ты куда-то по жизни бежишь, а тебе говорят: «Все, остановись, задумайся и переосмысли свою жизнь». Потому что, как правило, на мелочи ты распыляешься, а что-то самое главное в жизни пропускаешь.

Онкобольным не хватает информационной поддержки. Когда человек заболевает, с ним обязательно должен разговаривать психолог — это очень важно. Не каждый доктор готов поддержать пациента. Но ни в коем случае нельзя оставлять онкобольного один на один со своими мыслями, с этой бедой.

Важно не замыкаться в своей «скорлупе». Тем людям, которые только узнали о своей болезни или находятся на этапе лечения, я хочу пожелать не падать духом. Не стоит впадать в панику, ничего хорошего она вам не принесет. Вы только представьте, сколько существует других хронических заболеваний — от них тоже умирают люди. Сконцентрируйтесь на хорошем, сейчас медицина настолько шагнула вперед, что переживать не стоит. Не замыкайтесь в себе, не молчите и не стыдитесь того, что вы заболели. В конце концов, от этого никто не застрахован. Живите долго, счастливо и полноценно!