Тела земные и небесные: Олег Нестеров и «Мегаполис» на «Янтарном пляже»

Олег Нестеров, лидер группы «Мегаполис», продюсер, автор книг «Юбка» и «Небесный Стокгольм», приезжает на фестиваль «Янтарный пляж» с программой «Из жизни планет». Это невероятно красивое и лиричное посвящение неснятым фильмам шестидесятых годов  —  положенным на полку картинам Шпаликова, Смирнова и Мотыля. «Афиша Нового Калининграда.Ru» поговорила с Нестеровым о том, что услышат калининградцы 30 июля в Янтарном, о важности прошлого, героях оттепельного кино и о времени, когда все получалось.

— Олег Анатольевич, хотелось бы начать нашу беседу собственно с вашего будущего выступления на фестивале «Янтарный пляж». Проект «Из жизни планет», как кажется, показывается вами в довольно камерном формате. Он звучал как концерт в Кафедральном соборе Святых Петра и Павла, он идет как спектакль в центре Мейерхольда, он существует как совершенная «вещь в себе», герметичная и красивая в виде приложения, сайта… И, если честно, пока что тяжело представить, как этот проект будет звучать на фестивале «Янтарный пляж». Пожалуйста, расскажите о том, что мы увидим и услышим 30 июля в Янтарном.

 — У нас есть специальная версия этого проекта для фестивалей. Выступаем мы так уже не в первый раз: играли эту программу на фестивалях «Усадьба Jazz» и «Открытая библиотека». Наше прочтение на «Янтарном пляже» будет отличаться тем, что мы сыграем музыку к проекту. Спектакль, как вы правильно заметили, вещь камерная и не предполагает больших залов, пространств и тем более открытых площадок (хотя мы и играем его на площадке парка искусств «Музеон» в Москве).

Для Янтарного мы берем важную составную часть проекта — музыку, которая может увести и в которой каждый может увидеть те неснятые фильмы, задуманные великими мастерами шестидесятых. Концерт будет проходить в мультимедийном сопровождении, и, конечно же, будут мои короткие рассказы, которыми я планирую предварять тот или иной музыкальный номер. Это касается того, как все будет выглядеть.

Хочу еще сказать, что с проектом «Из жизни планет» мы приглашены на книжный фестиваль «Красная площадь», который пройдет в Москве в начале июня. А мы будем закрывать один из фестивальных дней, субботу, 4 июня. Этот фестиваль проводится второй год, в этом году одной из тем выбрано кино, и мы будем играть ту же программу, которая прозвучит на «Янтарном пляже».

— Вы последний раз выступали в Калининграде в 2008-м году, наверняка часть аудитории, которая придет послушать «Мегаполис», будет ждать песен вроде «Москвичек», «Нового московского сиртаки», «Белки и стрелки» или «Карл-маркс-штадт». Как быть с теми, кто придет за старыми хитами?

 — Вы знаете, этот вопрос не стоит перед нами уже лет пять: когда мы играем программу «Из жизни планет», люди идут именно на неё и не ждут больше ничего другого. У нас существует еще формат просто концерта, на котором мы играем самые важные вещи, в принципе, всё что угодно, и, может быть, даже то, что попросят люди из зала, их любимые песни. Но сейчас в большей степени мы играем именно «Из жизни планет» и приезжаем именно с ним. И я понимаю, почему так: потому что в настоящий момент нужно обращаться к прошлому, на что-то в нем опираться, чтобы идти вперед. У нас был внутренний эпиграф во время работы над этим проектом, строчка из Бродского: «Настоящему, чтобы обернуться будущим, требуется вчера». 

Но поймите, что «Из жизни планет» — это ни в коем случае не ностальгический проект, не взгляд в прошлое ради того, чтобы любоваться этим прошлым и тосковать по нему. Нет. Это именно взгляд, устремленный в будущее, рассказ о великих замыслах, которые не состоялись тогда, но никто не говорит о том, что они не состоятся в будущем. Это та система координат, которая важна любому молодому человеку сейчас, она формирует уклад, систему ценностей и много другое. Наш проект про время, когда всё получалось не только в кино, но и в науке, и в спорте, и в разных других областях.

 А вдохновляться тем временем, когда все в этой стране получалось, исследовать его, мне кажется крайне важным занятием. Мы чувствуем, что такая задача стоит перед нами, и выполняем ее очень ответственно и вдохновленно.

Скажу так, что в Калининграде мы давно не были, и город не то чтобы не узнает наш ансамбль, а будет просто поражен тем, что увидит на сцене. А если фестиваль будет предполагать формат весов, то тут дело такое: мы будем исполнять то, что чувствуем, так что в какой-то мере это формат чистого листа.

Премьера спектакля «Из жизни планет» на Новой сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге, фотография Константина Кондрухова 

— Смотрите, в чем еще дело. В последнее время ностальгия по ушедшему времени, а именно по шестидесятым, стала очень модной: режиссеры снимают фильмы и сериалы, а в большинстве своем получается какое-то формальное ретро. А вы каким-то образом не только ухватили дух того времени, но сделали невероятно современную историю. Мне проект «Из жизни планет» кажется невероятно современной историей про сегодняшних тридцатилетних: про меня и моих ровесников, может быть, еще про тех, кто немного старше. Мы ни взрослее, ни опытнее, ни разумнее, ни серьезнее тех тридцатилетних из шестидесятых, которые пытались что-то изменить: «Закрутилась карусель, ничего не понятно, каждый день так похож, каждый день превращается в целую жизнь»…

 — Вы правильно подметили, и я с вашим замечанием полностью согласен, единственное, что задумываются обо всем этом не только те, кому тридцать, но и те, кому немного меньше — допустим, двадцать пять. Что меня окружает? Кто я? Зачем это все вокруг и как все это работает? И когда мы играем музыку к этому проекту или играем спектакль, то очень много молодых приходит слушать.

Подчеркну, что все это многогранное внимание к шестидесятым. Обращаясь к ним, мы не только учимся у того периода времени, чтобы идти в будущее, но и возвращаемся к корням, к понимаю того, какой длины была юбка у мамы, когда она ходила на танцы. Это просто уклад. А что такое уклад? Это когда молодой человек интегрирует в общество и знает его систему координат. Он знает, что вон там за углом уже много лет существует булочная и в ней всегда есть хлеб, что бутылки бить у моря, да и вообще нигде, ни в коем случае нельзя.

— Бутылки нельзя было бить, потому что их всегда можно было сдать. Позволю небольшую ремарку. Геннадий Шпаликов в своих дневниках пишет, что рано утром приехала мама из отпуска, красивая, загорелая и молодая, прошла в комнату и сказала, что накануне ей приснился страшный сон: она проходит в эту комнату, а на столе пятнадцать бутылок из-под водки. И Шпаликов молчит и думает, что неужели бывают вещие сны, как раз накануне он сдал именно пятнадцать бутылок из-под водки…

 — Правда? (смеется) Замечательная история.

И смотрите, я продолжу, у нас так выходит, что вместо эволюции нас настигают волны революции. Каждое поколение переживает безумные тектонические сдвиги: так было и в 80-х, и в 90-х, не говоря еще о том, что было раньше. Нас каждый раз перетряхивает, и каждый раз молодой человек получает кучу вопросов и не каждый раз до конца понимает вообще, где лево, а где право. Поэтому обращение к шестидесятым (а они на самом деле очень мало изучены), к вот этим коротким явлениям важно. Когда к власти пришел Брежнев, ему было невыгодно говорить о той эпохе, ему было нужно, чтобы все это поскорее забылось и успокоилось. А каждый следующий правитель тоже старался, как мог, не обращать на то десятилетие внимания. А когда, наконец, открылся железный занавес, все взгляды были обращены на Запад. И мы умудрились нахватать все худшее, что было там, и оставить все худшее, что было здесь. Оттуда мы взяли ту дикость, которая существует в любой западной стране, оставили же свою лень, свою неповоротливость, свою необязательность. Но время прошло, вся эта пена схлынула, и молодые люди стали задумываться: а было ли на этом Западе что-то другое?

Прошлой осенью в Музее современного искусства «Гараж» проходила международная конференция «Долгая счастливая жизнь. Строительство и осмысление советского города с 1956 года до наших дней», и мы играли на ней музыку к неснятым фильмам. Темой конференции был заявлен советский модернизм, и на это мероприятие со всего мира съехались архитекторы, урбанисты, кураторы. Эти люди приехали со всего мира не любоваться, не ностальгировать, не ковыряться, не пускать, извините, сопли, а смотреть в будущее и понимать, что должно было произойти тогда, но не произошло. В Европе есть отдельная тема, посвященная изучению шестидесятых, потому что эти годы пропахали не только нас, но и Европу и Америку. Да и вообще, тема эта настолько необъятная, великая, сложная и прекрасная, что каждый для себя может найти в ней все что угодно, ответы на любые вопросы. И я рад, что на всех уровнях — выпуска сериалов, фильмов, издания нон-фикшн — это происходит. Потому что шестидесятые — великое благо, необходимое нам для движения вперед. Вспомните наш первый эпиграф.

А второй эпиграф у нас тоже был из Бродского: «Главное — это величие замысла». Вот знаете, один человек пошел строить храм, он строил его, жил в нем и жил им, и не думал о том, увидит ли он его готовым до своей смерти или нет — он просто его строил. Этот человек умер, а храм достраивали другие люди, но этот храм до сих пор, как мне кажется, не только самый прекрасный в Барселоне, но и во всей Европе. Главное — это величие замысла.

Премьера спектакля «Из жизни планет» на Новой сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге, фотография Константина Кондрухова 

— Почему вам стали интересен именно «оттепельный кинематограф», почему именно этот пласт советской культуры? Вы словно достали с полки то, что одни люди на нее положили полвека назад, потом ненадолго взяли и снова забыли другие… Ведь есть снятая в нулевые лишенная всякого обаяния версия шпаликовского «Причала», есть его изданные дневники, стихи и сценарии. Но вы как-то облекли все это в новую оболочку, занялись культурной археологией и сделали все это невероятно живым и актуальным.

 — Здесь, в общем-то, все достаточно просто: музыка — штука эзотерическая, и в том процессе, когда она проявляется, очень много метафизики. Когда музыка входит через какого-то человека и проявляет себя — этот момент таинственный. Я как-то стал слышать эти музыкальные темы, начал записывать их на диктофон, не понимая, что это такое. И когда у меня накопилось какое-то количество этих записей, я вдруг понял, что-то ко мне стучится, и я должен посмотреть на все это с другой стороны. Мне стало понятно, что это музыка из каких-то фильмов шестидесятых. Но так как я этих фильмов не видел, то самый простой вывод, который я смог сделать, — это то, что ко мне постучалась не рождённая тогда музыка из неснятых фильмов. Я задал себе простой вопрос, пошел по следу, и довольно скоро наткнулся на это великое и ужасное кладбище невоплощенных замыслов. Я откопал первый черепок от шлема, увидел все золото Трои и понял, что приговорен рассказать обо всем этом. Я музыкант и рассказывать об этом могу языком музыки.

Музыка нашла четыре конкретные картины, из которых могла звучать. А потом я понял, что этот проект выходит из разряда музыкальных, что это проект про прерванную эволюцию и мне понадобится еще и сайт абсолютно инновационный, я стал понимать, что мне понадобится спектакль, книга. Я шел, не задавая себе лишних вопросов. Эта тема не давала мне спокойно жить, уводила все дальше и дальше, пока не произошло то, что произошло. Пока я не закончил этот проект.

— А что было первым черепком?

 — Это был неснятый «Причал» Геннадия Шпаликова.

— А почему кроме Шпаликова вас заинтересовали фигуры режиссеров Смирнова и Мотыля?

 — Случайно. Музыка сама меня вела. Она сама чётко указывала на те фильмы, в которых могла звучать, а я только наблюдал за этим со стороны. Конечно, я что-то знал что-то про Смирнова, что-то про Мотыля… Со Смирновым я познакомился через его дочь, режиссера Авдотью Смирнову, которая тоже совершенно случайно взяла мою музыку к своему фильму «Два дня». А один знакомый у меня появился, который оказался другом Мотыля, и я читал дневники великого мастера, натыкался на любопытные записи, в том числе и на записи о фильме «Семь пар нечистых» (неснятый фильм по одноименной повести Вениамина Каверина, прим. автора). Тема сама выбирает художника и говорит ему, чем он должен заниматься и что должен сделать. А художник-то и ни при чем.

Самое правильное слово всему этому процессу — «служение». Иначе не назовешь, потому что ты не можешь спать, жить, спокойно существовать, пока не отпустишь эту тему, пока не сделаешь ее такой же интересной для других, как для себя самого.

— Может, мой вопрос сейчас прозвучит смешно, но какой из всех этих неснятых фильмов вам больше всего жалко?

 — Если честно, то мне всего жальче шпаликовские фильмы — «Прыг-скок обвалился потолок» и «Причал». У фильма «Семь пар нечистых» еще есть шансы — режиссер Бакур Бакурадзе сейчас общается с правообладателями, и возможно, что все у них получится. «Предчувствие» Смирнова тоже может быть еще снято. Но вот «Причал» или «Прыг-скок» уже не появятся никогда. В случае с «Причалом» уже давно нет той Москвы. А в случае с «Прыг-скок» уже давно нет той страны и нет самого Шпаликова, который единственный, кто мог бы снять эту историю и собирался ее снимать. Эти фильмы мне жаль по-настоящему. Тем более я считаю, что картина «Прыг-скок, обвалился потолок» — это последнее завещание Геннадия Шпаликова. Есть последняя версия сценария, датированная октябрем 1974 года, а 1 ноября Шпаликов повесился.

Премьера спектакля «Из жизни планет» на Новой сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге, фотография Константина Кондрухова 

— Кажется, что «Из жизни планет» — это светлый, и грустный, и очень красивый саундтрек, написанный сегодня, то есть вот практически в режиме реального времени, но не только к тем неснятым фильмам, а к той самой, пусть и довольно короткой, эпохе. Мы можем представить, что эта музыка играла в голове героя из фильма, когда он ехал в трамвае или шел по тротуару, а мимо проезжала поливальная машина. Скажите, пожалуйста, а есть ли, на ваш взгляд, в современной истории такой период времени, который мог бы стать поворотным, но не стал? И если он есть, то, как бы он звучал?

 — Конечно, должно пройти время, когда сможем понять — была ли такая эпоха или нет, короткой она была или длинной… 

Я могу сказать одно — люди, которые жили в начале шестидесятых, были заряжены. Они много говорили, но еще больше делали. В их жизни было очень много побед, много важных и полезных дел, а надувания щек у них не было. Пафоса у них точно не было. 

Шестидесятые вообще были эпохой, лишенной пафоса. Люди жили и просто делали свое дело. А что касается сегодняшнего дня, то я предлагаю всем художникам, да и вообще всем людям, которые слушают свое сердце и хотят прожить долгую и счастливую жизнь, делать то, что для них самое важное и составляет суть их существования здесь и сейчас. Меньше оглядываться, меньше читать новости, газеты и журналы, а больше делать, больше слушать свое сердце и больше отвечать на те вопросы, которые возникают внутри.

Думаю, что в ближайшее время нас ждет много разных событий, и плохих, и хороших. Жизнь еще нас всех удивит. И что бы мы себе ни придумывали, будущее все равно будет не таким, каким ему следовало бы быть. Я не помню, кто именно это сказал — может быть, Черчилль, а может быть, другой хороший человек.

Текст — Александра Артамонова, фото — предоставлено организаторами