Фонд восстановления кирхи Арнау: немецкие эксперты в ужасе от того, что случилось с фресками

На минувшей неделе немецкие специалисты сделали заявление о том, что утрачены 98% уникальных фресок кирхи Арнау. О том, как это произошло и какие проекты, несмотря на инцидент, планирует реализовывать в Калининградской области фонд «Кураториум Арнау», занимавшийся восстановлением кирхи с 90-х годов до передачи РПЦ и вложивший в неё более 320 тысяч евро, корреспонденту «Нового Калининграда.Ru» рассказали президент фонда Вальтер Рикс и другие представители «Кураториума».

Президент фонда «Кураториум Арнау» Валтер Рикс перед интервью делится воспоминаниями: «Когда я первый раз приехал сюда в 1992 году, как раз разрушился колхоз „Родники“. Директор распродавал все на стройматериалы. У него только такая мысль была по использованию кирхи. Но мы делали все, чтобы сохранить памятник. Мы пытались поставить его сначала здесь на учет как культурную ценность. Но в регионе не хотели. Тогда мы отправились в Москву и договорились с человеком, который тогда руководил этими процессами. Он согласился поставить на учет кирху как памятник. А мы ему в благодарность за это подарили „Фольксваген Гольф“ новый. Теперь мы шутим, что немецкая машина спасла немецкую кирху от разрушения…»

— Вы говорили о том, что в кирхе Арнау закрашено 98% фресок...

Вальтер Рикс (далее — В.Р.): Да, это правильно. Эксперты по восстановлению фресок еще несколько лет тому назад установили, что 40% поверхности росписей можно было бы спасти. А сейчас осталось только три очень маленьких фрагмента. Это даже фрагментики. Мы в шутку называем их почтовыми марками. Я бы даже сказал, такие остатки — алиби, которое оставили для очистки совести, чтобы не закрашивать все.

— Фрески были закрашены после передачи кирхи РПЦ?

В.Р.: Их закрасили, когда кирха стала собственностью Православной церкви, но обстоятельства несколько сложнее. Фрески можно было спасти благодаря специальной процедуре. Она заключается в том, что с помощью специальных инъекций впрыскивается определенный состав, с тем чтобы фрески остались как бы приклеены к стене, чтобы краска не могла осыпаться. Наш фонд «Кураториум Арнау» был создан именно для того, чтобы спасти эти фрески и эту кирху. И в 2010 году мы указывали на то, что нужно таким образом провести реставрацию росписей. И мы уже начали обеспечивать сохранность определенных фрагментов фресок.

— Работы были остановлены?

В.Р.: Этому помешала как раз передача церкви. Православная церковь взяла в собственность здание, и дальнейшие мероприятия оказались невозможными. Но очень важно, чтобы быть справедливыми и чтобы это соответствовало истине, отметить вот что. Нельзя сказать, что Православная церковь нам не дала никакого шанса. Православная церковь выставила временной план, и сроки в этом плане были так плотно сжаты, что мы не смогли провести работы именно по этому графику. Если кто-то хочет иметь действительно высококвалифицированных экспертов для проведения подобных работ, действительно очень сложных работ, тогда эксперты не стоят на улице и не ждут, когда их позовут наконец. Надо сначала достичь договоренности с этими экспертами, чтобы они имели возможность прибыть. И потом нужно сосредоточить определенные и довольно значительные финансовые средства для того, чтобы эти работы можно было оплачивать.

— Вы хотите сказать, что экспертов не пускали внутрь здания кирхи Арнау?

В.Р.: Именно так. Когда спустя полгода мы были готовы наконец произвести спасение с помощью наших экспертов и специалистов, тогда вдруг Православная церковь говорит «нет». Нам даже не позволено было войти в церковь. Это было уже в 2013 году. Нам было запрещено посещать церковь до 1 июля 2014 года. Так установили в РПЦ. По всей вероятности, они гнали процесс. Это означает, что с самого начала РПЦ имела перед собой четкий временной план и пыталась втиснуть нас в тесный график этого плана. И вышло так, что они произвели этот ремонт подобно настоящему танку. Они просто пренебрегли всеми принципами реставрации. Самое главное — был назначен срок окончания ремонтных работ. И этот срок — конец 2014 года. По-видимому, решающим фактором в этом отношении является принципиальное решение о том, что кирха может функционировать только как храм, как культовое учреждение. Но ни в коем случае речь не идет о спасении драгоценных фресок, которые действительно являются произведением искусства. А они, возможно, датируются 1360-м годом. Похожие фрески примерно такого же возраста были только в кенигсбергском соборе. И русские и европейские эксперты едины в одном: фрески такого рода — единственные и неповторимые во всей Европе. Они совершенно уникальны.

— По какой причине произошла эта задержка в полгода?

Джейн Нойман (далее — Д.Н.): Ситуация такая: сначала в этой церкви «Кураториум Арнау» вел восстановительные работы сообразно со своими возможностями. Но когда церковь была передана официально РПЦ, они полностью лишились доступа и возможности принимать какие бы то ни было решения. Церковь сразу воспрепятствовала с самого начала продолжению этих работ. Договор о сотрудничестве по Арнау потерял всякую силу. Поскольку возникла совершенно новая ситуация для «Кураториума», нужно было переварить эти вопросы собственности. Они сразу повисли в воздухе. Решить вопрос с финансированием. А теперь Православная церковь обвиняет «Кураториум» в том, что они бросили все.

В.Р.: Когда церковь принадлежала государству, тогда «Кураториум» сотрудничал с директором историко-художественного музея Сергеем Якимовым. Был заключен договор. А как только Православная церковь получила здание, то этот договор о сотрудничестве тут же потерял всякую силу. Его просто зачеркнули. А немецкие юристы сразу сказали, что такое невозможно. И поэтому, конечно, поступление денег тут же прекратилось. Нужно было как-то отрегулировать весь этот процесс.

— Какие меры предпринимались для восстановления фресок до передачи кирхи РПЦ?

В.Р.: В 2006 году университет Хильдесхайм уже изготовил экспертизу, прописал все до мелочей, включая температурный режим. Были обозначены самые опасные участки. Слава Богу, что состояние фресок после войны было задокументировано. Тогда их можно было видеть, и имеется прекрасное описание исходного состояния фресок, и можно было их восстановить хотя бы частично по этим бумагам.

— Вы высказывали Епархии какие-то претензии о состоянии фресок?

В.Р.: Да, мы указывали на ошибки, мы их упрекали, потому что они не использовали все наши детально разработанные материалы по восстановлению. Они тогда сказали, что не смогли их перевести. Но ведь мы взяли сокращенный вариант документации, перевели на русский язык и с соответствующими фотографиями выложили в интернет. Только эти бумаги никоим образом не использовали.

— А представители РПЦ как-то объясняют, почему они закрасили фрески?

В.Р.: Они все время говорили, что фрески облупились и отвалились. Между тем они (представители РПЦ — прим. «Нового Калининграда.Ru») попробовали что-то сделать с помощью польской фирмы из Ольштына. Это фирма «PKZ Stiuk». Но она не смогла бы спасти фрески. А если фирма не может спасти фрески, то она ничего и не может сделать. Но сроки поджимали. Как у нас говорят, Кирилл у них сидел на загривках и нужно было все быстро делать. Поэтому они нарушили все возможные принципы, отодвинули их в сторону просто. Я так думаю, что они даже и не постигли до сих пор, какое значение имеют эти фрески, в этом отношении я вижу разницу между русским менталитетом и западным менталитетом. Русская культура очень значительна. Она действительно создала такие образцы духовной культуры, которые удивительны даже в контексте Европы. Но культурные ценности — они не только национальные, они обращены на все человечество. И нельзя делать разницу между немецкой и русской культурой. В этом отношении я бы хотел вот так осторожно сформулировать: русские здесь сидят во многом на плечах немцев. Потому что русские все-таки не пришли сюда в какой-то культурный вакуум. Поэтому мы должны взаимно уважать нашу общую культуру. Поэтому надо всю энергию вложить, чтобы все-таки можно было спасти все, что осталось.

— А осталось у нас, по вашим словам, немного..

В.Р.: То, что осталось — лишь два процента от того, что было. Очень трудно говорить точно, но примерно именно такое соотношение. Кроме того, вдобавок ко всему прочему совершенно не те материалы были использованы. Взяли акриловую краску. Как у вас говорится, «евроремонт сделали».

Д.Н.: Можно было взять какие-то более подходящие материалы, но были куплены самые дешевые и при этом совершенно не те, что нужны были.

В.Р.: Дело в том, что если пользоваться акриловой краской, то тогда влажность в стенах закрывается. Стены не дышат и сыреют.

— Можно ли восстановить закрашенные фрагменты?

В.Р.: Специалисты в один голос утверждают, что сейчас невозможно восстановить то, что под краской. Эти росписи уже погибли. Остались только эти три фрагмента, но они тоже под угрозой. Дело в том, что вокруг них не оставили никакой буферной зоны, которая защищала бы их от соседства с краской. Никакой защиты, никаких отступлений, покрасили рядом стык в стык. А это тоже вызывает определенные химические процессы, которые разрушительно начинают действовать на слои краски, и может разрушить эти кусочки. Сюда приезжала во второй половине июля выдающаяся профессор по восстановлению живописи европейского масштаба Николь Ридль, профессор университета в Хильдесхайме. Она восстанавливала фрески в церкви Мексики, во Франции, в Уругвае, у нее огромное поле деятельности. И она осматривала фрески в Арнау.

— Каким было ее заключение?

В.Р.: Она была в ужасе от того, что увидела. Сказала, что все потеряно и теперь смысла нет вообще что-то предпринимать. Но затем обещала подумать по возвращении о том, что можно предпринять. По крайней мере, чтобы защитить оставшиеся кусочки, остановить разрушающее действие акрилового покрытия.

— Я правильно понимаю, что вы предлагали восстановление на немецкие деньги и РПЦ отказалась от этой помощи?

В.Р.: Да, и сейчас тоже они отказываются.

— Но ведь неоднократно представители РПЦ в регионе заявляли, что готовы сотрудничать с кем угодно в вопросе восстановления памятников.

В.Р.: Это говорят и все политики, но хорошо бы продемонстрировать… Мы с самого начала хотели сделать в этой церкви музей. Сначала в притворе, и там даже были экспозиции, пока церковь не принадлежала попам. Как только Церковь взяла кирху, они тут же все порушили. Хотя сначала представитель Епархии Михаил Черенков говорил, что они заинтересованы в музее. Но он не сказал, где конкретно он разместится. А когда мы в последний раз собирались в Епархии, предложил какие-то помещения наверху. Но так не пойдет: ни один пожарник не разрешит этого, потому что если что-то случится, людям неудобно будет покидать помещение. Но с другой стороны, это тоже можно отрегулировать. Например, запускать в помещение определенное количество людей. Также Черенков сообщил, что они строят там монастырь, и во время разговора было предложено одно из помещений в монастыре отдать под музей. Это неплохой вариант. Мы очень заинтересованы, но теперь существует опасность в том, что, когда все будет готово, пока нет официального договора, помещение, которое отдается под музей, затем приспособят для своих нужд.

Д.Н.:  Трюк состоит в том, что когда все будет готово, им опять скажут, что не могут предоставить помещение.

В.Р.: Официальных договоров сейчас нет. Речь идет о том, что в условиях изменившейся ситуации о музее у РПЦ ничего не прописано, во всяком случае, я не видел этого. Есть документ о сотрудничестве, он предполагает музей, но бумаги еще не подписаны.

— Сотрудничество с Епархией можно назвать хоть в каком-то отношении успешным?

В.Р.: Нет, нельзя совершенно. Если исключить эти фрагменты — ведь и они под угрозой — неизвестно, сохранятся ли они в будущем. Позицию Православной церкви можно скорее назвать саботажем. Со стороны РПЦ никогда с нами не играли с открытыми картами. Никогда не говорили, какие планы. Похоже на то, что настоящий их план — как можно скорее сделать культовое сооружение. Они никогда не упоминали, что их заботят культурные художественные ценности.

— После этого инцидента вы намерены дальше предпринимать какие-то шаги в отношении Арнау?

В.Р.: Привести в порядок захоронение Теодора фон Шёна*. И ухаживать за ним. Сейчас идет поиск человека, который держал бы это место в порядке, потому что кирха и этот склеп — единый ансамбль. Раньше там были три металлических гроба, в которых были его тело, жены и дочери. И в одном из гробов находилась переписка Теодора с супругой. Но все это было разграблено, и ничего не осталось. Нынешнее надгробие символично. И Православная церковь не может занять это место, потому что именно этот участок записан на имя евангелической церкви. Рядом с кирхой Арнау еще есть дом колокольщика, который там жил вместе со своей супругой и бил в колокола. Там мы купили два помещения и теперь думаем, что нам можно с этим сделать. Первоначально мы хотели там расположить реставраторов, которые будут заниматься восстановлением кирхи. Потом думали, что в этих помещениях разместим музей, но они не очень подходят для музея, а кроме того, люди, которые живут по соседству, против того, чтобы там был музей. Сейчас думаем, не создать ли нам квартиру для посетителей, чтобы они временно там могли жить в отпуске, например. Потому что на машине по новой трассе до Кёнигсберга можно быстро добраться.

— Какое впечатление у немцев о ситуации с фресками Арнау?

В.Р.: Сложный вопрос. Мы вчера говорили об этом. Я представляю, что приеду домой, все соберутся, и скажу, что фрески почти погибли. Тогда некоторые, но не все, скажут: вот они, русские. С другой стороны, есть Кафедральный собор, а собор имеет особое значение. Он имеет воздействие и символическое, и даже магическое. В этом отношении в немецком обществе есть большое чувство благодарности, и, как это в жизни часто происходит, чувства очень смешанные. Вот, например, недавно был опрос: «Как вы относитесь к русским?». 68 процентов высказались за то, что им русские симпатичны.

Д.Н: Профессор Ридль, когда приедет в Германию, будет воздействовать негативно, но не на все общественное мнение Германии, а на определенные круги профессионалов, и это по понятным причинам совершенно. Разумеется, она будет негативное мнение высказывать, потому что то, с чем она столкнулась, то, что она пережила — это шок.

В.Р.: У меня сложилось такое впечатление, что предмет нашего беспокойства и всех наших усилий потерян для нас, но в основном мы сейчас заботимся о том, чтобы это было поучительной историей, из которой мы вынесем опыт. Но дальнейшее развитие ситуации еще может быть. Профессор Ридль подумает, пошлет ли она экспертов в этом году, которые сохранили бы хотя бы то, что осталось от дальнейшего разрушения. И, возможно, она в следующем году приедет с группой студентов, чтобы им, студентам, продемонстрировать, что можно сделать с оставшимися фресками, как их спасти, и показать, что было сделано неправильно и как делать вообще нельзя.

В.Р.: Есть и множество нареканий. Например, согласно вашим же законам нельзя ничего строить на расстоянии 200 метров от памятника. А так называемый домик пастора был построен на расстоянии всего-навсего 25 метров и на захоронениях. Рабочие на наших глазах выбрасывали черепа из котлована. Даже есть фотографии. На наш взгляд, данная ситуация свидетельствует о полной некомпетентности и отсутствующем интересе со стороны организации, которая занимается надзором за состоянием культурных памятников и собственно на это и поставлена. Но я должен сказать кое-что критическое и о немцах. «Кураториум Арнау» искал возможности контакта на самых высоких уровнях власти, немецкой власти. Мы хотели привлечь внимание политиков, чтобы вместе русские и немцы занимались спасением фресок. У нас даже есть ведь договор официальный российско-германский о произведениях культуры. И в рамках этого договора о культуре мы тоже могли бы определенные положения внести туда. Но высшие немецкие политики не продемонстрировали никакого интереса в этом отношении.

— Есть ли возможность того, что после этой ситуации немцы захотят восстанавливать какие-то памятники в Калининградской области?

В.Р.: Конечно. И эта возможность довольно интенсивная. Что связывает больше, чем музыка, живопись и литература? Культура должна нас связать. Наша позиция такова: если мы будем сотрудничать именно в этом культурном пространстве. Да и сердце наше до сих пор связано с этой областью.

______

*Памятник на могиле Теодора фон Шёна находится рядом с кирхой. В 1856 году в Арнау умер и был похоронен прусский государственный деятель, обер-президент Восточной Пруссии в 1824–1842 годах Теодор фон Шён.

После Великой Отечественной войны памятник был разграблен и разрушен. Восстановлен в 90-е годы немецкими волонтерами.

Постановлением правительства Калининградской области от 23 марта 2007 года № 132 могила Теодора фон Шёна получила статус объекта культурного наследия регионального значения.

Текст — Алёна ПЯТРАУСКАЙТЕ, фото из архива «Нового Калининграда.Ru» 

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

Текст: Алёна Пятраускайте