Музейный переворот: Оксана Орачева о современном музее и открытости

В Калининграде прошла презентация проектов-победителей музейных программ благотворительного фонда Владимира Потанина. Напомним, что в этом году пять местных музеев получили шесть грантов в таких программах, как «Меняющийся музей в меняющемся мире», «Музейный десант» и «Музейный гид». «Афиша Нового Калининграда.Ru» встретилась с генеральным директором Фонда Оксаной Орачевой и поговорила о том, как современные музейные программы меняют культурную ситуацию в регионах, что сегодня означает понятие «современный музей» и чем замечательны калининградские проекты.

 — Оксана Ивановна, музейные программы благотворительного фонда Владимира Потанина существуют с 2003 года. За всё это время вами были поддержаны более двухсот музейных проектов из сорока регионов страны. Можно ли за всю историю существования программы проследить некую тенденцию: как меняются из года в год заявки, поступающие на конкурс, как меняются интересы музеев?

 — Динамика, конечно, есть. Мы можем наблюдать ее хотя бы по тому, что заявки, поступающие на конкурс, из года в год разные. Когда мы только начинали заниматься программой в 2003 году, проектная деятельность среди музеев была не распространенным явлением. Для региональных площадок эта ситуация вообще была принципиально новой. Мало кто знал, что такое проектная деятельность, как подступиться к проекту, как вообще найти идею и финансирование под нее.

А благодаря программе «Меняющийся музей в меняющемся мире» в самых разных музеях по всей стране выросла целая команда проектировщиков — людей, которые могут не только придумывать, но и реализовывать музейные экспозиции и оригинальные решения для музейных пространств. И многие вещи, которые мы специально продвигали внутри программы (например, наличие партнерской составляющей проекта), прижились. Кроме того, мы замечаем, как тот или иной проект начинает активно вовлекать в музей местное сообщество, и это не может не радовать.

— Если говорить о проектах-победителях из Калининграда и области, мне кажется, что несмотря на разные концепции, в целом они практически об одном и том же: об истории места, которая рассказывается через частные истории людей. Иногда, как, например, в случае с проектами «Открытка из Кёнигсберга» или «Янтарный путь. От Балтики до Аквилеи», это та история, которая в советское время была здесь некой фигурой умолчания. Каким вы видите потенциал этих проектов?

 — Всего из Калининграда и области на конкурс поступили 29 заявки, и экспертное жюри отметило их высокий уровень. Конечно, каждый проект от каждого города самобытный. Калининград не исключение. Это самобытный город с самобытными проектами, которые, в свою очередь, имеют большой потенциал развития не только среди местных жителей, но и среди туристов. Проекты-победители довольно разные, но они, как вы отметили, объединены одной проблематикой.

Вот мы говорим о проекте «Открытка из Кёнигсберга: антропология быта». Но ведь он не только об истории и открытках, он, прежде всего, о людях, которые эти открытки отправляли. И все калининградские проекты не навязывают какой-то один определенный взгляд, а предлагают всем вместе ответить на ряд вопросов. Что такое Кёнигсберг? Что такое Калининград? Кто мы и что мы делаем в этом месте? Частью какого мира мы являемся?

Калининградские проекты объединяют между собой и прошлое, и настоящее, что кажется мне очень важным, причем важным не только с точки зрения привлечения туристов. Туризм — это всего лишь следствие. Понятно, что любой музей хочет привлечь больше посетителей, но это желание не может и не должно быть задачей. Основная задача любого музея — это, прежде всего, хранение прошлого, а с другой стороны — работа на будущее. А туристы… Туристы помогут это поддержать.

Я всегда говорю о том, что проект не может появиться на пустом месте. Он не может появиться только потому, что кто-то захотел его придумать. Если в проекте нет потребности на месте, если нет потребности вот в этой рефлексии, в вовлечении людей, то он не получит ни поддержки, ни развития. Здесь потребность в рефлексии очень велика.

— Фонд и программа и его Музейная программа стали работать в тот временной период, когда музейное сообщество в России (не хотелось бы говорить о столицах, ситуация с регионами более показательна) еще не отошло от шокового и травматичного опыта 90-х. И тут, в начале нулевых, этому сообществу предлагается пересмотр тех консервативных устоев: рентабельность, эффективность, интерактивность, социальная вовлеченность и так далее. На ваш взгляд, этот переход для музейщиков был сложным?

 — Мне кажется, что такие кризисные ситуации, как середина девяностых, — это не только период потери финансов и каких-то идеологических ориентиров. Это еще и период очень больших возможностей. И перестройка у людей в сознании состоялась тогда, когда она стали видеть в наших программах не замену одного финансирования другим (тогда бы мы проводили совсем другие конкурсы и выделяли бы деньги, к примеру, на ремонт зданий или пополнение коллекций), а именно новые возможности. Мы предложили музейщикам попытаться решить свои проблемы с помощью проектного финансирования. И я могу сказать, что такое предложение себя оправдало.

Если мы посмотрим на результаты деятельности Фонда сейчас, то увидим, что многие музеи настолько втянулись в проектную деятельность, что стали центрами музейного развития с новыми технологиями подхода к своей деятельности. Смотрите, музеи в силу самых разных причин довольно часто переезжают — это уже довольно традиционная история. И у нас есть ряд примеров, которые показывают, что даже из такого переезда при проектном финансировании можно извлечь максимум пользы. Например, пермский краеведческий музей выиграл свой первый грант в тот момент, когда находился в стадии переезда из прежнего здания в дом Мешкова. И до сих пор сотрудники музея вспоминают, что тот грант дал им не только финансы. Грант дал им понять, что их деятельность нужна, важна и помогает думать о том, каким может стать старый музей на новом месте. Хотя ситуация и была трудной и тяжелой. А если говорить о реакции, то здесь все очень предсказуемо. Основная функция музея — это хранить. 

Музей по определению должен быть консервативным, ему нужно сохранить то, что у него есть, и передать это дальше. Но при всем этом музей все больше и больше открывается миру. 

Да, это сложный и тяжелый процесс, любые изменения, связанные с людьми и психологией, — это не дело одного дня. Но мы видим, как все постепенно меняется на наших глазах. Например, мы видим открытые музейные фонды, в которые можно прийти и посмотреть, как там все устроено.

— А что в вашем понимании значит фраза «современный музей»? Довольно много говорится об интерактивности, но хочу заметить, что порой в региональных музеях форма (допустим, те же самые планшеты в качестве навигаторов и так далее) подменяет содержание, и само наличие в экспозиции современных гаджетов не решает проблемы консервативного подхода к экспонируемым материалам и к самим идеям выставки.

 — Если мы говорим о музее как об общечеловеческом понятии, то это то пространство, которое сочетает в себе две функции: функцию хранения и не менее важную функцию работы, направленной на развитие и изменение, то есть на будущее. И конечно,прежде всего, это открытый музей, заинтересованный в сотрудничестве с местным сообществом. И не важно, в большом или маленьком городе он находится.

Открытость может проявляться разными способами. Музей может создать на своем сайте онлайн-коллекцию произведений. Он может предложить более удобные часы работы, чтобы посетители смогли прийти на выставку после работы, а может создать такую атмосферу, которая затягивает. Музей начинается не с коллекции, а с порога, и много зависит от того, как вас встречают. Понятно, что чаще всего первыми в музее нас встречают охранники. Но потом мы все равно попадаем в зал, и здесь уже важно, как разговаривают с нами смотрители. Готовность каждого музейного сотрудника поделиться с тобой своим знанием — это важный элемент открытости, характерный для современного музея. Ты только оставляешь свои вещи в гардеробе, а с тобой уже начинают дружеский разговор о выставке. Или, наоборот, ты посмотрел выставку, идешь в гардероб, и вы начинаете обсуждать, что видели и что это было. Современный музей — это история про все это.

И, конечно, это музей, в котором интересно людям самого разного возраста. При том, что интересно им может быть по самым разным причинам, например они могут найти ответы на интересующие в данный момент жизни вопросы. Музей не навязывает свои ответы, как это было раньше, а предлагает найти их сообща.

Показательная ситуация еще и в том, что существенно меняется отношение к тому, пойти или не пойти в музей. С чем мы сталкивались раньше: в музей ходили три раза в жизни. Первый раз в школе на экскурсию привели, и человеку не понравилось, второй раз уже ставший взрослым бывший школьник привел своих детей, а в третий раз он уже привел своих внуков. Сейчас музей стал гораздо динамичнее и удобнее благодаря разным мелочам. Практически в любом современном музее есть вай-фай, кафе, сувенирный магазин. Но, конечно же, нельзя впадать в другую крайность — делать все ради развлечения посетителей. Нельзя превращаться в условный торговый центр, но можно использовать некоторые механизмы его работы.

Текст — Александра Артамонова, фото — Денис Туголуков