На расстоянии укуса

В этой истории (а местами и истерии) с запрещённой едой самое любопытное — это уровень, на котором происходит дискуссия. Причём как среди обывателей, в социальных ли сетях, на улице, в заведениях и в транспорте, так и на высоком уровне. «Почему кто-то решает за меня, что мне есть?», «они отобрали мой пармезан и хамон», «наши яблочки-то всё равно вкуснее», «сколько можно было травить нас ихними европейскими пестицидами?» — примерно так. 

Одни прикидывают, насколько больше будут оставлять теперь в польских «Бедронках», другие брезгливо морщатся и гордо заявляют, что ни лангустов, ни моцареллы никогда и так не ели. И в самом деле — свёкла, картошка, капуста — вот должный рацион настоящего патриота. Тем более что по этим сельхозкультурам мы (в смысле регион) себя полностью обеспечиваем, как заверял ещё до запрета ввоза вражеской еды губернатор. По остальным позициям всё потребление закроем ну если не сегодня, так завтра точно.

«Другой вопрос — а мы вообще сами себя уважаем? Сколько можно эту пластмассу есть под видом овощей и фруктов, когда не поймешь, где персик, а где огурец», — глубокомысленно заявляет депутат Госдумы от Калининграда Андрей Колесник. И призывает, натурально, не унывать и плакать, а работать. Отличая персики от огурцов. А его коллега, замглавы комитета Госдумы по финансовому рынку Анатолий Аксаков утверждает, что запретить ввоз европейских продуктов нужно было уже давно — «для того чтобы сберегать свое население, здоровье людей». И не делалось это лишь потому, что наши власти не хотели портить международные отношения. Теперь, значит, захотели.

В стороне остаётся, к сожалению, тема влияния ответных мер в отношении учинивших нам санкции государств на российскую и, что важнее для нас, эксклавную, калининградскую экономику. Поразительная ситуация: люди будто уверены, что торговали всеми этими запретными ныне товарами, как в исходном, так и в переработанном виде, какие-то марсиане. Не такие же люди, как мы с вами, не активные участники экономических отношений, а настоящие инопланетяне, впаривавшие нам лежалую европейскую ветчину и улетавшие в свой космос, платить налоги и пользоваться услугами исключительно там.

В голову обывателю не приходит простая, в сущности, мысль о том, что некий абстрактный калининградский ресторатор вынужден теперь искать новые рынки поставки продуктов, нести дополнительные расходы, не сможет поднять зарплату сотрудникам и хорошо ещё, если не понизит, не будет заказывать рекламу и не купит себе новый телефон, отчего его деньги не получат смежные с ним рынки. И, в частности, рынок, на котором зарабатывает свою скромную зарплату этот самый недалёкий обыватель. И речь не только о рестораторе, но и о продавце на рынке, рабочем на мясокомбинате, водителе логистической компании и тысячах (если не десятках тысяч) наших с вами сограждан. Которые вовсе не марсиане.

Всё замыкается на уровне «это я ем, а это — не ем». Такая консьюмеристская философия для нас привычна и понятна, да другой у нас и нет. Мы ведь и собственным геополитическим положением пользуемся сугубо с точки зрения потребления. «Европа» для нас — это всего лишь большой магазин, в прямом и переносном смыслах. Мы вот уже двадцать с лишним лет истово тащим из сопредельных государств исключительно товары народного потребления. Забывая при этом, что гораздо более ценными для нас могли бы стать идеи насчёт того, как нам обустроить свою жизнь. И клянчим у федерального центра какие-то компенсации собственной оторванности, вместо того, чтобы требовать разрешить механизмы, которые позволяют использовать это наше положение.

Главное, чего мы не смогли, а точнее не захотели притащить сюда вместе с польскими сосисками и литовскими творожками, так это культа производства. Иерархи РПЦ могут сколь угодно долго разглагольствовать о том, что западный стандарт потребления гипертрофирован и русскому человеку надобно питаться высшей правдой. Но правда жизненная, практическая состоит в том, что по ту сторону границы поля распаханы, а с нашей — заросли бурьяном. И в том, что режим МПП поляки используют для того, чтобы заработать, пускай и немного, на перепродаже бензина (и готовы ради этого сутками торчать на границе), а мы — чтобы потратить.

Мы не любим производить, как товары, так и услуги, даже торговать мы предпочитаем спустя рукава. А как иначе объяснить то, что в наших супермаркетах продукты, как те, которые уже нельзя ввозить, так и разрешённые, да и произведённые тут, продаются банально гнилыми? Нарушение условий хранения, разгильдяйство персонала, отсутствие контроля — что тому причиной? А, может быть, простое нежелание делать свою работу хорошо? Накладывающееся на замкнутость, ограниченность, если хотите — эксклавность мышления, оно приводит к этому феномену непонимания того, что проблемы соседа означают твои проблемы. Дискретность мысли вообще является бичом современного российского общества, люди, вскормленные масс-медиа, живущими одним днём и даже одним часом, предпочитают не связывать одни события с другими. Жизнь как калейдоскоп, в котором происходящее каждый раз, как поднесёшь его к глазу, складывается в новую мозаику.

Что уж тут говорить о самих представителях тех отраслей местной экономики, которые затрагивает пресловутый указ Владимира Путина, призванный обеспечить России безопасность. Те же рестораторы отмалчиваются, но off-record насчёт ситуации, в которой оказались, выражаются сугубо отборным матом. Изображение хорошей мины вне зависимости от ситуации в игре давно стало главным спортом среди местного истеблишмента. Ведь если не будешь радостно петь о том, что всё хорошо, прекрасная маркиза, то могут в какой-нибудь список, к примеру — на получение субсидий, не включить. Или забыть о том, что в нынешней ситуации нужно снижать административное давление на бизнес, как заявил глава областного минпрома Дмитрий Чемакин. Представить себе более лицемерное заявление в условиях, когда в одночасье и совершенно административно, в угоду политическим амбициям были сломаны бизнес-модели сотен предприятий, как-то не получается.

О том, каким образом всё происходящее может повлиять на инвестиционный климат, не вспоминает, кажется, уже никто. Возможно — потому, что климат этот уже на нулевой отметке или стремится к ней. Крайне любопытно будет посмотреть на динамику инвестиций в основной капитал по итогам 2014 года, особенно — инвестиций зарубежных, а также — их структуру по странам происхождения. Впрочем, в них, кажется, никто особо и не верил, вся динамика и все устремления чиновников в последние годы были направлены на то, чтобы завлечь в регион как можно больше бюджетных средств; с ними как-то удобнее, и про высокие риски инвесторам говорить не надо. Они, государственные инвесторы, ведь сами эти риски и создают.

Впрочем, если «антисанкции» российские власти в ближайшее время не отменят, посчитав, что погрозили Западу достаточно, то эта эйфория в нашем обществе схлынет весьма скоро. Вместе с ценами на продукты, которые неизбежно вырастут, потому что дополнительные расходы торговые сети перекладывают всегда и везде на плечи покупателей. И с реальными доходами населения, которые неизбежно сократятся, потому что бизнес будет нести эти самые дополнительные расходы, и без того не очень благостная в условиях приближающегося 2016 года ситуация с ликвидностью станет ещё более грустной. Но жаловаться тогда уже будет поздно, да, в целом, поздно это делать и сейчас. Останется лишь радоваться тому, как вкусны наши местные яблочки.

Алексей Милованов, главный редактор «Нового Калининграда.Ru»

[x]