В конце 2014 года группа родителей инициировала круглый стол, основной повесткой которого стал вопрос об открытии в Калининграде специализированного реабилитационного центра для детей с ментальными нарушениями и расстройствами аутического спектра. По словам родителей, вопрос острый и назрел давно: в городе есть серьезные проблемы и с диагностикой, и с коррекцией подобных заболеваний, а также с социализацией ребят, ими страдающих.
«Дети Нового Калининграда.Ru» побеседовали с одним из немногих в городе специалистов по детскому аутизму Юлией Лузиной, практикующим психологом, сотрудником центра иппотерапии и
Некуда идти
«Еще в 2000 году считалось, что распространенность аутизма составляет от пяти до 26 случаев на 10 тысяч детского населения. В 2005 году уже на 250-300 новорожденных в среднем приходился один случай аутизма. В 2008 году 1 случай аутизма приходился на 150 детей. За 10 лет количество детей с аутизмом выросло в 10 раз» — РИА «Новости» со ссылкой на «Всемирную организацию аутизма».
— По моим личным наблюдениям, количество
Когда родители сталкиваются с этим диагнозом, они просто не знают, куда идти и что делать. И это настоящая катастрофа. Особенно для калининградских семей, потому что информации нет и спросить не у кого. Родители идут в интернет. Начинают читать про диагноз. Находят страшные вещи. Например, что ребенок не сможет адаптироваться вообще никогда. Им попадаются описания разных методов лечения. А там говорится: может, сработает, а может, и нет. И они в ужасе, потому что начинают думать о том, что не сработает.
Механизмы появления аутизма до конца не изучены. Вылечить
На западе проблемой занимаются гораздо дольше, чем у нас. Есть американская система —
Порой даже педагоги не понимают, что имеют дело с неврологией
— Обычно поддерживающее лечение не ограничивается
Родители порой даже не могут отвести ребенка на детскую площадку. Что они скорее всего услышат? «Уберите отсюда своего сумасшедшего». Или даже: «Уберите своего дебила».
Родители не могут отвести ребенка на детскую площадку. Что они там скорее всего услышат? «Уберите отсюда своего сумасшедшего». Или даже: «Уберите своего дебила».
Ребенок с ментальными нарушениями действительно может кричать и проявлять агрессию. Даже если он не мешает другим, а просто сидит в песочнице и методично пересыпает песочек из пасочки в пасочку, это выглядит странно, и другие родители пытаются своих детей от такого ребенка оградить.
Неспециалист легко может спутать заболевание с тем, что принято называть невоспитанностью. Даже педагоги в школе или детском саду иногда не понимают, что имеют дело с неврологией, а не просто с дефектами воспитания. Бывает, ко мне приводят детей не родители, а бабушка и дедушка. И просят не говорить маме, что ребенка водили к психологу. Потому что даже сама мама может не верить в то, что ребенок болен.
Но это большая смелость и для специалиста тоже — поставить диагноз «аутизм». А ведь от диагноза зависит, куда двигаться, какое осуществлять лечение. Если вместо аутизма поставить задержку психоречевого развития, родители поведут ребенка к логопеду. И он будет вызывать речь. Пока не поймет, что проблема гораздо глубже, чем отсутствие речи. Будет упущено драгоценное время. Аутизм у детей в 2–3 года поддается коррекции гораздо проще, чем в 5–6 или 10 лет. Потому что в 5 лет поведенческие реакции уже сформированы, и менять их — стоит огромного труда, терпения и времени.
За самые тяжелые случаи берутся лишь единичные энтузиасты
— Перед семьями, в которых есть дети с расстройствами аутического спектра и ментальными нарушениями, остро стоит проблема образования ребят и их социализации.
Почему работа в коррекционных детских садах бывает неэффективной? Почему в логопедические группы не ходят дети, у которых тяжелые речевые проблемы, а ходят в основном те, кто не выговаривают буквы «м» и «р»? Потому что с ними легко работать.
Почему и в
Самые тяжелые дети никому не нужны. Почти никто, кроме единичных энтузиастов, за них не берется.
Если ребенок хорошо будет себя вести и сможет заниматься — он останется в образовательном учреждении или реабилитационном центре. Если не сможет — его не возьмут. А ведь сделать так, чтобы ребенок вообще в принципе мог посещать занятия — это отдельный труд.
Что я думаю о перспективах строительства специализированного реабилитационного центра для детей-аутистов? Конечно, если бы существовал такой центр, где родители могли бы получать комплексную помощь, было бы замечательно. Но я не верю, что это реализуемо. Такого нет ни в наших столичных городах, ни даже у соседей в Литве и Польше (хотя и с коррекцией, и с диагностикой, и с получением информации по вопросу там дела обстоят гораздо лучше, чем у нас). Для начала это мог бы быть просто центр информационной поддержки. В том числе и горячая линия. Где родителям могли бы рассказывать о том, где в городе работают специалисты, занимающиеся проблемой детского аутизма.
То, насколько коррекция будет успешна, зависит от возраста ребенка, в котором она началась. От количества затраченных усилий, от степени тяжести заболевания. Бывает, что дети заканчивают школу, могут поступить в университет.
Когда я смотрю на одного ребенка, мне хочется, чтобы этот ребенок смог пойти в школу, потому что я понимаю, что он может — у него высокий уровень интеллекта, нужно только скорректировать поведенческие особенности. Когда смотрю на другого — я хочу чтобы он научился сам ходить в туалет.
Когда я смотрю на одного ребенка, мне хочется, чтобы этот ребенок смог пойти в школу, потому что я понимаю, что он может — у него высокий уровень интеллекта, нужно только скорректировать поведенческие особенности. Когда смотрю на другого — я хочу чтобы он научился сам ходить в туалет.
— У меня есть чудесный мальчик. Мы много работали. Они с мамой попали к психологу, когда ему был 1 год и 8 месяцев. Занимались иппотерапией. Это было страшно. Первые полгода ребенок кричал и производил впечатление совершенно выключенного из этого мира. Сейчас ему 5. Он ходит в детсад, музыкальную школу, на английский и со стороны выглядит совершенно здоровым. Хотя проблем еще очень много. Это один из тех вдохновляющих примеров, которые помогают не опускать руки и работать дальше.
Текст — Анна Кунерт, фото — Виталий Невар