Андрей Макаревич: Почему вы спрашиваете меня о Маргулисе? Я же его не выгонял!

— Я вообще не болельщик, но Олимпиада, по-моему, это событие исключительное. Оно не только для болельщиков — это вообще один из немногих оставшихся у человечества способов выяснять отношения мирным путем при большом стечении зрителей. Поэтому мне это нравится. Атмосфера там очень хорошая, Лондон вообще волшебный город абсолютно, и для меня всякий раз там оказаться — это праздник. Ну, в общем, начали не позорно, посмотрим, что будет во второй половине — обычно мы во второй половине собираемся…

— Откуда вы знаете, чего будет ждать калининградская публика? У нас вообще публика медленно соображает. Нам потребовалось лет шесть, чтобы на концертах «Оркестра креольского танго» перестали кричать «Поворот давай!» Уже четыре года этого не происходит. Если здесь это случится (и это случилось — прим. «Афиши Нового Калининграда.Ru»), значит вы несколько оторваны от действительности — я вам сочувствую.

— Я не думаю, что возможно составить рецепт хорошего джаза — мы же не на кухне, правда? Я думаю, что, прежде всего, для этого нужны очень хорошие музыканты, которые эту музыку любят и чувствуют. Этого вполне достаточно. Но не так много хороших музыкантов, увы.

— Мы постоянно так выступаем, площадки городские — это концертные залы в основном, не дворцы спорта. Но у нас много концертов, вы не думайте, что мы специально для фестиваля собрались, нет. Это наш постоянный состав, просто есть еще состав, который называется «Джазовая трансформация», но это совсем другое — мы его собрали специально для джазовой клубной музыки, потому что, слава Богу, в Москве, да и по стране количество джазовых клубов опять растет, что говорит о возвращении интереса к этому жанру, и меня это очень радует. Там играют музыканты из «Оркестра креольского танго», но мы играем там другую музыку, в основном стандарты джазовые, и, как правило, приглашаем разных джазовых вокалисток. Это может быть Этери Бериашвили, которая в «Акапелле Экспресс» работала и ее, собственно, организовала, это может быть замечательная вокалистка Ирина Родилес, это может быть Полина Касьянова, и в зависимости от них трех мы играем три совершенно разных программы. Плюс, как правило, всегда происходит джем какой-то, за что я это направление люблю особенно.

— Почему вы спрашиваете у меня об этом? Я же его не выгонял! К вам приедет Маргулис со своей группой — вы у него и спросите. Это было его решение. Периодически что-то такое происходит…

— Уже занял, мы уже готовы к работе, но я не хочу пока это имя называть. Тем более вам оно мало что скажет. Скажем, музыканты этого человека знают, а простые слушатели — нет, потому что в основном он занимался студийной работой. Но это очень хороший гитарист, мне было страшно интересно, потому что с новым человеком всегда появляется какой-то новый пульс, новые краски, новое звучание. Даже если ты восстанавливаешь старые песни, все равно они звучат несколько иначе, это всегда забавно.

— Мне очень легко сотрудничать с одними и теми же людьми. У нас немножко разные подходы. Все-таки, у Бори это «Боря и аккомпанирующий состав», поэтому он все время ищет каких-то новых красок. А группа — это не аккомпанирующий состав, это музыканты на равных правах. Поэтому когда мы что-то новое делаем, право голоса у всех одинаковое, и это такая совместная работа.

— Итоги я никакие подводить не собираюсь, с чего бы? Нет никакого повода подводить итоги — мы находимся в движении. Что касается принципов, я никакие принципы вообще не исповедую и никогда их не любил. Мы просто стараемся сделать хорошо — так, как нам самим нравится.

— Да что ж вы такие недоверчивые! Это письмо, по-моему, было опубликовано везде, где можно.

— Я не считаю Василия Шумова музыкантом, понимаете? Поэтому мне не очень интересно с ними участвовать. Есть два варианта: или ты делаешь что-то, чтобы помочь людям, которые незаконно и несправедливо находятся за решеткой, или ты делаешь, что-то, чтобы показать, какой ты борец. Вот этот проект — из второй серии. Эта серия меня не интересует совершенно.

— Нет, я не общался с ним — у Кутикова свои представления об этом, у меня — свои. Может быть, Кутикову нужно как-то свою группу засветить еще раз. Мне это не нужно абсолютно. Я считаю, что письмо, подписанное тремястами весьма уважаемыми людьми нашей страны, не только музыкантами — это гораздо более действенный способ что-то изменить, и судя по тому, что Путин сказал 2 августа, похоже, это как-то подействовало. Я очень надеюсь на это.

— Стал бы, безусловно. Там, к сожалению, проблема не только в деньгах. Насколько мне известно, наши граждане отреагировали очень по-человечески и весьма оперативно — средств и вещей было собрано много, и даже МЧС работало быстро, и волонтеров было очень много… У нас всегда проблема в другом: мы сначала создаем катастрофу, а потом успешно преодолеваем ее последствия. Большинство жителей этого города построили дома на местах, запрещенных для строительства — с самого начало было известно, что это место небезопасное. А они как-то обошли это дело и на свой страх и риск это сделали — вот это болезнь наша неизлечимая. И ведь смотрите: они сейчас отстроят все — никто оттуда не уедет — их через десять лет опять зальет. Беда в головах, к сожалению.

— Это очень редко удается, потому что как раз вечером вся работа происходит, и почти все вечера заняты. Я уже полгода собираюсь Инну Желанную сходить послушать, мы с ней старательно переписываемся, но как у нее концерт в Москве, так или меня нет, или у меня самого концерт. Вот четырнадцатого числа будет, по-моему, шестая или седьмая попытка. И то я не уверен, свободен буду или нет.

— Это зависит от ситуации, смотря что надо делать. Есть журнал, в который мне надо раз в месяц сдавать рассказик. Я знаю, что их нельзя подводить, поэтому я сажусь и пишу. А если мы готовим, скажем, альбом, я прекрасно понимаю, что меня никакие сроки не связывают, потому что мы, слава Богу, не связаны никакими контрактами. Поэтому можно спокойнее относиться к этому, не подгонять себя.

— Танец, танец — сначала танец. Конечно, сначала я танцую голый на крыше, потом приходят слова, а потом — звуки. Ну о чем вы говорите, мадам? Вы не обижайтесь, нет тут никаких правил. Слова вначале, музыка вначале — нет тут законов, понимаете? По-разному это бывает, и у всех по-разному. Особенно, если сам пишешь и то, и другое. Конечно, когда человек берет стихи и пишет на них музыку, это одна история. А у меня это может быть и одновременно. Я не знаю, как это происходит. Это происходит непредсказуемо. Иногда быстро, иногда очень медленно и трудно, иногда не получается какое-то слово, иногда не складываются две ноты в мелодию — здесь нет ничего первого и ничего второго.

— Нет, в Лондон я уже не поеду, мы через несколько дней садимся на студию с «Машиной», потому что мне очень хочется к сентябрю записать несколько песен — мы довольно давно ничего нового не делали с «Машиной времени». Почему-то в голове держится, что сентябрь — это начало какого-то сезона, ну и, наверное, приезжают все из отпусков — мне интересно, какая будет на это реакция.