В начале сентября на 90 дней закрылся кинотеатр «Заря», один
из самых старых кинотеатров Калининграда. В специальном проекте «Такое кино» мы решили вспомнить восемь городских кинотеатров, которых больше нет. Мы разбираем подшивки старых газет с расписанием сеансов, смотрим телефонные справочники разных лет, листаем фотоальбомы и разговариваем
с людьми, у которых были свои собственные «Победа» и «Родина», «Баррикады» и «Заря», «Москва» и «Ленинград», «Октябрь» и «Россия».

За кадром остались те кинозалы, о которых мало кто может что-то вспомнить: «Строитель», «Восход», летний дощатый павильон «Юности». Зато смонтирована дополнительная серия: воспоминания о человеке, который первым показал здесь Годара, Антониони и Сокурова. «Такое кино» вышло
в лучших традициях некоторых фестивальных лет: длинные планы, долгие монологи и паузы, ручная съемка. Но, как и у любого показа, конец один —темнота, чёрный экран, надпись «Конец фильма», тишина и яркая вспышка света.

Там, напротив кинотеатра и райисполкома, был столб с часами, под ним встречались или свидания назначали — такая районная топография подростковой легальной лирики: купил мороженое в киоске рядом со столбом, сводил в кино, написал записку, после кино в сумерках за ручку гуляешь.
А постарше стали — добро пожаловать на «Вагонку» на танцы, тогда дискотеки ещё не было, в круглом зале танцульки просто проходили. Кинотеатр был частью вот этого лирико-времяпрепровожденческого оборота младых душ, — столб с часами, кинотеатр, аллея в сторону стадиона «Пионер». Это были те времена, когда к тебе на улице в чужом районе могли подойти и спросить: «Откуда, пацан?» — «С Вагонки!» — «Ага, проходи… или нет, — и тебе кидают чужие предъявы и эхо не твоих разборок.

ДимДимыч Гапеев, один из старейших работников калининградского ТВ
и участник штурма Кёнигсберга, жил со своей семьёй в другом конце дома,
где «Заря» — над «Дарами моря». Поэтому жене его, Марье Алексеевне, оказалось относительно несложно уговорить мужа сходить в кино. Но вот досидеть до конца сеанса оператору-профессионалу бывало невыносимо. Оставив супругу в зале, ДимДимыч вышел покурить. Марья Алексеевна была очень близорукой, но кокетливой дамой, поэтому очки сняла ещё на конечных титрах. Выйдя из дверей, она увидела супруга, который, опершись
на ограждение, курил, наблюдая за неспешным вечерним движением
на проспекте. Марья Алексеевна подошла, хлопнула законного мужа по попе сумочкой, и благодушно сказала: «Пошли, что ли?». Тот разогнулся, оказавшись совершенно незнакомым мужчиной, оглядел ее с ног до головы и согласился: «Пойдём». ДимДимыч, стоявший рядом, немало повеселился, а байка эта вошла в его обойму любимых.

У него была очень эффектная манера поджигать сигарету. Мы повсюду таскали с собой зажигалку и прямо во время сеанса тренировались. К нам все время подбегала контролерша, похожая на всполошившуюся курицу, и кричала:

— Дети, не играйте со спичками! Будет пожар!

Новая история кинотеатра «Заря» началась в 1997 году с приезда режиссера Джеймса Кэмерона и первого в мире показа фильма «Титаник». Кэмерону
и компании «20-й век Фокс» тогда пришлось везти с собой все оборудование.
В Калининграде такого просто не было. Тогда в «Заре» еще была ложа, и все зрители ложи плакали навзрыд, а битком набитый зрительный зал стонал
от неслыханных звуковых эффектов Dolby Surround. Кэмерон потом в частном разговоре сердился, что во всем городе нет ни одного достойного кинозала.
«It's a shame! — констатировал он. — Never again!».

Но когда он приехал во второй раз, все изменилось.

Кинотеатр «Заря» выкупили. Он стал частным. Сделали ремонт, точнее реконструкцию. Что смогли, восстановили и сохранили. Что-то переделали.
В 2003 году весь комплекс «Зари» получил престижную премию «Зодчество»
в Москве, как лучший публичный интерьер страны, а потом еще и престижную номинацию на премию Andrew Martin, которую дают в Лондоне и Нью-Йорке. Своего рода архитектурный Оскар.

С тех самых пор «Заря» действительно для многих стала спасительным центром культуры целого региона. Сюда приезжали Валентин Гафт, Игорь Кваша, Сергей Бодров-старший и младший, Андрей и Егор Кончаловские, Михаил Козаков, Меньшов, Алентова, Машков, Меньшиков, здесь устраивал премьеру Эльдар Рязанов, дважды Константин Хабенский и Андрей Звягинцев, дважды Рената Литвинова, Данила Козловский. Литвинова ходила по залу и восторженно говорила, что это лучший кинозал страны. Сюда приезжали и зарубежные артисты и звезды кино — режиссер Кшиштоф Занусси, актер Майкл Фассбендер, обладатель Оскара режиссер Жан-Жак Анно.

А однажды сюда приехал глава престижнейшей международной сети «Европа Синемас». Он сказал: вы, молодцы, все правильно делаете. И включил «Зарю»
в сеть, поддерживающую европейское кино в противовес голливудскому.
А потом приехал представитель компании «Уорнер Бразерс», который,
как оказалось, был по образованию звукоинженер, похлопал в зале в ладоши, послушал и говорит: «Ребята, да вам с такой акустикой здесь оперные концерты надо устраивать, а не кино крутить».

За эти годы «Заря» стала площадкой для фестиваля кино стран ЕС, для фестивалей польского, итальянского, голландского, немецкого, французского, японского, китайского кино. И, конечно, целого ряда национальных кинофестивалей. Именно здесь, в отсутствии в городе киношколы, проходили творческие встречи, мастер-классы и ретроспективы классики. И, наконец, всероссийская слава пришла к «Заре», когда здесь обрел свой дом фестиваль короткометражного кино «Короче». Он только что закончился. Тысячи людей за эти несколько дней сумели его посетить, сотни тысяч следили за ним в СМИ и социальных сетях.

И везде была «Заря».

«Дружба» закрылась где-то в начале девяностых. Сначала там был мебельный, магазин, потом — кафе. «Родина» же существует и не существует одновременно. Теперь это заведение со странным названием — «Семейно-досуговый центр «Киноленд». Вроде здание то же, и кино там показывают. Но вместе со старым названием ушло что-то едва уловимое, но очень важное. Наверное, это молодость тех, кто в начале восьмидесятых ходил в третий класс.

В «Баррикады» я ходил активно с середины 80-х, потому что это был кинотеатр моего района. Билеты стоили буквально копейки, ходили часто, правда, фильмы в то время обновлялись все реже и реже. Были и самостоятельные походы, а были и программные походы со школьным классом на какой-то наверняка обязательный и полезный фильм — вот бы вспомнить их все.
Попав на особенно занудное кино — вспомнил, военная эпопея «Багратион»! —мы развлекались тем, что метали бумажные шарики в луч проектора, получался такой очень примитивный беззвучный фейерверк.

В середине нулевых команда молодых энтузиастов «АртЭго», в числе которых был и я, запускает в «Баррикадах» фестиваль раритетных фильмов «Реактив», благо кино-видео-объединение, существовавшее с советских времен, располагало архивом пленок. Помимо редких и знаменитых кинолент, были
и забытые киножурналы, которыми предварялись кинопоказы в идеологические времена: киноальманах «Хочу все знать» и «Фитиль». Осталось добавить концерты экспериментирующих таперов, показы видеоарта, поэтический фестиваль «Слоwwwо» — и теплые царапины замерцали в памяти следующего поколения…

— Это кинотеатр не моего детства, а детства и юности моей мамы. Она жила
на Дзержинского, на показы в «Москву» ходили всем двором — что там показывали, фильмы про индейцев и все такое прочее, индийское кино, мультики. Стали постарше — просто ходили погулять, поесть мороженое
в кафетерии, если захочется — пойти посмотреть на «живые картинки».
Это был «свой», районный кинотеатр. Поездки в «Зарю» или в «Россию» —
это уже было культурным походом, когда надевалось все самое лучшее.

Меня в «Москву» в начале девяностых водила бабушка, помню, что рядом
с кинотеатром был павильон, в котором готовили курицу-гриль, помню, что все это детское малышовое кино зачем-то предваряли небольшим кукольным выступлением — было скучно, но почему-то эти походы были обязательными. Если я не выла, то после сеанса мы обязательно шли в книжный магазин
на улице Козенкова (он там и сейчас работает, только вместо художественной литературы там — методическая, и еще канцелярские товары). В магазине был приятный и очень привычный запах бумаги, продавцы меня узнавали, в проеме книжной полки рядом с окном стоял аквариум, и пока бабушка платила
за очередные «Альбомы для эскизов» и том каких-нибудь сказок, я смотрела
на вот это мельтешение гуппий в мутной воде, и мне это очень нравилось.

— Насколько я помню, кинотеатры как нельзя лучше подходили нам, как способ организации времени, которое мы заимствовали не только у длинных вечеров
в доисторическую эпоху интернета и социальных сетей. Частенько это время мы просто воровали у школьных занятий и, забравшись в трамвай, колесили
по кинокарте города, на которой были «Баррикады», «Родины», «Ленинграды»
и прочие «Новости дня». С опаской подавали билет на входе в кинозал, где шел все равно какой, но зато утренний прогульный сеанс.

Кинотеатра «Россия» не было на этой утренней трамвайной кинокарте, он стоял особняком в самом центре города, на месте, где сейчас вторая, точнее третья «Европа». Его посещение носило скорее конформистский характер в виде вечернего сеанса, либо вы попадали туда на официальное советское мероприятие со всеми вытекающими отсюда последствиями, а в 90 годы пионерские галстуки уступили место экстрасенсам и артистам фривольного жанра.

— Старый «Октябрь» в девяностые годы — место загадочное и манящее. Залы ещё полны зрителей. Подвалы заставлены коробками с копиями фильма Сергея Никоненко «Брюнетка за тридцать копеек» — возможно, единственного приобретения фирмы «Янтарь — кино», которой владела Наталья Шагина,
она же директор кинотеатра «Октябрь». Копии расходятся плохо.

«„ Янтарь-кино"? Это несерьезная кинофирма», — говорят мои знакомые
из советско-американской фирмы «Совенчер фильм», у которых я приобретаю три копии старых картин Хичкока, с «эксклюзивными правами показа
на территории Калининградской области». «„Совенчер?" — морщится Шагина — Ерунда, а не компания»

В «Октябре» еще синие советские билетики и рисуются страшные афиши
на белых загрунтованных холстах. Но зато там еще работает Игорь Савостин. Его «Киноуниверситет» — уже не то элитарное мероприятие, на которое не попасть простому смертному, но оно по-прежнему собирает аудиторию. Вечер Параджанова, прощание с фильмом «Бал»…

Октябрь девяностых — это центр кино жизни города. Авторские премьеры, Киноклуб, Фестивали фестивалей, Вечерний клуб, на первой дискотеке,
за соседним столиком Шевчук. За роялем популярнейший в те времена певец Юрий Балабанов.

«Октябрь» — основной источник моего дохода. Место работы по трудовой книжке, отдел культуры Горисполкома. Все зарубежные фильмы в «Октябре»
без перевода. Ты сидишь в проекционной кабинке большого зала и талдычишь в микрофон по монтажному листу синхронный перевод. Зарубежные фильмы приходят с монтажным листом. Иногда фильмы приходят без монтажного листа. Иногда — с недостающими страницами. Порой — с монтажным листом другого фильма. Перевод будет в любом случае. С любого языка. Это очень развивает воображение, повышает самооценку и производит впечатление
на зрителей, особенно когда переводишь, сидя на крайнем месте в последнем ряду малого зала. После «Франциска» интеллигентно благодарят, после американских картин матери протягивают мне детей, моля о языковых уроках за любые деньги.

Платят хорошо. Рубля по три за сеанс. В день, если отсидеть все пять – шесть сеансов, что, правда, очень тяжело, можно заработать больше четверти месячной заработной платы. Можно забить на отдел культуры и уехать на пару недель в Москву. Но страждущих подработки со временем появляется слишком много. Нас, синхронистов-асов, теснят неофиты. Администратор, распределяющий сеансы, становится живым воплощением Будды.

Часто появляются проходимцы всех мастей. Неделя электронного кино! Посреди зала установлен один из первых проекторов, видеомагнитофон крутит пиратские копии «Терминатора» и «Хищника». Картинка с четверть экрана
не отпугивает зрителей. Киномеханики, отправленные в отпуск, тревожно переговариваются о грядущих сокращениях и конце света. Савостин хочет проектор в Лекционный зал, но он не по карману кинотеатру.

Но время берет своё. Трудные времена выгоняют зрителей из залов. Попытки открыть свой кинозал разбиваются о сытенького офицеришку из Дома офицеров, неожиданно сменившего предыдущего, с которым была предварительная договоренность. «Кино? Кино в прошлом! Этим денег
не заработать, молодой человек».

В Москве в здании «Известий» стоят очереди в первый кинотеатр нового типа, «Кодак Киномир», где Dolby и все дела, а в Калининграде я пишу в «Новом Наблюдателе» печальный текст об уходе кино из города: «Октябрь» закрыт, говорят, что там будет казино.

В памяти о начале 90-х — сумрачно и стыло, как в заколоченном кинозале. Ждёшь, что вот сейчас над головой вспыхнет луч, и экран оживёт. Но дрянная плёнка то и дело рвётся, свет перемежается тьмой.

Калининград, вечер. Кинотеатр «Октябрь», публика на широком крыльце
и у касс в подземелье. Международный фестиваль киноавангарда «Арсенал», завезённый из Риги сюда Игорем Савостиным, ведущим на местном ТВ программу о кино. Толстый журнал с вызывающе огненной ракетой на обложке и мелким ч/б внутри — программа фестиваля. Помню из неё на экране что-то Годара и Миклоша Янчо. Много неизвестных имён. Сумасшедшие названия.
В целом как-то действительно инопланетно. Я пробую писать сценарии.

Савостин ведёт кинолекторий в видеоцентре «Альбертина» на Сергеева. Несколько тематических абонементов, от зарубежной классики до новейших питерских некрореалистов. Комнаты с рядами стульев, шторы, урчащие видеомагнитофоны. Показы предваряются словом ведущего. Он умён, обаятелен, он шутит. Чистая рубашка, блестящая речь. Он знает о кино всё.
Три готовых сценария, отпечатанных на машинке, я прошу администратора передать «Игорю Григорьевичу». Дописываю свой телефон на случай.

Он звонит через пару дней. Но сценарии не обсуждаются, зато вскоре мы уже вместе ведём телепередачи о кино — Савостин, Дина Власова и я. Каждый представляет какой-нибудь фильм — анализирует, показывает отрывки. «Идентификация женщины» и «Ночь» Антониони, «Одинокий голос человека»
и «Скорбное бесчувствие» Сокурова, Бергман. В тёмной и пустой «Альбертине» мы вдвоём отсматриваем ленты, засекаем хронометраж фрагментов-иллюстраций, выписываем ключевые фразы из диалогов, иногда выпиваем.

«Из этого города все уезжают, он всех выпихивает», — говорит Игорь Григорьевич, имея в виду дорогих ему людей. Мы выпиваем у него дома
на Галицкого, с нами, кажется, кошка. Он без работы, без денег, он сильно обварился, снимая с плиты кипяток. Кино отошло в разговоры и книжки, типа «Висконти о Висконти». Между тем он тоже филолог, ученик Гаркави
и Вульфович — «бывший подающий надежды» — и мог бы вести у нас семинар
по Некрасову, если бы его не выгнали из универа после случайной гибели студента, его друга. Мой научный руководитель, выясняется, был за изгнание.
В прошлом также Литературный театр, где он и ставил, и играл, и от которого осталась аудиозапись моноспектакля «Мы только голос» (ХХ век
в американской и европейской поэзии), дерзкая кража из-под комсомольского конвоя любимого Вознесенского, приехавшего читать калининградцам, шумные ночные поезда в театральную Прибалтику.

Но всё же есть Советск, «Тильзит-театр» и Евгений Марчелли. Они друзья
и единомышленники, он по уши влюблён в этот театр, в этих людей и их работу. Тонко, проникновенно и трепетно пишет он рецензии на их спектакли —
он хочет их сохранить, пытается объяснить, насколько это удивительно, прекрасно, весело и важно. Он не хочет, чтобы их тоже отсюда выпихнуло. «Тильзит-театр» приезжает в Калининград с гастролями. Рецензии публикуют
в «Калининградской правде» и платят гонорар.

Не помню, как это называлось, но вдруг «Октябрь» вновь выступил из тьмы
и позвал Савостина показывать новое российское кино. Организовывали авторские встречи, то есть приглашали столичных деятелей, гуляли их
по городу и побережью, а они привозили свои копии и устраивали нам чуть
ли не премьеры. Вступительное слово и общение с залом — большим залом «Октября»! — обязательная часть программы. Помню, был Арабов — дождливой зимой в дутых нейлоновых унтах идущий от «Октября» к эстакаде. Наверное,
он мог привезти «Господина оформителя», или «Дни затмения», или что-нибудь поновее. Был и Виктор Сергеев, снявший популярного «Гения» с Абдуловым,
но и неглупых «Странных мужчин Семёновой Екатерины», которых, кажется,
и показал Калининграду. (Представляя творчество Сергеева, Игорь слегка злоупотребил эпитетом «пронзительный», и наутро после совместной поездки
в Светлогорск безвестная спутница режиссёра, смеясь, называла Савостина «пронзительным-пронзительным». Злоупотребляли, более или менее, постоянно).

В наступившем ХХI веке было уже только телевидение. Но уже без Савостина. Он «уехал» на свой манер — в квартиру на улице Леонова, где и жил как мог. Теперь он был мало кому нужен, да и мог он всё меньше. Хотя попытки вытащить его с разных сторон предпринимались. В бывшем «Октябре», допустим, возник новый театр и пригласил его на премьеру. Однако он
не то что рецензию написать, а не высидел и до антракта — спешил прочь тротуаром, которым когда-то с Арабовым шёл, споткнулся и руку сломал.
Очень на них ругался — и за руку, и за спектакль.

Маленькой отрадой, дающей и жалкие средства к существованию, была
для него в те годы театральная студия «Домино» в Детско-юношеском центре
на Комсомольской под руководством режиссёра Владимира Попова, близкого ему человека. Вместе они придумывали и ставили спектакли «Волшебник Изумрудного города» (музыка Максима Пиганова), «Лисёнок Людвиг»,
«Сто дней после детства». Разрабатывали уроки, обсуждали способности студийцев. Пестовали и потворствовали. Один из самых любимых учеников через год после выпуска едва их не пришиб — ввалился в дом с корешами, бузили, забрали деньги.

Оказывается, это было 25 мая 1999 года, но память упорно переносит событие
в 2000-е, ближе к дате смерти Савостина — 23 июля 2005 года. И, возможно,
это был не последний его спектакль, однако после вспоминается только незначительное. А тогда мы с Андреем Тозиком и прочими ревнителями бренности немалыми усилиями вытащили Игоря с Леонова в Немецко-русский дом, где он выступил с восстановленным «Мы только голос». Есть любительская запись этого спектакля, и там:

…Когда ж струне придёт капут
От этой горечи безмерной,
Мои натяяяянутые нервы
Возьми авось, не подведут! —

так в исполнении Савостина звучит «Кузнечик» Вознесенского. Однако
в оригинале стихотворения такой строфы нет.

В старых городских телефонных справочниках разных лет сохранились номера всех кинотеатров Калининграда: и тех, которые застал (например, все тех же «Баррикад»); и тех, о существовании которых и не догадывался — вот, оказывается, в шестидесятом году был крошечный «Восход» на Зои Космодемьянской, а не почта, как многие десятилетия подряд. У «Восхода» номер совсем короткий — четыре цифры. Что случится, если их набрать? Откликнется ли на том конце провода голос, похожий на тот, что объявляет точное время по 060? Скажет ли он вдруг, что сегодня все же идут «Нормандия — Неман» или «Дом с мезонином»? И если скажет, то идти
или не стоит? Нет, он скажет: набранный вами номер не существует.

Ещё в первые дни этого сентября можно было позволить себе одно телефонное баловство: набрать телефон кинотеатра «Заря»; дождавшись соединения, нажать цифру 3 и несколько минут слушать, как Артём Рыжков монотонно перечисляет тебе расписание фильмов, которые идут с первого по седьмое: «Любовь и дружба» Уита Стиллмана, «Служанка» Чхан Ук Пака, «Тайная жизнь домашних животных» Ярроу Чейни, зал «Гардероб», зал «Артишок», главный зал, сеансы в двенадцать ноль ноль, в шестнадцать часов сорок минут, восемнадцать часов сорок минут, двадцать ноль ноль, двадцать три тридцать, спасибо, другую интересующую информацию вы можете прослушать, нажав ноль. Стеклянные двери в здание кинотеатра уже опечатаны судебными приставами, но можно позвонить и послушать еще пару раз. Теперь этот фокус не повторить: нажимаешь на тройку — короткие гудки, бегут так быстро и с таким звуком, как будто кто-то включил перемотку.

Билетов нет, в проекционном окне погас свет, билетёрши оделись и разошлись по домам, уборщица в последний раз вымела из-под кресел белый бумажный «бесшумный фейерверк» и пустые пластиковые стаканы. В том зале, где когда-то в темноте передавали записки и договаривались о следующей встрече, кто-то набирает корзинку для позднего ужина: македонские яблоки, местное молоко, хлеб для тостов, питьевая вода, пакет дешёвых конфет, сигареты на кассе.
И только на архивных полосах «Калининградской правды» объявления о новых фильмах публикуют по соседству с сообщениями о расторжениях браков, и все ещё рвется в бой армия Трясогузки.