Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото)

Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото) Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото) Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото) Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото) Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото) Полёты на дне и наяву: как калининградские дайверы исследуют затонувшие корабли (фото)

Балтийское море никогда не было Меккой для дайверов. Здесь ныряют разве что за янтарём в попытке быстро обогатиться, но никак не за впечатлениями: вода тёмная, животный мир скудный, растительный ещё беднее. Главными достопримечательностями Балтики оказываются затонувшие корабли — подорвавшиеся на минах пароход и ледокол, разгромленный авиацией тральщик, исчезнувшая с радаров подлодка и ещё множество неопознанных объектов. Именно эта неизвестность и манит отдельных аквалангистов. Официальные институции заявляют о важности развития подводной археологии в регионе, но по факту поиск погибших судов остаётся делом любителей. «Новый Калининград» рассказывает о том, кто и зачем погружается к останкам кораблей в местной акватории.

Иголка в стоге сена

В 2017 году к дайверу Максиму Иванцову обратился знакомый — он ловил рыбу недалеко от Пионерского и зацепился за что-то на глубине. Эхолот показывал подозрительный перепад высот. Вместе с ещё одним аквалангистом — Вадимом Мáлышем — Иванцов отправился по координатам рыбака. Они нырнули на 50 с лишним метров и обнаружили затонувший корабль. Судно так и не удалось идентифицировать, но между собой дайверы называют этот рэк (затонувший объект — прим. «Нового Калининграда») Altwasser по надписи на тарелке, найденной в носовой части.

«Не бывает такого, чтобы мы шли на катере, смотрели в эхолот и наткнулись на затонувший корабль, — рассказывает участник команды Red Ship. König Максим Иванцов. — Иголку в стоге сена гораздо проще найти. Приборы не дают картинку, по которой сразу понятно: вот здесь лежит корабль. Они показывают некий аномальный подъём грунта». Как отмечает дайвер, эффективнее получать наводки от рыбаков: «Если в каком-то месте снасть постоянно цепляется, сарафанное радио сообщает мне: „Сходи, проверь точку“. Профессиональные рыбаки с тралом, стоящим миллионы, тоже не могут позволить себе налететь на препятствие в виде затонувшего корабля. Соответственно, если один раз они где-то зацепились, тут же делают отметку обходить это место, и информация напрямую или нет попадает ко мне».

О предполагаемых рэках дайверы могут узнать и от исследовательских судов. Так, по словам Максима Иванцова, во время строительства газового терминала около Зеленоградска специалисты обследовали дно, чтобы безопасно проложить газопровод. Через знакомых сообщили ему о подозрительной точке, которая в итоге оказалась затонувшим грузовым или рыболовецким судном.

Приборы наблюдения не всегда дают идеально точные координаты. Вода в Балтийском море тёмная, прозрачность минимальная, поэтому есть риск, что дайвер нырнёт недалеко от корабля, но так не найдёт его. Во время обследования дна аквалангисты устанавливают катушку с верёвкой и ходят по кругу, постепенно увеличивая радиус. «Ты опускаешься в воду — всё хорошо, светло, потом темнее, темнее, ещё темнее и — бах — тьма. Вообще ничего не видно, — говорит ещё один участник команды Red Ship. König Тимур Ахмедзянов. — Бывали случаи, когда якорь падал мимо корабля. Ты плывёшь, светишь фонариком, кажется, что вот-вот будет он, но ничего не происходит — это обман. И вдруг перед тобой возникает стена — огромный корабль. Помните, какие стоят в порту в Балтийске? Так вот на дне такая штука, затонувшая сто лет назад, а ты вокруг неё можешь летать».

Тимур учился дайвингу на Синявинском озере. Когда нырять в бывший карьер наскучило, решил попробовать погрузиться в море, и во время своего второго дайва на неопознанное судно вместе с напарником нашёл табличку с надписью Velox. Выяснилось, что это закладная доска немецкого парохода, подорвавшегося на дрейфующей мине во времена Первой мировой войны.

IMG_7019.jpg

Максим Иванцов. Фото: Новый Калининград

Души погибших моряков

Идентифицировать погибшие корабли можно по имени, рынде или номеру на борту, если таковые сохранились. При ином раскладе процесс может затянуться на годы: дайверы исследуют останки судна и территорию вокруг него, измеряют объект рулеткой, изучают таблички на судовых механизмах, их серийные номера, клейма производителей. Несколько лет Вадим Малыш посвятил найденному в акватории Балтийска кораблю. Обнаруженная на судне посуда с нацистской символикой позволила сделать выводы о его флаге, а разрушенные надстройки и пробоины в носовой части указывали на то, что корабль погиб в бою. Вадим Малыш вёл переписку с российскими и зарубежными архивами, ездил в Военно-морской музей Вильгельмсхафена в Германии, изучал документы и чертежи. В итоге он подтвердил, что у берегов Балтийска покоится «Драхе», в разные годы служивший патрульным и учебно-артиллерийским кораблем, минным тральщиком, участвовавший в нападении на Польшу, а также эвакуировавший гражданское население и войска из Восточной Пруссии. По данным Вадима Малыша, в 1945 году «Драхе» потопила советская авиация. Сколько людей находилось на судне в момент его гибели, неизвестно.

«На „Драхе“ они (участники экспедиций Вадима Малыша — прим. „Нового Калининграда“) нашли зашнурованные ботинки. Понимаете, да? Нормальный человек ведь не хранит ботинки в таком виде. Вероятно, они были на ком-то зашнурованы, но, видимо, время всё растворило», — полагает Максим Иванцов.

В 2010 году при Музее Мирового океана организовали клуб подводных исследователей, сопредседателем которого стал Вадим Малыш. Это позволило дайверам, ныряющим на затонувшие объекты, «легализоваться». «Нам было интересно заручиться поддержкой музея и государственных органов, чтобы за нами не было негативного шлейфа [„чёрных копателей“], поэтому мы, скажем так, узаконили наши отношения, — поясняет Вадим Малыш. — То, что попадало к нам в руки, что мы позволили себе поднять для изучения и идентификации, мы передавали в музей. Это важный научный ресурс: мы — для них, они — для нас. С их помощью мы обращались в различные архивы и музеи Европы и России, в Центральный военно-морской архив в Гатчине, Военно-морской музей».

Клуб подводных исследователей принимал участие в поисках советской подлодки С-4, погибшей во времена Великой Отечественной войны. 1 января 1945 года субмарина вышла в эфир сообщить о том, что она успешно атаковала противника и продолжает нести службу в районе Данцигской бухты. Больше связи с подводной лодкой не было. 19 января истёк срок её автономного плавания. Экипаж С-4 составлял 48 человек. Архивы сохранили сведения о возможном районе крушения подлодки, и в 2012 году начались совместные с МЧС поиски. Параллельно работу вёл Балтфлот. Спустя два года объект обнаружили в некольких милях от мыса Таран на глубине 72 метров. Теперь место гибели С-4 отмечено на навигационных картах, а проходящие мимо него военные корабли должны отдавать дань памяти.

«Государство готово платить за наши боевые потери, за души наших погибших моряков. Это действительно хорошее дело, — считает Максим Иванцов. — Но здесь лежат и немецкие корабли. Кто будет давать деньги на исследование бывших противников? Германии тоже не нужна вся эта история со свастикой. Они „Драхе“ долгое время не признавали, отбрыкивались, пока их уже перед фактом не поставили: „Мы всё измерили: вот это — два метра, вот это — три, нашли такую надпись и так далее“».

Его слова во многом подтверждает заместитель директора Историко-художественного музея Калининградской области Сергей Якимов. «На флоте обязательно ведётся учёт мест гибели кораблей. У немцев эта система отлично отработана, — уверен историк. — Идентифицировать корабль не так сложно, если есть координаты, но кто же заинтересован давать такие вещи? Мало ли что лежит на этом корабле. Тут же огромные ценности вывозились — музейные, личные. Я знаком с одним влиятельным немцем, чьи предки жили в Восточной Пруссии. У него дома стоит мебель, наверное, XVIII века. Говорю: „Как же вашим родителям удалось вывезти всё это?“. Он говорит: „Удалось“. А официально-то мы читаем, что они поднимались на корабль с чемоданчиком».

Зачем нам всё это, если мы в зоопарке?

«После войны, как только предыдущие жильцы уехали отсюда, у берегов Балтийска было много потопленных кораблей. А всем этим [акваторией] надо было пользоваться, — рассказывает об истории погружений на затонувшие на Балтике корабли Максим Иванцов. — ЭПРОН (Экспедиция подводных работ особого назначения — прим. „Нового Калининграда“) начала всё изучать, исследовать: ледокол, мачты которого тогда ещё торчали над водой в Балтийске, баржу, начинённую снарядами... Они подняли всё то, что могло помешать судоходству и успокоились. Правда, зачем всё это кому-то, если оно не мешает судам, не приносит денег? Это неразумно».

Когда на затонувшие корабли стали нырять любители подводной археологии, определить сложно — эта история не для официальных архивов. Сейчас, по подсчётам участников Red Ship. König, рэк-дайвингом в Калининградской области занимаются не больше двух-трёх десятков любителей. При этом людей с дайверскими сертификатами в регионе хватает. И это не только те, кто ныряет в море за янтарем из коммерческого интереса, но и те, для кого дайвинг — хобби. Однако практически все они погружаются в Синявинское озеро и только, утверждают аквалангисты.

Максим Иванцов переехал в Калининградскую область из Москвы около восьми лет назад. К этому времени у него уже был внушительный опыт погружений: Египет, Мексика, Мальдивы, США, Индонезия. В России он нырял в карьерах под Москвой, в Баренцевом море, Ординской пещере в Пермском крае, Голубом озере в Кабардино-Балкарии, погружался под лёд на Белом море и на Байкале. «Я был потрясен тем, что здесь никто не ныряет в море, — вспоминает он. — Люди годами ныряют в Синявинское озеро, ездят в эту ванну, каждый свой дайв честно записывают в журнал [учёта погружений]. Знаете анекдот? Маленький верблюжонок спрашивает папу: — Папа, у нас такие большие копыта, зачем нам они? — Сынок, мы ведём караван, все животные вокруг подыхают, а мы — корабли пустыни. — Пап, а зачем нам такие зубы? — Сынок, в пустыне нечего есть, все умирают от голода, а мы перетираем колючки. — Пап, а зачем нам всё это, если мы в зоопарке?».

В Синявинское озеро можно нырять, особо не считаясь с погодой. С морем так не выйдет — важно, чтобы стих ветер и успокоилась волна. Из-за своенравия местной погоды дату погружения трудно спрогнозировать заранее, что тормозит развитие туристического дайвинга: приехавшему на недельный отпуск путешественнику может так и не повезти.

 

В гидрокосмос с фонарем

В «туристские» походы на затонувшие корабли обычно удаётся собрать до пяти человек. В сегодняшнем участвуют члены команды Red Ship. König Максим Иванцов и Тимур Ахмедзянов, присоединившиеся к ним дайверы Максим Зубань и Михаил Широков, а также фридайвер Станислав Дзязин. На пароход «Велокс», лежащий на 22-метровой глубине, он ныряет на одном вдохе.

«Мы [фридайверы] чуть-чуть себя разгоняем в воде, проходим метров десять, а потом нас несёт вниз со скоростью метр в секунду, — поясняет он. — Свободное падение — это очень приятное ощущение. Мы не делаем особенных усилий: преодолеваем положительную плавучесть, впадаем в статическое расслабление и падаем до дна, немножко там гуляем, осматриваемся. Никакого героизма, преодоление себя — это для гордыни: идёт всплеск адреналина, адреналин подъедает кислород, и ты уже не можешь сделать свой максимум». Станислав Дзязин ныряет на «Велокс» около пяти раз и каждый проводит под водой около 80 секунд. Прозрачность, по его словам, сегодня редкая для Балтийского моря — порядка 15 метров.

«Для людей, которые ныряли где-нибудь в Египте, и потом попадают на Балтику, конечно, это шок, — говорит дайвер Максим Зубань. — Здесь холодная вода, термоклин — резкий перепад температуры, когда на поверхности вода, например, 20 градусов, а через 15 метров — уже шесть. Ну и темно, ты падаешь в гидрокосмос и видишь ты только то, что высветишь фонарем, но мне, например, нравится нырять только на рэки — неидентифицированные корабли, неопознанные объекты».

Михаил Широков начал нырять в Балтийское море только в этом году. Вместе с семьей он, как сам говорит, «объездил область вдоль и поперек», а потом захотелось увидеть знакомые места с нового ракурса — из-под воды: «Мы живём у моря, привыкли к нему, думаем, что нам о нём всё известно, но погружаясь под воду, открываешь для себя новое измерение — вот камбала лежит на песке, её можно погладить рукой, стеной идут медузы. Там всё совсем по-другому, совсем иначе».

История нуждается, чтобы о ней рассказали

Последствия балтийских штормов заметны не только на берегу, но и под водой. Затонувшие корабли медленно ржавеют и гниют, морская соль разъедает металл, а стихия помогает развалиться на части. «„Драхе“ долгое время был целым, а в этом году у него оторвало верхнюю палубу. И теперь это будет работать как парашют — в корабль будет дуть, и потом он просто сложится, — считает Тимур Ахмедзянов. — Ледокол [„Поллукс“] так жалко было. Здоровенный кнехт стоял сверху на носу, его выдрало вместе с куском борта и откинуло, наверное, метров на десять. Для этого не нужны годы — просто хороший шторм».

На затонувших судах всё ещё можно найти предметы быта — заросшие мелкой ракушкой ящики для инструментов, осколки посуды, остатки судовой мебели. «Мы не имеем права поднимать что-либо со дна, а всё, что мы не подняли, больше никто никогда не увидит — это просто завалится песком, исчезнет, море это заберёт», — отмечает Максим Иванцов. Дайверы неоднократно передавали свои находки в Музей Мирового океана. Например, дубовый юферс с «Велокса», кран с «Поллукса» или имперского орла с «Драхе» — такие гербы устанавливали на рубке или корме кораблей Кригсмарине.

«Мы как музей должны делать всё в рамках закона, — утверждает заместитель директора Музея Мирового океана по внешним связям и стратегии Денис Миронюк. — Подводная археология — это та же археология, что и на суше, только под водой. Правила достаточно сложные: получение открытого листа экспертом, у которого есть на это право, выход на воду, погружение со специализированного судна, которое имеет водолазную станцию, где работают дайверы, которые могут нырять на определенную глубину. Всё, что ниже 40 метров, — это уже технический дайвинг, которым занимается управление МЧС, Русское географическое общество. Обычная организация не может позволить себе объединить все эти структуры».

По мнению Дениса Миронюка, подводная археология в Калининградской области должна работать системно и приобрести масштаб. «Балтика тесно связана с историей России. Здесь, к сожалению, погибло очень много кораблей, очень много забытой истории, которая нуждается в том, чтобы о ней рассказали, но мы должны работать в правовых рамках», — говорит он.

Зародыш подводной археологии

Директор Атлантического отделения Института океанологии им. Ширшова Вадим Сивков считает, что официальная подводная археология в Калининградской области находится «в зародыше». «Мы хотели бы вместе с Музеем Мирового океана и университетом (БФУ им. Канта — прим. „Нового Калининграда“) эту тему развить, но пока что у нас нет экспертов, — признает он. — На мой взгляд, это важное и перспективное направление, но нужна согласованная позиция тех, кто понимает важность вопроса. Пока координация пробуксовывает». Вадим Сивков полагает, что сейчас любительская подводная археология в регионе сведена к «пиратству», и только единичные находки попадают в музей, в то время как большинство оказывается на чёрном рынке.

Дайверы Red Ship. König уверяют, что материальные ценности на затонувших кораблях она не находили, а потраченные на погружение усилия несоразмерны возможной финансовой выгоде. «Вы не поднимете „несколькотонный“ якорь или винт, чтобы сдать его на медь, а шансы найти на борту Янтарную комнату или золото Deutsche Bank близки к нулю», — утверждает Вадим Малыш. По его мнению, коммерческий дайвинг в регионе связан прежде всего с добычей янтаря.

«Тарелка, которую сдал в музей... Такие тарелки выпускались миллионным тиражом. Я за всё это денег не получил, только потратил кучу на снаряжение, заработал проблемы со здоровьем, но, конечно, нимб над головой слегка расцветает — чувак, который нашёл семь объектов. Молодец, норматив выполнил. Знаете, как посадить дерево, построить дом, вырастить сына, найти затопленный корабль», — говорит Максим Иванцов, но тут же отмечает, что ему в этой истории больше всего нравится не преодоление себя, а чувство единения и возможность прикоснуться к истории. «В замкнутом пространстве дайв-бота нет возможности кого-то удивлять содержимым кошелька, чем-то меряться. Все в одной лодке. В открытом море никакие твои связи не имеют значения, и здесь на какое-то мгновение ты можешь почувствовать первородность, честность человеческих отношений. Они, может, ещё не понимают, чего их сюда тянет, — Иванцов машет в сторону палубы, где разбираются со снаряжением дайверы. — Найти тарелку? Да нахрен нужна эта тарелка. Они могут купить 20 таких. Посмотрите на них: один депутат, другой рабочий, третий кто-то ещё, но какое это имеет сейчас значение?».

Текст: Алина Белянина. Фото: Алина Белянина / Новый Калининград, кадры из видео на YouTube-канале Вадима Малыша @VadimMalysh

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

[x]