Каннский кинофестиваль. День 1

Кадр из фильма «Принцесса Монако», реж. Оливье Даан Кадр из фильма «Принцесса Монако», реж. Оливье Даан

Мы вышли на улицу и посмотрели ввысь. Небо было невероятно высоким, почти бездонным. А на самой высокой высоте висело солнце во всем своем весеннем великолепии. Канны, день открытия фестиваля.

Я вспомнил, как ровно год назад мы с Евой разглядывали каннское ночное небо, и я рассказывал ей про кинозвезд. Ей было пять. Я говорил, что у них очень интересная жизнь. И дело не в вертолетах, яхтах и в том, что тебя повсюду узнают. Дело в том, что ты можешь проживать тысячу жизней, жить жизнями других великих людей, а потом снова становиться собой. А люди будут смотреть на тебя, и ты будешь для них подменять умершую Фриду Кало, Эйнштейна или Ганди. И жизнь будет такой, что ты будешь совершать великие открытия и делать великие ошибки, а потом менять прическу и одежду и смотреть на мир глазами ребенка, замечая то, что уже давным-давно разучились видеть взрослые. А Ева указала своим маленьким пальчиком в сторону звезд на ночном небе и спросила: «А кто из них приедет?».

Все приедут. Потому что, если в середине мая вы находитесь в Каннах, это значит, что жизнь удалась.

Я не очень слежу за календарями плейбоев и скучающих миллионеров, но я знаю, что все они сегодня здесь. Разглаживают свои костюмы, примеряют новые бабочки, кладут в нагрудный карман пиджака платочки и размышляют, насколько сильно эти платочки должны торчать наружу. В порту Канн — целые флотилии, все виллы вокруг арендованы, все отели зарезервированы еще год назад, и самое ближайшее место, где можно поселиться и платить меньше 500 евро в день — это в Сен-Тропе. Мы на этот раз поселились в Антибах, по дороге в Ниццу — 25 километров от Канн. Мы приехали на автобусе, купили в Берлине два велосипеда, плюс есть наше неутоленное за целый год желание ходить пешком. А походить здесь придется. Если ехать в Канны на автомобиле, то ближайшее место, где удастся припарковаться — это начало променада. С этого места до Дворца фестивалей примерно три километра. Можно идти, смотреть по сторонам и думать о чем угодно. Я так и делаю, я сейчас иду за своей аккредитацией и думаю о дороге в Канны. Для нас она продолжалась пять дней.

Мы выехали 7 мая, чтобы не попасть в праздничные пробки на границах. Я так и представляю этих красиво разодетых людей с воздушными шарами в руках, стоящих на границе. Всем хочется хоть что-нибудь отметить, и они начинают отмечать три часа в пробке. Стреляют пробки шампанского. На границе всегда отличная компания, лучше, чем в городе.

В Берлине мы провели четыре дня. Очень насыщенно получилось. Нами командовала Ева. Она с самого начала сказала, что не будет с нами делать взрослые дела, поэтому мы должны ей организовать детские. Мы пошли в «Сады мира». Носились там по лабиринту как сумасшедшие, видели змею, которая переползала нам дорогу, сидели в дзен-буддистском саду, разбирали сад камней, нашли там место, где готовы были провести всю жизнь. Просто сидеть и смотреть, как качаются ветки деревьев, как течет вода, как красиво контрастируют цвета листвы, как бегут облака по небу. Там пропадали желания есть, спать и суетиться ради заработка денег. Там исчезали амбиции и все эти такие подленькие человеческие желания. Ты сам как будто превращался в куст смородины и просто хотел вписаться во всю эту невероятную красоту, чтобы кто-нибудь сорвал с тебя ягоду, проглотил и улыбнулся, и пальцы у него перемазались в твоем соке.

Мы побывали на потрясающей интерактивной инсталляции, которую проводили фотохудожники совместно с фотокомпанией «Olympus». Там мы попали в пространства, которые не кажутся сильно измененными, если смотреть на них обычным глазом, но если смотреть фото-глазами, то это был какой-то фантастический мир. Там Ева ползала вниз головой по карнизу трехэтажного здания, карабкалась по фасаду со второго этажа на первый, а нам совсем не было за нее страшно; мы были в зале с тысячей париков с горящими глазами, были в разноцветной паззл-комнате, надевали маскировочные костюмы и сливались с интерьером. Там мы поняли, что интересная фотография — это не просто нажатие кнопки, когда на переднем плане твоя голова, а на заднем — какая-нибудь Пизанская башня. Там мы поняли, что сексуальная фотография — это не красивая девушка с укладкой, дорогим мейк-апом и торчащими из-под платья голыми ногами, или таким вырезом, что для груди там просто не остается места. А потом мы пошли в «Кабинет монстров». Это был лучший музейный экспириенс за последние годы. Это был маленький сюрреалистический бриллиант. На нас набрасывался огромный ядовитый паук, глаза и языки вращались, а четырехголовый монстр в зеркальной комнате вообще представлял собой какую-то глэм-группу: все его головы пели, а все его лапки бились в захватывающем танце.

На блошиных рынках мы купили стопку винила, счеты, чтобы Ева научилась считать, и специальную антикомментную линейку. Пишешь пост, отчеркиваешь под ним черту при помощи этой линейки, и уже никто в целом мире не может оставить там комментарий. Потрясающее изобретение. А потом мы приехали в Мюнхен, поселились в отеле, и наша комната для завтраков выходила окнами на водопад. Там мы посетили могилу Райнера Вернера Фассбиндера. Он когда-то получал призы в Каннах. А теперь на его могиле просто лежит камень с датами жизни и смерти. Это так красиво, как настоящая мелодрама, когда хочется плакать, и понимаешь, что это как-то глупо, но все равно плачешь. А потом мы проехали сквозь остаток Германии и всю Австрию и оказались в Италии. Мы двигались в Тоскану и поселились во всеми любимой долине Кьянти. Хемингуэй обожал кьянти, пил его практически без остановки. И потом, когда он уже поселился на Кубе, он вышиб себе мозги из двустволки. Вдали от Кьянти, так сказать.

Мы поселились в очень живом доме с облупленным фасадом, элегантно запущенным садом, большой собакой по имени Дуди, курицами, ящерицами и пухом, который покрывал землю как ковер. Курицы то и дело начинали шуметь, Дуди мчалась к ним, Ева за ней, и они вдвоем отгоняли повадившуюся к ним ходить лису. «Это талантливый мистер Фокс? — спрашивала Ева. — Может, угостить его одной курочкой, а то у него же там семья живет под деревом, а?»

А вокруг Тоскана: посмотришь один раз с холма на долину, и все — ты безнадежно влюблен. Мы, конечно, побывали во Флоренции, закрыли какой-то незакрытый гештальт, но это все не то. Там слишком много людей в очередях, которые стремятся увидеть статую Давида Микеланджело. «На что там смотреть? — удивлялась Снежа. — У него же совсем маленькая писька». Красивый город, но оттуда хочется как можно быстрее уехать; другое дело — все эти бесконечные винодельни, эта церковь без крыши, где Тарковский снимал «Ностальгию», места вокруг Сиены, где Бертолуччи снимал «Ускользающую красоту», Ареззо, где Ридли Скотт делал «Гладиатора», Монтепульчано, где снимали «Сумерки: полная луна». Мы даже побывали в местечке Лукка, которое стало местом съемок «Потрета леди». Это важный фильм для этого Каннского фестиваля. Потому что его сняла Джейн Кемпион, а главную роль сыграла Николь Кидман. В этом году Джейн Кемпион — президент жюри, а Николь Кидман — звезда фильма открытия. Огромная вилла, тосканское солнце, молодое кьянти, и вот мы уже готовы отправиться в Канны.

Я приближаюсь к Дворцу фестиваля, чтобы забрать свою аккредитацию. Мне выдают мой бейджик. Девушка удивленно смотрит на мою фотографию на бейджике и сравнивает со мной. Мы улыбаемся друг другу. Я очень надеюсь, что я нравлюсь ей больше, чем моя фотография десятилетней давности. Тогда я приехал в Канны в первый раз. Тогда Снежа сорвала с пальмы пальмовую ветвь и под звуки фанфар, которые изображал мой друг, торжественно мне вручила. «За вклад в киножизнь нашего города!» — торжественно сказала она. Сегодня меня уже трудно удивить романтикой в пальмовой ветви. Но я по-прежнему влюблен. И каждый год жду мая, зная, что впереди — 40–50 лучших фильмов мира и примерно десять килограммов мидий в белом вине. Примерно столько я успеваю съесть за 12 фестивальных дней. Канны, килограмм первый.

Артем РЫЖКОВ из Канн