Спасибо, что не в Каннах!

Кроме того, в Калининграде образца 2013 года настолько много самых разных проблем — транспортных, коммунальных, бюджетных, политических, что наличие у Жанны Ярошук трёхэтажного особняка на проспекте Изола Белла вряд ли можно назвать самой большой бедой для калининградцев. Красочной подробностью, элементом общей картины — наверняка, но не более. История второй эстакады, сначала вроде бы достроенной на взятые в кредит деньги (которые никто так и не понимает, как отдавать), а на самом деле вовсе не достроенной, эстакады, движение по которой подрядчик угрожает закрыть за долги, куда как более интересна для жизни Калининграда. Но, наверное, не так живописна для изложения в прессе.

Тема развивалась стремительно. Мэр отдекларировался и провёл брифинг, объяснив, откуда вилла взялась и почему её нет в декларации. Все, кажется, без исключения местные издания (большая часть которых щедро финансируется из городского бюджета) вновь бодро напомнили калининградцам о том, что у главы есть домик в Каннах, но это не грех. А затем поведали вторую часть истории, трагическую и также не являющуюся секретом — о том, зачем Ярошуку понадобилось перевозить семью во Францию. О несчастном случае, который произошёл с дочерью и тещёй мэра 10 лет назад, он уже рассказывал ранее, но тогда конъюнктура ситуации и определённые моральные нормы позволили не полоскать это бельё так уж активно.

С тех пор минуло две недели. Столько в провинциальном медиа-мирке редко живёт даже самый суровый и скандальный тренд. Поутихли страсти и вокруг каннской недвижимости калининградского мэра. Были заданы все вопросы и на них были получены почти все ответы. Наличие домика на Лазурном берегу стало не очень приятным, но одним из элементов биографии Ярошука, который наверняка вспомнят ему в случае появления новых политических амбиций. Но обсуждать который далее не очень понятно, зачем.

Однако в конце минувшей недели самая популярная (из двух) ежедневная газета области, «Комсомольская правда в Калининграде» опубликовала в двух частях плод работы её корреспондентов, побывавших на вилле Ярошука в Каннах. Вряд ли кто-то может упрекнуть авторов в чём-либо: они лишь сделали свою работу, попав туда, где не могут оказаться их читатели, и рассказав им о том, что они не могут увидеть. Но популярная и тиражная газета — это, как ни крути, не только средство формирования, но и отражение общественного мнения. А, значит, тема каннской недвижимости продолжает бередить умы горожан и жителей области.

Что же нового узнали читатели? Главное — что существование на Лазурном берегу вовсе не так безоблачно, как его представляют себе многие. Пустынные улицы и холодное Средиземное море, дожди и пасмурное небо. Недружелюбные снобы-французы, которые так и норовят плюнуть в окно автомобиля проезжающей мимо супруги калининградского мэра — и хорошо, если не ядом. Единственные, с кем можно общаться свободно и спокойно — такие же экспаты из русских семей, по разным причинам перебравшихся в Канны. Медицинское обслуживание, судя по рассказу супруги Ярошука, чуть ли не хуже, чем на родине, а с учётом особенностей тамошней системы медицинского страхования — просто ужасно.

Каждая серьёзная публикация всегда имеет некую сверхзадачу, зачастую совершенно неожиданную для её автора. Подробности обитания семейства мэра Калининграда в стареньком особняке с бассейном без подогрева, в окружении враждебно настроенных аборигенов вкупе с причиной переезда туда родных Ярошука создают картину мрачной безысходности. Лоск традиционного представления о жизни на Лазурном берегу меркнет, когда узнаёшь, что дом-то у миллионера-мэра «оказался без золотых унитазов и мраморных фонтанов». А так часто используемая местными оппозиционерами риторика «вот, наворовали!» сама собой сходит на нет: как выясняется, каннская полиция наглым образом отказывается реагировать на сообщения о кражах у русских, равнодушно предлагая им переезжать.

Обе части истории, опубликованной в «Комсомолке», я прочитал с крайним интересом, по-доброму, с профессиональной точки зрения завидуя коллегам. А закончив чтение, отправился по делам. Пешком, вдоль по улице Фрунзе. Пешком, потому что вечером в пятницу весь Калининград, благодаря многочисленным факторам, от талантливо организованного дорожного ремонта до специфики работы общественного транспорта и общей перегруженности, превращается в одну большую пробку. На Фрунзе — от Королевских ворот до Дома быта, в обе стороны одинаково плотную. 

Я шёл мимо знаков дорожного ремонта; бывшая Кёнигштрассе подвержена дорожному ремонту с завидным постоянством, благодаря чему остаётся одной из самых ужасных с точки зрения состояния асфальта улиц города. Я шёл мимо остатков так судорожно снятых с Фрунзе трамвайных путей. На их месте сейчас лишь стихийно возникшая парковка, заставленная автостарьём, между которым справляют нужду собаки местных жителей. Я шёл мимо дряхлого забора вокруг жутких руин «Кройц-аптеки», реконструировать которую клятвенно обещают всевозможные городские чиновники вот уже лет двадцать, и все двадцать лет она благополучно разваливается. Рядом с забором, на бордюре, глядя в никуда, сидел то ли пьяница, то ли наркоман, то ли человек без зависимостей, но только что выписавшийся из инфекционной больницы, что стоит напротив. Счастливо спасшиеся оттуда граждане имеют обычно страшноватый вид. Тротуар (там, где он существует) был вдребезги разбит, а столбы украшали драные объявления.

Сине-белый забор на месте бывшего казино «Ванда» возрастом может поспорить с аптечным — там тоже всё собирались что-то построить, а потом, видимо, плюнули, бросив на месте работ целый башенный кран. Одна сторона так и не введённой в строй второй эстакады, призванной разгрузить движение в центре города, была забита машинами настолько далеко, насколько видит глаз. На перекрёстке резвый автобус подрезал какой-то красный автомобиль, и его водитель изящно матерился, пытаясь перекричать гудки. Инспектор ГИБДД, пытавшийся как-то отрегулировать поток, обречённо махнул рукой и пошёл прочь. Надежда на то, что пробка когда-нибудь рассосётся, исчезла совсем. На развернувшийся вместо остановки транспорта грязноватый мини-рынок с рекламы местного магазина нижнего белья скептически взирала неизвестно как оказавшаяся там Пэрис Хилтон в неглиже. Жаркий июньский воздух был наполнен пряным ароматом выхлопных газов сотен застрявших в этом микромире машин и дымом тлеющих на бывшей «Дарите» короотвалов.

Я смотрел на всё это, и одна мысль била в висок, одна-единственная мысль наполняла меня чувством, которое нельзя было сдержать. Я остановился, поднял голову к солнцу и громко, никого не стесняясь, закричал: «Спасибо! Спасибо, что я не в Каннах!»