Митя Алешковский: никакого инструмента, чтобы победить зло добром, нет

Руководитель проекта «Нужна помощь» и сайта «Такие дела» Митя Алешковский на IV постинтеллектуальном форуме Кафки и Оруэлла рассказал, почему спасать мир можно в любой компании, в чем уязвимость позиции добра и почему важно помогать людям независимо от политической позиции. «Новый Калининград.Ru» традиционно публикует основные тезисы выступления.

Эпоха нелюбви

— Как бы так серьезно и чётко обозначить про эпоху нелюбви, в которую мы живем? Совершенно справедливо всё по Кафке происходит — то, что раньше считалось бы злом, теперь называется добром, и совершенно по Оруэллу те, кто протестует против того, чтобы зло называлось добром, подвергаются репрессиям. Я выбор обычно делают между Кафкой и Гашеком, потому что мне наша современная действительность напоминает либо Кафку, либо Швейка. И мне как-то быть Швейком кажется веселее. Он хоть был человек простой, но веселый и добродушный. Поэтому мне лично во всём этом ужасе Кафки и Оруэлла не хватает именно какого-то Швейка — добродушного человека, который мог бы со смехом смотреть на происходящее вокруг зло, боль, страдание и продолжать своё упорное движение, кому-то показавшись глупым, кому-то показавшись странным, но всё равно двигаться нужном ему направлении. Такой вот нелепой и доброй какой-то веры очень не хватает последнее время.

Сейчас для большинства населения нашей страны, к сожалению, объединяющая философия — это ненависть. Наше население объединяется, невероятно ненавидя, например, Соединённые Штаты Америки, как нашего главного геополитического врага. Не меньше мы терпеть не можем «проклятую загнивающую Европу». Ненависть более низкого уровня, которая объединяет нас — это ненависть, скажем, к геям*, ненависть к разного рода идеологическим врагам, в том числе внутренним, конечно. И политическим, и экономическим. И людей, мне кажется, объединяет именно это. И это меня очень пугает.

Я с большим трудом вспоминаю хоть сколько-нибудь примеров, когда людей объединяло что-то хорошее в последнее время. Предположим, в 2008 году была война: это ужасно, но многие люди помогали пострадавшим, и это было хорошо. Но это всё равно было объединение на ужасном базисе.

«Это были враги»

— Первое, что и меня привело во всю эту движуху — это наводнение в Крымске. Когда затопило Крымск в 2012 году, в Москве и по всей стране очень сильно развивалось движение помощи этому городу и жителям окрестных населённых пунктов. Небольшая группа московских политических журналистов обычно собиралась на вечеринках по пятницам — журналисты танцевали, висели на потолках, ставили музыку и было прям очень весело. А вот в этот раз как-то веселиться не получилось, потому что затопило город, погибло много людей, и совсем было не до этого. И вечеринку отменили, а люди собрались и начали думать, что ж такого делать и как быть. И на следующее утро Сева Чагаев и еще пара людей собрались на смотровой площадке около МГУ и начали собирать там гуманитарную помощь, которую каким-то образом хотели потом передать в Крымск. Туда же и я приехал, оставил свой пакетик с какими-то медикаментами, которые купил в аптеке, и там и остался. Остался до вечера, потом остался на следующий день, потом уехал в Крымск. В общем, так случилось, что это меня вовлекло в эту добровольческую, какую-то волонтёрскую деятельность. Это произвело невероятные изменения в моей личной жизни, в моём восприятии мира, восприятии действительности, потому что я впервые увидел, что есть возможность объединить людей, которых невозможно объединить нигде и никаким образом.

В числе организаторов того сбора была Маша Баронова, к тому моменту уже фигурант «Болотного дела». И вот мы с ней стоим на смотровой площадке МГУ, видим, как подъезжают «Уралы» ОМОНа и говорим друг другу: «Ну всё, Баронова, дособирались», «Ну всё, Алешковский, поедем в КПЗ». Эти «Уралы» ОМОНа подъезжают, она плачет, стоя рядом со мной, потому что мы чувствовали, что мы делаем какое-то полезное дело уже второй день (естественно, без какого-либо согласования), и из этих «Уралов» выходят полицейские, которые выносят памперсы, кашу, детское питание и говорят: «А куда складывать гуманитарную помощь?». И тут плакать начали все, потом хлопать. Моя картина мира была по-другому выстроена. Это были враги, и я к ним относился только как в врагам. И внезапно они стали друзьями. После чего на эту же самую смотровую площадку приехали ребята из «России молодой». Там Демидов был, который теперь замруководителя движения «Антимайдан», именно он бросается тортами (ну, или его друзья, коллеги) в Касьянова, устраивает эти все омерзительные, на мой взгляд, акции. 

Он приехал, посмотрел, увидел, что у нас нет никаких политических лозунгов, увидел, что мы занимаемся просто хорошими делами, и он мне написал СМС, которую я сохранил, никому не показывал, но зачитывал несколько раз, где написано: «Все политики — говнюки, Митя, а мы хорошее дело сделаем и спасём Россию. Ура. Ты молодец». Видимо, добро не смогло окончательно вывести его в правильную сторону, потому что сейчас товарищ работает в «Антимайдане», но вектор он тогда уловил, но, видимо, не прочувствовал.

Это я к тому, что при том, что объединяющее нас зло существует и доминирует в российской общественной жизни, совершенно очевидно, что ему есть что противопоставить. И совершенно очевидно, что есть возможности, которые помогают нам почувствовать себя человеком, есть все для этого способы и, что самое интересное, технологии. Куда приятнее и куда эффективнее вместо того чтобы дружить против — дружить за. Для этого нужно всего лишь выяснить, какие есть положительные эмоции, которые понятны каждому — и бандиту, и депутату, и либеральному активисту, и православному батюшке, и кому угодно. Мне кажется, что подобные эмоции — их немного. Но одна из них — это добро. Я абсолютно уверен, что даже Усама бен Ладен наверняка вспоминал, как его там в детстве гладила по голове мама, и испытывал тёплые чувства. И он мог быть подлецом, то есть он был подлецом, мог быть страшным злодеем, но чувство добра ему знакомо, и он знает, что это такое. Любой злодей знает, что такое добро, а уж то, что любой добрый человек знает, что такое добро, по-моему, совершенно очевидно. И это то, что может нас в общем-то неплохо объединить.

Позиция слабаков

— Есть одна проблема в этой истории. К сожалению, основной минус этой позиции, что нас всех должно объединить добро, состоит в том, что это позиция слабаков. Я вам это говорю открыто и честно, потому как что уж скрывать — когда ты пытаешься вести себя по-доброму и пытаешься вести себя по-человечески, очень часто это воспринимают как возможность для удара. Недавно я пришёл в один православный храм просто по личному делу, и там я отобедал с батюшкой и с прихожанами, и они долго рассуждали о том, какой хороший был Сталин, и как правильно мочили врагов народа, и жаль, что их было не очень много-то в общем этих казней, а вообще суд в Советском союзе был самый справедливый. Ну конечно, были ошибки, но где же без них, да, но на Бутовском полигоне вообще никого нет, это всё либералы придумали. Меня, конечно, передернуло, но так как я был в храме, я не мог драться и кричать. Я повёл себя по-христиански и начал пытаться их как-то любовью к людям, рассуждением о каких-то заповедях переубедить. Даже не переубедить — это, видимо, бесполезно — я попытался просто хотя бы свою точку зрения выразить.

А потом на следующий день как раз Всеволод Чаплин изрыгнул то, то он изрыгнул недавно по «Эху Москвы» про убийство людей, я прям не сдержался, написал об этом в «Фейсбук*», что вот, мол, Чаплин это говорит, а у меня только что в жизни случилась примерно такая ситуация, что вот как-то вот не получается с людьми добром. Ты им пытаешься какие-то добрые вещи говорить, а они тебе в ответ на это зло, зло, зло, зло и зло. Я понял, что в этот момент руки опускаются, потому что к сожалению, никакого инструмента, чтобы победить зло добром, нет. Наверное, история когда-нибудь рассудит, наверное, когда-нибудь через много лет наши прапрапраправнуки узнают о том, что Сталин был, наверное, плохой, что миллионы людей, наверное, были ни за что уничтожены, в том числе и священники, и верующие. Но сейчас никаким добрым словом ты им этого не объяснишь. И в комментарии под этот пост пришёл Аркадий Бабченко, который сказал: «Помогает доброе слово и товарищ Кольт». И это, на мой взгляд, неправильно, плохо и, к сожалению, ведёт нас к тому же самому результату. Но, увы, никакого другого способа, как решить эту проблему, я не знаю, кроме как монотонно, долго бить в одну и ту же точку.

На стороне добра

— Однако существует большое количество примеров, когда, объединившись вокруг некоторых добрых дел, получается свернуть совершенно невероятные горы, которые свернуть до этого не было возможным. Один из моих самых любимых примеров и одна из моих самых больших гордостей в жизни с точки зрения нашего государства — маленький камушек. Есть в Тверской области Ржевский район, а в нём есть маленькая деревушка, которая называется Итомля. И в этой деревушке есть больница, которая обслуживает 112 или 118 деревень вокруг. И как-то по программе модернизации здравоохранения решили эту больницу закрыть и предложили больным из этой деревни и из 112 деревень вокруг ездить на автобусе до города Ржев 80 км, а автобус ходит в пятницу, один раз в неделю, в 4 часа дня. Сами понимаете, наверное, что ни один врач в пятницу в 4 часа дня не принимает, да и вообще, если у тебя, скажем, что-то болит, то ждать до 4 часов пятницы тоже довольно странно. И вот мы как-то случайно наткнулись на эту историю и начали ей заниматься. Даже не в рамках фонда, а просто начали ей заниматься. Я начал возить туда всех возможных журналистов, я начал общаться со всеми возможными политиками, которые могли каким-то образом повлиять на эту ситуацию, а так как это распоряжение о модернизации идёт из Москвы, то фактически это было распоряжение премьер-министра или министра здравоохранения. Совершенно было понятно, что никаких шансов спасти эту маленькую больницу нет.

И где-то через полгода после того, как мы развернули огромную кампанию по спасению этой больницы, после того, как мы привезли туда всех — от телеканала НТВ до газеты «Вашингтон пост», не говоря уже обо всех дружественных либеральных СМИ, после того, как всё это произошло, мы эту больницу смогли спасти таким путём, что мы этого доктора засунули в Общественный народный фронт, где он познакомился с Рошалем. Мы его подвели к Рошалю, и Рошаль, стукнув кулаком по столу, сказал «Больницу оставить!»

На самом деле он позвонил министру в Москву и сказал: «Слушай, у тебя там больницу закрывают, ты разберись». Министр позвонил министру в область и сказал: «Мне звонил Рошаль, у вас там больницу закрывают, требовал разобраться». Министр отправил мужиков с проверкой в больницу: «Вы, *****, чё там происходит ***?! нам из Москвы звонят, чё это?!». 

Мне звонит доктор: «Митя, мы же просили помощи, а у нас тут бумаги летают, нас бьют, заводят уголовное дело, что происходит?!». Я звоню Рошалю, говорю: «Леонид Михайлович, тут такое дело, вы понимаете, уничтожают больницу» — он говорит: «Идиоты! Я же сказал разобраться!». Ну, они и начали разбираться. В общем, это небольшое недоразумение мы смогли пережить и больницу-таки смогли отстоять в итоге.

Это я к тому, что в принципе подойти к подобным людям и сказать: «Здравствуйте, я знаю, что вы на стороне зла» или «Я знаю, что я на стороне добра, но давайте спасём больницу» — это невозможно. Вы можете с ними начать быть заодно, только если вы действительно находитесь на стороне добра и играете в добрую игру. Но главное, что люди с той стороны готовы к диалогу, они готовы в тому, чтобы работать вместе, они готовы к тому, чтобы решать вместе некоторые или все возникшие проблемы и вопросы, если с ними работать с точки зрения добра.

Со смертью можно бороться даже вместе с Гитлером

— И я понял, что, в общем-то, нет никаких сторон, нет ни той стороны, ни этой — вот это то, за что на меня обычно нападает и та сторона, и другая, которые говорят, что вон Чулпан Хаматова Путину помогает, а как ты смеешь работать с теми или с другими. Очень серьёзные изменения происходят в голове, когда ты понимаешь, что Чулпан Хаматова действительно, наверное, поддержала Путина и, наверное, все понимают, почему это произошло. А если не понимаете, я вам объясню. Дело в том, что борьба Чулпан Хаматовой — это не борьба за Путина или против Путина. В мире Чулпан Хаматовой, а в общем-то и в нашем с вами мире, важнее всего человеческая жизнь, мне так кажется. 

Борьба Чулпан Хаматовой — извините, я ни в коем случае не пытаюсь обелить или очернить Путина — это борьба со смертью. А со смертью можно бороться даже вместе с Путиным, с Гитлером, с Усамой бен Ладеном и с любым подлецом. 

Гитлера я не просто так упомянул. Всегда люди мне говорят: «А вот с Гитлером ты бы тоже стал вместе спасать людей, да?». На что я отвечаю: «Оскар Шиндлер — член НСДАП, кажется, с 1939 года — спас тысячи людей». Должен ли он был сказать: «Нет, я не буду вступать в нацистскую партию»? Стоило ли это того, чтобы не спасти эти тысячи жизней, не подать пример человечности всему миру и не стать великим человеком? По-моему, он всё сделал правильно. И в этом смысле Чулпан Хаматова и любой человек, который встаёт на сторону добра, наверное, становится Оскаром Шиндлером в нынешних условиях. Но это не вина Шиндлера, что он живёт в таких условиях. И не вина Чулпан Хаматовой. Однако это даёт возможности в нашей бесчеловечной действительности, в нашей ужасной, страшной жизни, не знаю насчёт того, чтобы оставаться человеком или добрым человеком, но уж как минимум делать что-то хорошее для тех миллионов и сотен тысяч нуждающихся, которые у нас есть по всей стране.

Отдельно я бы хотел сказать, что так как позиция добра — это позиция слабака, позиция лузера, ужасно сложно в этой ситуации, когда тебя разрывают на куски. Когда я, скажем, общался с Навальным по поводу своего фонда. Помните, был такой координационный совет оппозиции? Он туда меня звал баллотироваться. Я, слава Богу, этого не сделал. Я сказал: «Знаешь, я не буду этим заниматься, потому что я буду заниматься благотворительностью». Он говорит: «Ты понимаешь, занимаясь этим, ты помогаешь Путину». И эту же фразу я слышал от огромного количества людей, не говоря уже о том, что обратную фразу я слышал многократно от, соответственно, провластного лагеря, что «занимаясь этим, ты мешаешь Путину, ты не добрые дела делаешь, а разрушаешь страну, потому что ты вскрываешь нарывы и рассказываешь о них публично». И это очень тяжело. И в общем-то, очень непросто оставаться добрым ещё в тот момент, когда тебя разрывают со всех сторон, и все тебе объясняют, что ты — злодей, но, наверное, моя задача заключается в том, чтобы рассказать вам о том, что такая опция есть.

И хоть мы сейчас совершенно очевидно находимся в процессе какой-то внутренней если не войны, то точно напряжённости внутри общества, надо понимать что параллельно с этим существует другая реальность, другой мир, в котором всё это неважно, в котором все мы делимся на плохих людей и хороших и, в общем-то, добро может победить зло, если нас станет больше. Я не вижу вообще никаких других способов победить зло, потому что добро с кулаками — это всё равно больше зло. Поэтому только если мы все станем в итоге как-то чуточку добрее, как-то это совсем глупо звучит, наверное, только в этом случае мы сможем победить вселенское зло, которое есть вокруг нас. Простите за такую глупость и пафос, но как тут не говорить пафосно и глупо, когда приходится объяснять всегда и везде, что главная ценность — это человеческая жизнь.

О системе

Я был политическим фотографом. Это очень хорошо прочищает мозги. Я много лет занимался тем, что фотографировал Путина или Медведева и когда ты занимаешься этой фотографией изо дня в день, приходишь в Кремль или куда-нибудь, ты понимаешь, что ты вообще ничего не делаешь. Ну вот сфотографировал ты его сегодня такого вот смешного, ну даже если это разошлось по интернету в миллионе фотографий — и что, чего ты изменил, чего ты достиг? Кому это помогло? Ну вот разве что Путину.

Я хожу на выборы, я хожу на митинги, я жертвую деньги разнообразным политическим активистам, участвую во всех возможных политических движухах, в которых могу. Как человек. Вот я, Митя Алешковский. Но моя организация занимается другими вещами. Почему мой благотворительный фонд должен менять систему? Мы меняем систему — ровно там, где мы ее создаем, где мы создаем социальные проекты. Но политическую систему разве мы должны менять? Нет. По-моему, её должно менять общество. Для этого мы должны это общество развивать. Тот путь развития общества, который я предлагаю, он, на мой взгляд, выглядит следующим образом: общество должно, во-первых, перестать быть паттерналистически настроенным, а во-вторых, должно начать ценить человеческую жизнь, чужую жизнь и так далее.

Основные проблемы в нашей стране — обесцененная жизнь, что «бабы новых нарожают», а во-вторых, все ждут, что батюшка-царьчто-нибудь сделает. То есть все ждут, что кто-то другой за них всё сделает. Нет! Мне кажется, надо приучить людей к тому, что всё должны сделать сами, рассчитывать должны только на себя, на свои собственные силы. Это первое. А второе — люди должны ценить человеческую жизнь — свою и чужую. 

Две простые вещи. Наверное, тут надо еще соблюдение законов, но тут я не знаю, что делать. Точнее, я знаю, что делать, но я не знаю, что делать конкретно мне, потому что я их соблюдаю и всем предлагаю соблюдать, но вот моя конкретная деятельность на соблюдение законов никак не влияет. Но вот на первые два пункта, мне кажется, моя деятельность непосредственно влияет. В этом моя небольшая революция.

Чем хороши волонтерские программы — там не существует классового различия. Там копают канаву, и не важно, кто копает. Там люди все равны. И выясняется, что ты — банкир, а я в этом банке пол мою. Ну, или коммунист, или либерал — они вместе порубили дрова, сели перекурить и: «Слушай, раньше я думал, что все либералы — сволочи, а ты вроде ничего, парень нормальный». Вот примерно так работает волонтерская деятельность, именно так она развивает общество, именно так действуют все некоммерческие социальные проекты. Именно в этом их реальная сила — не только в том благе, которое можно руками потрогать, а в том благе, которое они дают для развития общества. Любая некоммерческая сфера, любой некоммерческий проект — это гигантский толчок для общества именно в плане развития. Когда случились протесты 2011 года, невероятно возросла самоорганизация общества. А потом им куда-то понадобилось развиваться, и поэтому многие поехали в тот же Крымск. Потому что им нужно было куда-то деть свою бурлящую энергию.

Об эмоциональном выгорании

— У меня нет конкретных советов. Я слушаю Егора Летова, мне это помогает часто. Я довольно много пью. Я бегаю много, когда не пью. Я не знаю… я путешествую, читаю, собираюсь жениться, есть какие-то плюсы еще в этой жизни. Всех не спасти очевидно, всем не помочь. Да, это ужасно, да, это плохо. Но эмоциональное выгорание у меня происходит куда больше от осознания того, что вокруг зло, нежели от того, что дети умирают. Потому что дети будут умирать всегда. Это ужасно, плохо. Но вот так. Умирают не только дети, но и взрослые, и со многими из них приходится входить в личные и дружеские контакты, и когда они потом умирают, ты думаешь: «Господи, какой ужас, я же мог что-то сделать, чтобы продлить его жизнь». 

Но они всё равно будут умирать. И мы все умрём. И от этого никак не спастись всё равно, поэтому делай что должно, и будь что будет.

Фото — Алексей Милованов, Николай Троневский, Станислав Пахотин

*Международное общественное движение ЛГБТ признано экстремистской организацией и запрещено в РФ

* Facebook — Социальная сеть признана в России экстремистской Тверским судом города Москвы. Запрещена и заблокирована в РФ

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter