«Гений места нельзя нарисовать»: архитектор Куба Снопек о городских парадоксах

Куба Снопек, фото — Глеб Леонов, «Стрелка»
Куба Снопек, фото — Глеб Леонов, «Стрелка»
Все новости по теме: Городской облик

В Калининграде в рамках подготовки к форуму «Среда для жизни: всё о жилье», который должен пройти в мае, московский институт «Стрелка» провёл серию публичных лекций и воркшопов, посвящённых архитектуре и градопланированию. «Недвижимость Нового Калининграда» публикует выступление польского архитектора-исследователяКубы Снопека о городских парадоксах, фиксирующих самые важные и актуальные изменения в обществе и о том, как научиться любить свой город через его изъяны (что довольно актуально для Калининграда).

Куба Снопек, как он сам говорит о себе, занимается городскими проектами и «вторжениями в городскую ткань». Самое известное его исследование, закончившееся книгой, называлось «Беляево навсегда» и было посвящено культуре, архитектуре и жизни московского микрорайона Беляево. Также Снопек занимался исследованием польских церквей, построенных в советское время, а сейчас работает над проектом о «тоталитарных площадях 30-50-х годов».

О городе и его парадоксах. Вступление.

 — Я очень интересуюсь архитектурой и больше всего мне нравится архитектура именно тех времен, когда архитекторы творили, делали большие какие-то проекты в 60-70е годы. Но я не смотрю на нее как на большую геометрическую композицию, мне больше интересно смотреть на архитектуру, как на пространство, где происходит очень много жизни. Мне кажется, что задача архитектора — это не только проектировать дома, не только проектировать объёмы, а каким-то образом через архитектурные формы генерировать разнообразную жизнь. Архитектура должна быть живой, должна быть разнообразной и она должна создавать интересные места для абсолютно разных людей.

Меня сегодня много раз спрашивали, что я знаю про Калининград. Я в Калининграде второй раз в жизни, так что я знаю не очень много. Но с другой стороны, довольно много, потому что сам приехал из Вроцлава, где я вырос и долго жил. Какая особенность этого города? Там есть река, разделившая город на южную и северную части, и город до 1945 года был немецкий, и он был разрушен, вся его южная часть была разрушена до реки, а северная осталась, как была. И получилось, что сейчас это три города. Есть центральная часть — старый город, северная часть, которая осталась, и южная часть, которая была абсолютно уничтожена. И получается, что с одной стороны есть этот восстановленный старый город — это, можно сказать, восстановление чего-то, чего никогда не было. В 40-50-е годы была восстановлена польская архитектура в немецком городе. Потом северная часть города — это унаследованный немецкий город, в котором сейчас некоторые польские здания. И южная часть города — это именно этот модернизм, который мы все знаем, абсолютно пустое пространство, в котором находится новый город. Сегодня я проехался по Калининграду и увидел очень много родного, очень много каких-то моментов, которые мне хорошо знакомы.

_NEV2993.JPG

О чем я буду говорить? Буду говорить о том, что город является источником вдохновения, я считаю, что контекст очень важен в любом проектировании. Я говорю не только о проектировании объёмов, архитектурных форм, а вообще о проектировании в городе. Я считаю, что этот контекст, эта городская культура, которая присутствует, она очень важна, она может нас очень сильно вдохновлять и может делать проектирование более простым. Если есть материал, с которым можно работать, всё гораздо проще.

Эта презентация раньше называлась «Городские парадоксы», и я очень много времени искал такие противоречия вроде какого-то заброшенного высокотехнологического пространства как установка «Тесла» возле Москвы в диком лесу — там никаких технологий нет, кроме этой установки. Или каких-то совершенно странных новых построек, которые строят люди, которым не хватало религиозной архитектуры. Как Храм всех религий в Казани, где очень много религиозных элементов — например, Сфинкс с лицом Гагарина, который обслуживает большое количество разных символов. Мне это всё интересно.

Что мы должны искать в городах? Мне кажется, что очень важно находить новые явления, на которых можно учиться. Почему городские парадоксы? Парадоксы — это что-то, что не может существовать в теории, потому что это противоречия, но существует на практике, и обычно эти парадоксальные ситуации говорят нам о том, что появляется что-то новое, какая-то новая жизнь. Если мы её достаточно быстро увидим и поймём, что она есть, мы можем сделать проект, именно основываясь на ней. Поэтому стоит искать какие-то новые модели городской жизни. Практика жизни в городе — она отличается, она меняется со временем, появляются какие-то новые тренды, новые культурные явления. И чем раньше мы увидим эти новые модели, тем для нас лучше. Прототипы, какие-то закономерности или обещания города будущего.

Глава первая. Городская ткань.

 — И первая вещь — это то, что касается городской ткани. Городская ткань — это формы, объёмы, урбанистические планы. И очень часто появляются несовершенства городской ткани, мы это видим особенно хорошо в постсоветском пространстве, потому что одна система ценностей прекратила существование, появилось что-то новое. За этой системой ценностей пошёл способ проектирования города, способ обживания города, поэтому поменялось абсолютно всё, и очень часто это видно именно в городской ткани. Например, в Варшаве бюро Centrala спроектировало дом на участке, который никто даже не считает участком (узкий проём между двумя домами — прим. «Нового Калининграда»). Участок небольшой, поэтому не очень дорогой, но можно спроектировать что-то очень уникальное. Оказывается, ценности, которые сейчас важны — жить близко к центру города, жить в уникальном жилье — они доступны, и это можно сделать.

Таких проектов очень много, есть книга про такие дома, которые построены на случайных участках в Японии, таких примеров очень много, это можно сказать уже тренд. На постсоветском пространстве мы видим очень много таких домов, которые заполняют такие лакуны. Но это не только заполнение физического пространства в городе, это тоже заполнение какого-то эстетического пробела.

_NEV2805.jpg

И это происходит абсолютно везде на постсоветском пространстве. И здесь тоже можно увидеть такие костюмы, которые появляются на зданиях, которые как воспоминания говорят нам о чем-то, что было или чего никогда не было (имеется в виду ремонт хрущевок на Ленинском проспекте в псевдоганзейством стиле — прим. «Нового Калининграда»).

Но это не только в Калининграде. Самый радикальный пример — это Скопье, город, который был уничтожен землетрясением в 60-е годы, был восстановлен потом архитекторами авангарда в таком стиле брутализма и авангардного модернизма. Сейчас он прошёл полную перестройку в такие классические формы, которые рассказывают историю. Можно над этим смеяться, можно это любить и ненавидеть, но мне кажется, гораздо умнее — понять, что там происходит.

Вот проект Филиппа Старка — это, наверное, один из самых известных дизайнеров — и он именно такой проект подхватил. Он понял, что эта ностальгия есть, что это общемировой тренд, и спроектировал дом на крыше модернистского здания. Он просто очень хорошо распознал тренд, который уже был. Он распознал некое движение культурное, которое уже было.

Где появляются такие несовершенства городской ткани? Там, где появляются разные логики производства городской ткани, где эта городская ткань разваливается, появляется что-то новое, где была какая-то ошибка, но это всегда очень интересно.

Глава вторая. Использование пространства.

 — Второе, что, мне кажется, очень важно и хорошо видно в Калининграде — это то, как используется пространство. Канонический пример — мы ездили со студентами «Стрелки» в 2013 году в ЮАР. Это один из самых высоких небоскребов, если не самый высокий, в этой стране, который был построен как элитное жилье в 70-е годы, а потом очень быстро превратился в трущобы. Когда мы пять лет назад туда приехали, происходил интересный процесс джентрификации этого здания. Это процесс, когда богатые люди приезжают вместо бедных, вытесняют их из какой-то части города, и там появляется аристократия или какой-то высший и средний класс. Тут это происходило в рамках одного небоскреба, использование пространства менялось — на первом и последнем этаже были богатые, а посередине это была трущоба, это менялось каждый день, это было очень интересное пространство.

Ponte_City_(3464450399).jpg

Небоскреб Ponte City Apartments в ЮАР

Простите, что я показываю ваш город, вы его лучше знаете (на слайде здание «Вагонки» — прим. «Нового Калининграда»), но мне это кажется важным, поскольку церковь или кирха — это здание, которое редко меняет свое назначение. Вчера мы были на лекции в Кафедральном соборе, для меня это было абсолютно невероятно, что в соборе может быть лекция, потому что в Польше это невозможно. Но я хочу сказать, что это изменение функции может довольно резко произойти, причем в обе стороны. В Польше единственный пример церкви, которая стала чем-то другим — это музей архитектуры во Вроцлаве. А есть водонапорная башня, которая стала церковью. Функцию пространства довольно просто поменять, и это нам много о чем говорит.

Мой самый любимый пример — это музей Ленина в Красноярске. Я очень люблю этот объект. Когда он открылся, страны, которая поддерживала Ленина, уже не существовало, но сама архитектура очень интересная. Несколько лет назад этот музей превратился в музей современного искусства, там внутри одна выставка идет поверх другой. С одной стороны, есть выставка про Ленина, спроектированная еще в 80-е годы, с другой стороны, поверх нее идет выставка современного искусства, комиксов, каких-то инсталляций, говорящих камней и так далее.

Совершенно случайно здесь появилось пространство, которое имеет совсем новое качество с точки зрения кураторства. Оно вписывается в дискуссию про кураторство, про то, как создавать выставки. Эта дискуссия идет сейчас по всему миру, потому что White cube стал совершенно скучным, и вдруг появляется такое пространство, которое показывает какой-то совсем иной уникальный путь.

Когда такое может случиться? Когда поменялись пользователи. Они могли физически поменяться, могли поменять свою практику использования пространства. Могло быть так, что просто проект не предусмотрел того, как люди будут использовать пространство, это очень часто происходит. Канонический пример — архитекторы-модернисты проектировали прямые дорожки в микрорайонах, а люди все равно ходили змейкой. Очень много таких примеров. Это может произойти, если есть исторические изменения и так далее.

Глава третья. Горожане.

 — Самая интересная часть — понимать больше про жителей, про пользователей пространства. У каждой архитектуры всегда есть пользователи, те, кто туда приходят, пользуются этим зданием, пространством или лавочкой в парке каждый день. И они очень сильно меняются. В 2014 году мы в «Стрелке» делали выставку «Повседневность», большая часть этой выставки была посвящена тому, чтобы понять, кто такой москвич. Эта выставка была основана на работах студентов этого года «Стрелки». Мы с кураторской командой старались выявить, какие персонажи появились в этих исследованиях. Оказалось, что жители города совсем другие, чем казалось.

Мы создали большое количество персонажей, которые существуют в реальности, хотя это невероятно. Например, бабушки-рантье — это люди, которые получили квартиры в 90-е, сдавали их на свободном рынке, жили где-то очень далеко от центра города, потому что получили большое количество денег, и большая часть семьи жила на эти деньги весь месяц. Это такой тип человека, который один раз в месяц ездит в центр города, чтобы забрать деньги, потом возвращается и живет совершенно другой жизнью.

f6217b0fac6073a8fd2ff3661ead6e9c.jpg

Или водитель без машины. Мы нашли много таких персонажей, которые весь день живут в машине, ждут какого-то чиновника или кого-то другого. Парковки заставлены этими машинами, люди там живут практически восемь часов, потом едут, потом отдают эту машину, потом на такси возвращаются домой и так далее.

Ещё один персонаж — беспокойный ребенок. Ребенок, который путешествует гораздо больше, чем он должен, потому что детские сады работают только в определенное время и гораздо меньше, чем мама этого ребенка, поэтому ребенку приходится, например, два часа стоять в пробке с утра, потом 6–8 часов быть в детском саду, потом путешествовать с подругой мамы, потом с мамой, и так до вечера он проводит время в машине, обживает эту машину, чем-то там занимается.

Почему я об этом говорю? Это абсолютно неочевидные вещи, хотя и очевидные. В каждом городе есть такие персонажи. Мы думаем, кто живет в городе? Люди, которые едут на фабрику, чиновники, учителя — какие-то сложившиеся в голове категории. Но это могут быть совсем другие люди. В России я заметил, что в каждом городе есть краеведы. Это категория людей, которых нет вообще в западных странах, я их никогда не встречал, а тут в каждом городе есть люди, которые сильно увлекаются памятью города, локальной историей. Вот таких людей очень много, и важно изучать, как люди в данном месте живут. Архитектура — это только пространство для людей, они же важнее.


Глава четвёртая. Формальное и неформальное.

 — Мне кажется, что вопрос формальной и неформальной архитектуры очень интересный и важный. И это тоже такая категория, которая плавает, не совсем понятно, что это значит. Например, пригород Амстердама Бейлмермеер, построенный в 60-е годы. История этого района такая, что сразу после того, как он был построен, в Голландию приехало очень большое количество людей из Суринама, бывшей голландской колонии, у них другой образ жизни, чем у голландцев. И поскольку не было идеи, куда их поселить, было принято решение, что они все должны поселиться здесь. И вдруг между этими геометрическими домами появилось много неожиданной жизни: какое-то белье развешено, маленькие палатки, где что-то продается, очень много людей, которые чем-то занимаются — совсем другая культура.

Был сделан в 80-е годы Ремом Колхасом проект, чтобы вообще не уничтожать эту культуру, а переделать архитектуру так, чтобы людям было удобнее. Если они торгуют чем-то под мостом — давайте сделаем там удобное пространство для торговли. Если они любят играть где-то в какие-то игры — давайте сделаем это пространство удобным.

Это был революционный проект на то время. Очень долго архитекторы считали, что архитектура должна иметь приоритет, и она должна формировать жизнь, которая там происходит. Это был революционный проект в том плане, что архитектор предлагал, чтобы архитектура все-таки училась этой жизни, которая там начала происходить.

_NVV0368.JPG

Канонический пример неформального и формального — это рынок, где очень много всего происходит. Вообще рынки сильно отличаются друг от друга, и рынки — это любимое пространство для исследований социологов, так же как и очереди, потому что в разных странах люди себя на рынках в очередях ведут совсем по-другому, и очень много всего можно прочесть. Что для меня интересно и важно — это именно то, что рынок создает неформальную обстановку, что там не все цены формализованы, можно вести какие-то переговоры, там не полностью организовано пространство, присутствует некий хаос.

Пример из моего города неформального пространства. Сейчас много говорят о том, как перестраивать пустые пространства в городе. Вот пример абсолютно неформального пространства — был зелёный остров в центре города, и он был перестроен в другое пространство с дорожками и газоном. Вместе с этим пространством пришло очень много правил. Например, раньше это пространство не закрывалось, сейчас оно закрывается после 10 вечера. Раньше можно было пить в общественном пространстве алкоголь, сейчас его можно пить только на баржах, которые припаркованы где-то сбоку, и так далее. Все стало более организованно. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны, много чего потерялось. Это было пространство, куда приходило очень много студентов, сейчас они туда не приходят, они сидят дома или в других местах, потому что [ходить сюда] просто стало дорого и не очень прикольно.

Тут нет хорошего ответа, как должно быть, потому что и одно, и другое имеет свою плюсы. Мы часто видим, что было хаотичное место, оно перестроилось во что-то упорядоченное, но очень много чего было потеряно. Такое может случиться.

Глава пятая. Граница.

 — Открывать границы, определять границы каких-то территорий очень важно. Мы обычно воспринимаем границы как барьер, конец чего-то. В слове граница есть негатив. Но часто бывает так, что граница — это интегратор.

Мы в Измайлово в Москве в 2014 году исследовали огромное пространства рынка, и там стоит очень много хаотичных заборов. Оказалось, что эти заборы — это места, где люди разговаривают по телефону и курят. Никто не ходит разговаривать по телефону и курить в открытые пространства, а именно эти заборы интегрируют людей, они идут туда, потому что работает какой-то неизвестный мне, но известный другим профессионалам, социологам и психологам, механизм, который заставляет людей все-таки курить возле забора или разговаривать там по телефону. Эти маленькие заборчики были наиболее живыми пространствами этого рынка.

40256312474_ddda54ee6f_k.jpg

Границы меняются во времени. Это та их черта, которую сложно нарисовать на чертеже. Архитектурный чертеж всё-таки показывает двухмерное или трехмерное пространство, а не четырехмерное. Такой границей является, например, река. В российских городах часто бывает так, что город находится с одной стороны реки, потому что река очень широкая. В Европе, как и Калининграде, река протекает через город, и он находится с двух сторон. В России очень часто с одной стороны природа, с другой — город. Оказывается, что когда эта река замерзает на несколько месяцев, эта граница исчезает, там появляется новое место, где может происходить что-то совершенно другое. Вдруг оказывается, что расстояние до другой стороны города очень небольшое.

Таким образом работают уже другие пространства. Есть пешеходные зоны, которые появляются только на выходные. Есть парковочные пространства, которые в какое-то время года превращаются в какие-тобиргартены, лавочки, другие типологии. Зимой — нет, летом — да.

Глава шестая. Собственность.

 — В урбанистике считается, что собственность — это самое главное, все зависит от собственности. То, что произошло после 90-го года — это очень большие изменения в собственности, очень большой хаос в собственности. Я очень много ездил по разным городам постсоветского пространства, и этот вопрос везде выглядит по-разному. В Варшаве, например, очень большая проблема реприватизации. Собственники, у которых коммунисты отобрали землю, хотят ее обратно, а там уже совсем другой город, и появляются очень странные конфликты. В других городах другого рода конфликты, но они всегда связаны с собственностью. Что было пространство общее, а теперь оно каким-то образом разделяется.

Я ездил в Петербург в октябре, делал там исследование со студентами, мы его делали возле нового стадиона, который строится к чемпионату (ЧМ-2018 — прим. «Нового Калининграда»), и там бесконечное количество разных заборов разного цвета, разной структуры, разные собственники этих заборов. Естественно, это плохо и некрасиво, но студенты очень быстро обнаружили, что эти заборы — это какой-то культурный пласт, очень много людей фотографируются возле этих заборов, у них есть хэштеги и так далее. Оказалось, что с этим можно сделать что-то интересное. Они в итоге придумали весь проект про заборы.

Вопрос собственности — это тоже вопрос, который касается бизнеса. Это очень большая часть денег, которые нужно каждый месяц платить собственнику за землю. Поэтому появляется вдруг очень много таких бизнесов, которые преодолевают эту проблему. Например, баня на колёсах. Есть и другие какие-то бизнесы, иногда они очень некрасивые — какие-то рекламы на автомобилях, которые стоят в каком-то неопределенном месте. Непонятно, кому принадлежит этот участок, непонятно, кому принадлежит машина. Это может иметь совсем разные формы, но этот вопрос собственности очень важный, и появляется очень много примеров того, как его можно преодолевать. И чем дороже земля — а цена аренды растет постоянно последние 20 лет по всему миру — тем больше появляется таких гениальных идей, как делать свой бизнес без собственности.

40071997805_0f080acbb8_k.jpg

Глава седьмая. Ощущение от места.

 — Это то, что сложнее всего описать архитектурным языком. Гений места нельзя нарисовать на чертеже, начертить его нельзя ни в SketchUp, ни в ArchiCAD, ни рукой. Это просто гений места. Непонятно, из чего он состоит.

Мое любимое место в Одессе — это бетонная набережная, куда люди приходят зимой, покупают чай в пластмассовых кружках, пьют его, молча смотрят на море. Это все очень атмосферно, это все очень интересно. Архитектура не играет никакой роли или она играет роль сценографии. Она вся такая разваленная, придает еще какого-то сценографического качества этому всему.

Два дня назад я был в Харькове, там находится одно из самых больших зданий мира — здание Госпрома (или Держпрома), построенное в 1920-е годы. И там сохранилась какая-то совсем нереальная жизнь. Это здание на самом деле состоит из коридоров. Там есть горизонтальные коридоры и вертикальные — лифты. Оно огромное, оно было самым большим в мире до постройки Пентагона, и потом Дворца Чаушеску, и все это здание можно перейти по коридорам. И там образовалась какая-то вообще очень интересная культура коридора, которая состоит из старых лифтов, каких-то бесконечных горизонтальных пространств, людей, которые обживают это пространство, которые здесь курят, здесь едят, здесь здороваются.

Лифты. Очень интересно, что в лифтах кнопки есть только внутри лифта, нет кнопки в самом коридоре. Нельзя вызвать лифт. Нужно позвонить, чтобы лифт приехал. Естественно, это неудобство, но это создает какую-то невероятную культуру, где нужно кричать: «Вы можете, пожалуйста, подать лифт на пятый этаж?», и тогда этот лифт приезжает. Или нужно позвонить, а кто-то не берет трубку. Это очень интересная ситуация.

Нужно ли это сохранять — непонятно. Как это делать — непонятно. Нужно ли на это обратить внимание — мне кажется, да.

Текст — Татьяна Зиберова, фото — Глеб Леонов, «Стрелка», wikipedia.org, Виталий Невар, «Новый Калининград»

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

[x]