Хроника жестоких событий: как прошла презентация книги «Закат Кёнигсберга»

Калининградское издательство «Пикторика» переиздало на русском языке книгу «Закат Кёнигсберга» и организовало в арт-пространстве «Ворота» встречу с автором и уроженцем Кёнигсберга Михаэлем Виком. «Афиша Нового Калининграда.Ru» прочла книгу, побывала на встрече и теперь размышляет о том, каково это — находиться в одном зале с человеком, который прошел через невыносимую жестокость, но никого в ней не обвиняет.

«Мне не повезло с классной руководительницей. Звали ее госпожа Коске, и в моей памяти она оставила неприятный след. Она приветствовала класс бодрым „Хайль Гитлер“, и отвечать полагалось стоя». Я смотрю на эту цитату из книги «Закат Кёнигсберга», накатанную на одну из стен зала, наверное, минут пятнадцать, и успеваю запомнить ее наизусть. Черные буквы на белом фоне.

На соседних стенах — другие цитаты из книги, фотографии города, практически полностью уничтоженного за две августовские ночи 45-го года. Где-то впереди, за плотной стеной людей, через которую не пройти, не протолкнуться, стоит стол. За столом сидит седой мужчина в очках и клетчатом пиджаке. Ему 87 лет, но, по словам тех, кто успел его хорошо рассмотреть, кажется, что меньше. Этого мужчину зовут Михаэль Вик, он музыкант, немецкий еврей, бывший житель Кёнигсберга, автор книги «Закат Кёнигсберга».

Он приехал в Калининград не в первый раз, но именно этот приезд, связанный с переизданием книги, вызвал неподдельный интерес горожан: в основном зале негде не то чтобы сесть, но даже встать; на второй этаж зрителей пускать перестали, опасаясь слишком большой весовой нагрузки на несущую конструкцию.

Самого Вика не видно, какая-то женщина говорит другой: «Дай я хотя бы на него посмотрю», и пытается пройти вперед. Свой смартфон со включенной камерой она держит над головой. Повторюсь, что самого Вика не только не видно, но и практически не слышно: гул, скрежет, помехи микрофона — через все это периодически прорывается голос автора, но переводчика все равно почему-то слышно лучше. Это довольно странное ощущение — ощущение не человеческой, а исторической речи, обращенной к тебе откуда угодно, хоть из подвала советского инфильтрационного лагеря, но уж точно не из выставочного зала.

«Закат Кёнигсберга» — это та история, которая ничем не хуже дневника Анны Франк (если мы обращаемся к документальной прозе), только с концом более счастливым: во всяком случае, главный герой остался жив.

Михаэль Вик спасся дважды: сперва он выжил в Кёнигсберге, принадлежавшем нацистской Германии, потом в том же Кёнигсберге, только завоеванном советскими войсками. Для нацистов он был немецким еврейским подростком, для советских войск — просто немецким подростком, а значит, и в том, и в другом случае — врагом, неугодным элементом. Все окончилось благополучно. Мальчик прошел через невыносимую жестокость, вырос, стал композитором, написал книгу, которую обозначил не как повесть, дневник или воспоминания, а именно как свидетельство.

Что важно, в «Закате Кёнигсберга» Михаэль Вик никого не обвиняет, не презирает, не ненавидит, ни на кого не жалуется. Он свидетельствует, дает показания. Это свидетельство фактических, бытовых реалий: да, все было так и никак иначе, сперва нас заставили носить желтую звезду на рукаве, запретили ездить в трамваях и автобусах, запретили заниматься музыкой, потом многих из нас уничтожили, куда-то увезли, потом пришли уже другие и все повторилось — многих увезли и уничтожили, многие исчезли, а я выжил и рассказываю вам об этом. Но также и свидетельство того, каким слабым, жестоким, подлым может стать абсолютно любой человек, помещенный в непростые условия.

Еще днем, за несколько часов до начала встречи, кто-то выкладывает в фейсбук* фотографию Михаэля Вика, прилетевшего в Калининград. Про него говорят, что у него больное сердце, что он немолод (и это очевидно) и довольно быстро устает, поэтому ему хотелось бы в этот вечер не разговаривать с журналистами.

Можно подумать над тем, какие условия — простые или не очень — этот самый вечер в «Воротах». И вообще, какого сорта интерес к Вику у горожан: как к некоторой диковинке, человеку, который еще помнит то время, когда здесь все было иначе?

Это любопытство кажется необъяснимым, точнее странным. Больше ста человек пришли посмотреть на другого человека, который выжил здесь в страшное время, все запомнил и записал, и теперь вновь рассказывает об этом. Наверное, у него можно что-то спросить. Наверное, для того, чтобы лишний раз убедиться в услышанном.

«Вы занимались спортом?» — задает вопрос кто-то из зала. Михаэль отвечает, что нет, спортом он не занимался, потому что с тринадцати лет ему приходилось по десять часов в день «заниматься тяжелой принудительной работой».

Ему приходится повторяться, раз за разом рассказывая то, что он уже написал. Наверное, сама возможность письменного высказывания помогает автору освободиться, сообщая читателю самое страшное. О том, как их дом сгорел, как все уехали за город, а когда вернулись, их заставили разбирать развалы и убирать трупы. О том, что самое страшное — это советский инфильтрационный лагерь «Ротенштайн», который сам Вик называет «концентрационным». Там приходилось жить в подвале, и каждую ночь умирали люди, которых потом складывали в общую кучу. О том, что до войны Кёнигсберг был идеальным городом для жизни ребенка или молодого человека: с замком, прудом, парками, театром и оперой. О том, что ожесточение красноармейцев, пришедших в Кёнигсберг, объяснимо: до этого они освобождали свои города, видели многое и сюда шли с желанием мстить. И главное — о том, что мы все ведем себя не лучшим образом, когда сталкиваемся с трагедией своего собственного народа и помещены в трагические обстоятельства.

Михаэль Вик показывает желтую звезду, которую носил в Кёнигсберге во время власти нацистов: задним рядам не видно, а первые почтительно и смущенно аплодируют.

Встреча продожается чуть больше часа. Ровно столько же длится раздача автографов. Каждому, кто подходит подписывать книгу, Михаэль жмет руку. У него сухая, очень приятная рука с пальцами, которые принято называть музыкантскими, и крепкое рукопожатие.

Текст — Александра Артамонова, фото — Виталий Невар

* Facebook — Социальная сеть признана в России экстремистской Тверским судом города Москвы. Запрещена и заблокирована в РФ