Александр Федоров приступил к руководству БФУ им. Канта 5 месяцев назад и за это время успел частично реформировать работу вуза, вывести в публичную плоскость мегапроект строительства «Балтийской долины» на Острове и сделать несколько спорных заявлений. Заместитель главного редактора «Нового Калининграда» Вадим Хлебников поговорил с врио ректора БФУ о пропаганде рождения детей, зарплатах в вузе свыше 150 тысяч в месяц, главном интересанте проекта на Острове и слухах о существовании в университете «черного списка» преподавателей, подлежащих увольнению по идеологическом причинам.
— Давайте начнем с вашего эпатажного заявления. Вы сказали, что вам было скучно слушать от студентов о том, что государство должно им, а не они государству. И второй тезис, что не нужно бояться слова «пропаганда» и нужно пропагандировать семейные ценности довольно агрессивно. Поясните, пожалуйста, как вы пришли к необходимости такого заявления?
— Это была своего рода провокация, поскольку мы формируем новый подход к молодежной политике в вузе, нужно было расставить акценты. А почему я, собственно, не мог выразить вот в такой достаточно категорической модальности достаточно категорическую и весьма консервативную позицию? Если я считаю, что между гражданином и государством возникают отношения долга, так как, например, это описано в 59 статье Конституции, что защита Отечества — это долг и обязанность гражданина. Почему мы не можем посмотреть на ситуацию шире? Долг между этими двумя субъектами очень сложно устроен. Если государство имеет такую позицию, которая не нравится гражданину, то его долг сказать об этом государству в том числе. Если государство считает, что гражданин должен делать что-то на общее благо, почему оно не может сказать это гражданину? Это консервативная позиция, она достаточно сложно всеми воспринимается, но скажите про другую позицию. Какая другая позиция? Что каждый должен делать то, что может, каждый имеет такой формат свободы воли, который ничем не ограничен и не регламентируется, в чем она состоит?
Мы, собственно, поставили задачу это выяснить, получили очень любопытный опыт. Если убрать из отклика матерную ругань и глупости малообразованных людей, не имеющих признаков критического мышления, то статистический итог приблизительно такой: 50, немножко больше, процентов сказали, что это архаичная позиция и она в современном обществе существовать не может. Правда, вопрос о том, что такое современное общество, остался открытым. Вторая позиция — 40%, она как раз в разных вариантах говорит о том, что над этим надо подумать и в этом имеется смысл.
Мы привыкли говорить о трех вещах и пытаемся все время соединить несовместимое. Именно поэтому сочетание «долг, дети, пропаганда» все время вызывает очень бурную реакцию. Мы говорим о персональном успехе, что в рамках того формата общественных отношений, который мы сейчас имеем, является прямо титульной позицией, и я на самом деле сторонник концепции персонального достижения, но почему рождение ребенка не может быть персональным успехом?
Давайте так на эту позицию посмотрим: это одно из самых интересных приключений, которые бывают у человека в жизни. А если мы начинаем этого бояться, начинаем выстраивать аргументы, что это плохо, то это выглядит, по меньшей мере, занятно.
— Кто-то выстраивает аргументы, что дети — это плохо?
— Конечно.
— Кто?
— Мы видели это в социальных сетях.
— Нет. В социальных сетях мы видели, что плохо требовать государству от граждан, когда оно само не исполняет свои обязательства перед ними.
— Правильно, я про это и говорю. Не долг ли гражданина сказать об этом государству? На этом выстраивается конвенция отношений между государством и гражданином. В этом балансе на весах должна быть обязательно консервативная позиция традиционных ценностей и должна быть позиция следующего поколения, которая формирует ее ясно и четко и говорит, что она хочет. Когда мы говорим о каком-то формате открытого и свободного общества, объясните тогда, отчего мы свободны и куда мы открыты? Это был бы очень интересный диалог.
Всякая позиция хороша, когда она позиция развития. Есть внятная и понимаемая на протяжении многих веков позиция национального развития. Чем плохо, что твое государство лучшее из всех других государств? Оно сильно, оно адекватно развивается, и иногда, еще раз повторю, ему надо помочь это сделать. Миссия университета может звучать: «Мы объединяем времена и страны и двигаемся от персонального успеха к национальному превосходству». Это пока не миссия, это рассуждение. Понимаете, под этой штукой может встать каждый, любой наш студент, из любого региона мира, как и индиец, так и прибалт. Кто не хочет гордиться своей страной, которая является предметом гордости только тогда, когда ты достиг персонального успеха, и только тогда мы можем говорить о глобальной кооперации?
— Страной-то своей все хотят гордиться, но я хочу понять, в чем проблема спрашивать у государства по поводу исполнения им своих обязательств? Почему мы должны говорить с государством о том, о чем оно хочет говорить с нами, а не мы с ним? Ему-то, понятно, удобнее говорить о том, что ему должны, а не наоборот.
— Это взаимный обмен.
— То есть справедлива и первая часть разговора, и вторая?
— Абсолютно.
— У вас дети есть?
— Да, сын 14 лет.
— То есть ваше выступление было скорее провокацией, чем финальной констатацией?
— У меня не было никакой финальной части. Мы предложили на том собрании поговорить о системе студенческих сообществ, которую мы могли бы финансировать, и в этом году уже начинаем выделять на эти деньги, пока миллион рублей. На следующий год постараемся сформулировать грантовую поддержку в размере 10 миллионов рублей. И хотим предложить образовательным организациям поучаствовать в этом проекте.
За полгода я видел несколько десятков студенческих групп, от двух человек до десяти, которые предлагали разные инициативы. От изготовления зонтиков до крупных экологических проектов. Ребята, давайте. Мы не вписываем вас в какие-то рамки, сделайте нам предложение, а мы из этого предложения сделаем большой красивый проект, который принесет всем пользу. Почему это не формат разговора?
Почему я сказал, что встреча была скучной? Потому что из всех инициатив было две, а мы сидели три часа. Занимались плохой работой администрации и плохой работой студенческих сообществ, которые не могли до сих пор найти друг с другом контакт, чтобы начать решать проблемы. Нам предложили сделать внутренний дворик, в который мы прямо сейчас вложим деньги. Только, ребята, я это слышал еще в сентябре. Почему вы никуда не сдвинулись, почему никто не представил проект, где та студенческая группа, сколько можно ждать, жизнь не длится бесконечно. Или предложение собирать мусор по десяти фракциям. Это нереально в нашем регионе. Давайте все-таки на трех остановимся и окажем максимальную поддержку.
Это к вопросу о том, на что нужно тратить время, а на что нет. Один из лидеров студенческого движения Евгения Смирнова, отличная девушка, которая полна инициатив, она предложила несколько месяцев назад обратиться к региону по поводу льгот на проезд студентов. И очень плохо, что сам вуз этого не сделал до сих пор. Мы обратились, мы получили внятный ответ.
— Отказ?
— Ни в коем случае. Горсовет ответил нам, что готовы к снижению на 25% не просто для студентов вуза, а для всех студентов калининградского региона. Молодец студентка, вовремя сформулировала, мы настояли, мы поговорили с горсоветом (совет переслал в БФУ ответ администрации Калининграда о том, что готов предоставить льготу, только если все выпадающие расходы перевозчикам оплатит областной бюджет).
На недавнем ученом совете мы создали комиссию по этике, в которую вошли и студенты, и преподаватели, которые будут очень тщательно и подробно разбирать каждый случай плохой работы администрации, конфликты между студентами и преподавателями, конфликты внутри корпорации. Главная цель — чтоб возникла корпорация между студентами и преподавателями, чтобы мы работали на общий результат. Потому что вуз действительно ставит перед собой задачу стать одним из лучших вузов России.
— Ходят слухи, что в БФУ составлен некий список преподавателей, которые могут быть уволены по идеологическим причинам. Раньше уже были неочевидные увольнения типа ухода из университета социолога Анна Алимпиевой, поэтому такие слухи привлекают внимание. Есть такой список?
— Я о таком списке ничего не знаю и никогда в жизни никого по идеологическим соображениям не увольнял и не собираюсь этого делать. У нас в РФ, насколько мне известно, только одна инстанция признает человека виновным или невиновным, — это суд. Если человек виновен, то он просто не может работать в вузе. Если мы говорим о том, что кто-то имеет свою точку зрения, отличную от другой точки зрения, то на основании этого увольнять никого нельзя. У меня нет ни такого списка, ни такой задачи.
— Приятно слышать. В прошлом году, когда мы смотрели цифры Росстата, там говорилось, что средняя зарплата преподавателя вуза в Калининградской области составляет 70 тыс. руб. Но я пока не встречал ни одного сотрудника вуза, который бы смог подтвердить, что это правда. Это правда?
— 74 тыс. руб. Я могу показать не одного преподавателя с высокой зарплатой. В университете работают профессора и исследователи из числа ведущих мировых ученых — зачастую это наши соотечественники, чей уровень зарплат сравним с мировым, они получают зарплаты от 150 тыс. руб, что, заметьте, выше уровня зарплат наших проректоров
— В БФУ есть ученые, не ректор, не проректор, с зарплатой выше 150 тыс. руб.?
— Да
— И много таких?
— В пределах 10-ти.
— Они по происхождению калининградцы или из какой-нибудь другой области?
— Это приглашенные исследователи по программе 5-100, все они наемные ученые, все они здесь работают по этой программе. У каждого есть лаборатория, и, в общем-то, они отрабатывают эту зарплату. Есть четкие персональные показатели, за что она им платится, мы за этим очень внимательно следим. Когда что-то происходит не так, эта зарплата корректируется. По сути, это формат эффективного контракта.
Нет ничего хуже, чем мерить среднюю температуру по больнице, это вообще совершенно бесполезное дело. Стартовая позиция ставки, например, молодого преподавателя, который приходит в вуз, — 24-27 тыс. руб. Существует рейтинговая система, система стимулирующих надбавок за достижения в образовательной или научной сферах, система доплат за публикацию статей в высокорейтинговых журналах — все это часть трудового контракта — система поддержки молодых преподавателей, система поддержки мобильности и система проекта 5-100. Все это вместе складывается в группу показателей и программ, которые регламентируют увеличение зарплаты. Это увеличение может быть разовое (за исполнение проекта) или ежемесячное. Например, если человек публикует статью в очень крутом научном журнале, то он единовременно получает 100 тысяч.
В совокупности сейчас в вузе реализуется 69 грантовых программ российских и зарубежных фондов на общую сумму свыше 300 миллионов рублей, это без учета программы 5-100. Все это в совокупности с системой преподавательского рейтинга и дает возможность получать неплохую зарплату.
— У людей, которые получают зарплаты выше 150 тысяч рублей, есть какие-то научные достижения? Хотелось бы избежать общего перечисления, может, вы просто какие-то наиболее яркие вещи назовете, о которых мы не знаем?
— Направление, связанное с группой естественных наук, когерентной оптикой и изготовлением транслокатора. В него БФУ вложил за последние шесть лет сумму, превышающую 50 млн руб. Сформирована мощная лаборатория международного уровня, которая имеет действительно уникальный продукт, использующийся как в европейском синхротроне, так и на синхротроне DESY. Это вещь, вышедшая на уровень коммерциализации, и она сейчас станет частью российского проекта СКИФ, который будет делаться в Новосибирске. Люди, которые там работают, получают достаточное количество грантов.
Также могу сказать о направлении, связанном с вакуумной инженерией, изготовлением вакуумной техники для тех же европейских и российских установок. Поскольку это коммерциализированный проект, он дает доход непосредственным участникам.
Направление, связанное с гуманитаркой: мегагрант, связанный с исследованием Канта. Он поддержан суммой 44 миллиона, и зарплатная там часть достаточно существенная.
Также ряд направлений, связанный с вышеупомянутой биомедициной. Лариса Литвинова, которая имеет достаточно серьезные программы, связанные с исследованием вирусов, ментальных конструктов, связанных с иммунологической системой человека.
Направление, связанное с инженерией, в области когнитивистики. Профессор Каплан — приглашенный ученый, вокруг него сложилась группа из пяти человек, которые получают грантовую поддержку и приносят университету существенные деньги.
— Если мы попробуем посчитать, грубо говоря, выручку университета и вычтем из нее образовательные услуги, оставив только продажи по коммерциализированным направлениям, сколько получится?
— Всякая исследовательская деятельность состоит из двух частей: это грантовая поддержка фундаментальных исследований или прикладные исследования, выходящие на коммерциализацию. Нельзя сказать, что у нашего университета блестяще обстоит дело с коммерциализацией. Мы честно это признаем, и это как раз та самая задача, которую мы должны решить в следующие три года. Как раз поэтому и возник проект «Балтийская долина» на Острове. Фундаментальных разработок сложилось достаточно много, а вот вопрос коммерциализации крайне сложный.
— Раз уж вы заговорили о «долине», откуда этот проект вообще появился? Он образовался так внезапно, что возникает стойкое ощущение некой попытки чем-то срочно застроить «пятно» на Острове, а не какой-то обдуманной и выверенной идеи.
— Жалко, что у вас сложилось такое впечатление, и это, кстати, вопрос пиара. Вы знаете, сколько университет занимается этим проектом?
— Сколько?
— В мае будет 2 года. Проект начался с подготовки проектной документации, разработки возможных направлений исследований, и он является ответом на программу Минэкономразвития России, которая сформирована как раз два года назад. Эта программа направлена на формирование сети центров превосходства по естественным наукам на территории РФ. Там есть два типа проектов: научно-образовательные центры и инновационные научно-технологические центры. Второй тип в большей степени направлен на вопрос коммерциализации фундаментальных исследований. Последние полгода мы занимались тем, чтобы в точности определить направление возможного развития.
Биомедицина — это максимально широкий профиль, поскольку одним из фундаментальных обязательств БФУ в отношении региона является подготовка медиков. В лидеры сейчас выходит реабилитация, которая действительно имеет хороший бэкграунд для коммерциализации. Также пищевые технологии. Пищевое направление — это, по сути дела, заказ бизнеса, заказ ГК «Содружество», которая готова вложиться в проект НТЦ реальными деньгами. Я не могу сейчас озвучить суммы, это не моя тема.
— Из 2 млрд предполагаемого софинансирования бизнеса какова их доля?
— А вы их спросите.
— Спросить можно, но это же пока не реальные деньги, а декларация.
— Скажите, а какой серьезный бизнесмен даст денег, если ничего еще нет? Вот будут постановления правительства, тогда процесс пойдет.
— Что они хотят производить?
— Там целый спектр вещей, который их интересует и который связан в том числе и с их китайским проектом. Я сейчас боюсь здесь выйти за пределы коммерческой тайны, поскольку это не моя тема, но это вещи, связанные как с пищевыми добавками кормового плана, так и с новыми видами удобрений и генетических исследований в области растениеводства и сельскохозяйственной продукции. Скажу вам, что из этих 2,2 миллиарда то предложение, которое они сделали, — это весомая часть.
— Самая большая из всех остальных?
— На данный момент да. Хочу еще раз подчеркнуть, сейчас мы занимаемся очень ответственным проектированием. Работаем с Минэкономразвития, с аналитическим центром Администрации президента для того, чтобы вся эта структура не выглядела так, как вы сказали, то есть пустым местом, на котором кто-то там что-то хочет построить.
Во-первых, региону нужен принципиально новый драйвер, который бы стал научным и производственным центром. Сейчас его нет. Недавно на парламентской ассамблее Северо-Западных регионов в облдуме прозвучало, что главная тема калининградского региона — это сельское хозяйство. Наш проект — это шаг для того, чтобы диверсифицировать ситуацию, чтобы здесь возник реальный производственный центр.
Задача университета — подготовка кадров. Сейчас у нас работают 106 исследователей и исследователей-инженеров, и им нужно расширение. «Балтийская долина» — это ответ на этот вопрос.
Потом, мы находимся в очень жесткой конкурентной ситуации, например, с Гданьским политехническим университетом, в который 3-4 года назад были вложены очень крупные средства. Лаборатории и железо там такие, что нам и не снились. И вот ректор Гданьского политеха обратился к нам с вопросом, не сделать ли нам вместе программу по фундаментальной физике: наши преподаватели, а их техника, потому что с людьми у них тоже плохо. А нам-то это на самом деле не очень интересно. Нам бы такое же железо, и у нас бы был, может быть, физмат один из лучших в стране. Сюда бы люди приехали. Учитывая особенности региона, могли бы здесь сделать новую физмат-школу. В этой конкурентной ситуации, понятно, что регион и мы постоянно будем маневрировать, чтобы искать новые возможности расширения. Неубедительно? Скажите, что смущает?
— Да нет, все нравится, это просто прекрасная Россия будущего какая-то во всех этих проектах.
— Государство не всегда бывает плохим (улыбается).
— Но речь пока только о проекте. Как государственные проекты реализуются, мы видим. Например, стадион. За полтора года на нем был один концерт, а используется он главным образом для игры команды второй лиги, которой неплохо и на старом стадионе игралось. И если посмотреть на стадион через призму упущенных возможностей развития транспортной инфраструктуры — легкое метро на эти деньги построить или еще какие-то транспортные проблемы расшить, то проект перестает выглядеть однозначным.
— Я здесь присоединюсь, тем более что вы прекрасно знаете, что происходит на востоке региона, как у вас впечатления?
— Я недавно объехал весь восток области, и мне показалось, что не только востоку, но и вообще области нужна десоветизация. Эти вечные памятники Ленину на самых видных местах, улицы Ленина и Советские... Ощущение, что мы продолжаем жить в Советском Союзе с соответствующим качеством инфраструктуры.
— Здесь я с вами не соглашусь на сто процентов.
— Давайте поговорим об этом.
— Я родился в Нижегородской области, в маленьком городе. Сейчас редко туда приезжаю, но в один из последних приездов, год назад, я с гигантским изумлением обнаружил, что иду по улице Третьего Интернационала к площади, на которой пересекаются улицы Клары Цеткин и маршала Буденного, и рядом с этим всем стоит молельный дом. У меня был когнитивный диссонанс фантастических масштабов. К вопросу о переименованиях городов и улиц нужно всегда подходить деликатно. Всегда найдутся стороны, которые будут за, и они правы, и стороны, которые будут против, и им нечего возразить, потому что они говорят о традициях, традиционных ценностях. Правда, у меня возникает вопрос, какие именно традиционные ценности. Одно дело улица или аэропорт имени императрицы Елизаветы, другое — когда улица Третьего Интернационала. Какая тут ценность, собственно? Это тема, которая либо пройдет вместе с поколениями, и никто не заметит, как эти названия исчезнут, либо, если она волнует, ее нужно убедительно и аргументированно обсуждать.
— Наверное, нужно еще немного времени, но мне, как постсоветскому человеку, уже сейчас непонятно, почему мой город должен называться в честь советского деятеля, который к городу никакого отношения не имел.
— А это никому не понятно, поверьте мне. Спросите любого чиновника, он же ответит точно так же. Кто разбирается в ситуации, вам скажет, что причин называть город Калининградом не было никаких.
— Но зато многие другие города, названные в честь советских лидеров, прошли через этап десоветизации и переименования, в том числе и подмосковный Калинин.
— В том числе и Нижний Новгород, который был Горьким.
— Интересный вопрос: почему не удалось десоветизировать Калининград, когда открылось такое окно возможностей. И ваш родной Нижний Новгород в это окно пролез, а мы нет? Впрочем, вероятно, как раз потому что у него просто не было несоветской истории.
— Совершенно правильно, и на этот вопрос ответа на данный момент, как мне кажется, вообще ни у кого не существует. Давайте назовем город в честь прекрасной ягоды Калины. Тогда всем будет понятно.
— Хотелось бы чего-то более изящного. Недавно прочитал, что значительная часть Самбийского полуострова называлась Глезария.
— Красиво...
— Вернемся к цифрам. Росстат показывает в последние годы радикальное сокращение числа исследователей в области с 2 до 1 тысячи. Это реальное падение числа исследователей?
— Это скорее даже не оптимизация, а эффективизация. У вуза же была программа поддержки стратегии федерального университета, где возможностей было больше, и программа 5-100 поначалу стоила дороже, и спектр направлений, которыми пытался заниматься университет, был гораздо шире. Потом университет прошел приоритезацию, осталось пять основных научных направлений. Сейчас мы работаем над ними, чтобы сузить их до трех направлений и консолидировать средства.
Забегая вперед к нашей будущей стратегии, могу сказать, что сейчас мы очень серьезно обсуждаем вопрос, чтобы ее основой стало исследование головного мозга, исследование интеллекта, исследование мышления. Здесь соберутся все возможности и гуманитарных, и естественно-научных, и биомедицинских наук.
Так что это процесс естественного движения кадрового состава организации. Могу сказать, что в течение следующих трех лет исследователей станет больше.
— До этого сокращение сколь масштабное было? Вы сказали, что шла эффективизация.
— Вот, например, один год университет приглашал пятьдесят человек, другой год, скажем, он приглашал пять человек.
— А когда заканчивается приглашение, они уезжают?
— Да, кто-то остается, кто-то уезжает. Это вопрос контракта для изготовления конкретного продукта.
— Вы сейчас работаете над новой стратегией, и было бы хорошо, чтобы она реализовалась в большем масштабе, чем прежняя. Вы говорили, в частности, про не очень удачные результаты в научном развитии...
— Там есть реальные сложности. Мы не просто их признаем, а считаем их еще и неплохой стартовой площадкой. На данный момент университет рассматривал себя в абсолютно разных фреймворках того, как он может дальше развиваться. Сейчас в лидеры вышла буквально что одна или две позиции, где мы действительно можем стартануть как вуз, всерьез претендующий на звание трансрегионального лидера.
К нам каждый год приезжают полторы тысячи человек из разных регионов страны и из 44 стран мира. Где-то по одному человеку, где-то как индийцы по 60 человек. Это значительное число людей для региона. Если в регионе ежегодно остается 6,5 тыс. человек, то наша доля велика.
Это нормальная ситуация, что люди хотят куда-то уехать. Почему надо всю жизнь сидеть на одном месте? Если есть где-то лучшие возможности для развития, надо их попробовать. Не мне вам рассказывать, какие преимущества имеет Калининградская область. Не меньшие преимущества имеет, скажем, Томск для старта, где создан действительно университетский центр с максимальной поддержкой, если ты хочешь заниматься исследованиями. Но не все хотят там жить. У нас довольно много людей приехало из Томска.
Сейчас мы ставим задачу кампусного строительства. У нас есть пространства для осуществления этого. В прошлую приемную кампанию мы отказали в приеме 325 иностранным студентам только потому, что не смогли их принять, нам их просто некуда селить. Сейчас у нас 750 иностранных студентов. Год назад было 668, а по национальному проекту развития образования должно быть в два раза больше.
— Их обязательно селить на территории университета?
— К сожалению, это мегапроблема. Миграционное законодательство таково, что иностранный студент должен жить только на территории вуза.
— С областным правительством пробовали что-нибудь придумать, замаскировать под кампус построенный уже жилой дом, например?
— Мы перебрали только сейчас за полгода шесть вариантов, а до этого, думаю, еще больше. Ничего не нашли.
— В смысле земли или построенные уже жилые кварталы?
— В смысле готовые корпуса. Есть два-три здания, но вложения, чтобы привести в порядок, превышают 200 миллионов. Это просто нерационально.
— Как вы планируете решать проблему?
— Есть нацпроект «Экспорт образования», который предусматривает кампусное строительство. Сейчас наша задача, и регион здесь нас абсолютно полностью поддерживает, войти в этот проект не позже чем в 2021 году, чтобы к 2024 году у нас возникли пространства и для жизни, и для образования. У нас комплексная проблема: если мы построим общежития, людей негде будет учить. Если мы построим лабораторно-образовательные пространства, им негде будет жить.
— Спрос на образование в БФУ вырос так ажиотажно, что не удалось подготовить инфраструктуру за годы?
— Университет, как оказалось, растет гораздо быстрее по численности студентов, чем формирует свой кампус. На данный момент мы имеем следующую ситуацию. В этом году мы должны достроить пять небольших общежитий на 700 мест. На сентябрь прошлого года у нас потребность в местах была 1325 человек. Соответственно, эти 700 мест не решают проблему, они просто сделают перерыв. Мы расширяем международную программу почти на 400 мест, соответственно, нам сейчас уже не хватает чистыми 1000 мест. Вот сейчас стоит задача, что минимальное расширение комплекса общежитий в прибавке к этим 700 местам должно быть 2000.
— За счет чего растет расширение спроса, в частности, из-за рубежа? Индийцы так интересуются медициной? Декомпонируйте, пожалуйста, основные факторы роста.
— Их три. Во-первых, за последние пять лет внутрироссийская мобильность поколенческого сегмента «17-24 лет» возросла почти в два раза. ЕГЭ — это один из главных драйверов этой ситуации. Вторая вещь — десять лет понадобилось на то, чтобы российские вузы нашего формата стали действительно заметны за пределами страны. Главная проблема на самом деле не в том, что к нам не хотят ехать (мы отказали все-таки больше чем 300 людям), главная проблема в том, что англоязычная номенклатура наших образовательных программ очень скупа. У нас их около десятка заявлено, но вот реальными, где действительно есть люди, всего две — это лечебное дело, и функциональные наноматериалы совместно с тем же, кстати, Гданьским политехом, куда действительно приглашена крутая профессура, и, я думаю, эта программа будет расти.
— А сколько там человек в ней сейчас?
— В функциональных наноматериалах всего 25, но должно быть на самом деле 100.
— Все остальные — это лечебное дело?
— Нет, иностранные студенты у нас же учатся не только на английском языке, но и на русскоязычных программах, всего и их сейчас 750.
— На английском языке сколько учится?
— 150 человек — это медицинский институт, и еще 80 человек — все остальные программы, в том числе краткосрочные. В частности, 30 человек — в Институте гуманитарных наук, где русский как иностранный. Недавно принимали большую группу из Силезского университета (Польша). У нас, кстати, 80 студентов из Латвии.
— Читал исследование в научном журнале БФУ, что российское образование в Прибалтике — это как черная метка.
— Это точно. К сожалению, так и есть. Мы имели несколько лет назад очень неудачный опыт с программой «лечебное дело».
— В каком смысле?
— Семь очень милых девочек из Литвы и Латвии, которые получали образование, потом с гигантским трудом смогли нострифицировать российские документы.
— На лечебном деле из иностранцев в основном индусы?
— На данный момент, да.
— Я как-то общался с коллегами из других регионов, и они рассказывали, что индусы штурмуют медицинские факультеты по всей России и иногда это завязано на коррупцию, потому что индусов намного больше, чем свободных мест.
— С медицинским образованием так просто не получится. Во-первых, сумма, которую платят индусы, меня лично не очень поразила — 196 тысяч рублей за год. Мы ведем переговоры об увеличении этой суммы, потому что программа действительно энергоемкая.
Во-вторых, ребята учатся только третий год. Сейчас они выходят на практики, и вот это будет реальная проблема. Посмотрим, как мы с ней справимся. От этого сильно зависит будущее индийского проекта. Потому что недоделанный продукт в наши больницы мы, естественно, не поведем. И выпускной экзамен будет проходить по федеральным нормам РФ, он очень жесткий.
Коррупционной схемы здесь нет, она отсутствует. Наоборот, вуз получает от этого прибыль.
— Вы сказали о совместном проекте с «Содружеством». Есть в значительной степени проработки проекты с другими региональными компаниями?
— После вас как раз должен прийти акционер GS. Мы с ними подписали соглашение на участие в проекте в их удаленном кампусе вместе с колледжем в Гусеве. Создание формата кампуса для образовательных программ. Сейчас главный вопрос по емкости этой программы. Мы готовы вложиться в образовательный процесс и создать действительно флагманскую программу по электротехнике совместно с GS. Три совместных лаборатории, зеркальные исследования вуз-GS в области инженерии интеллектуальных систем. Но вопрос в наполняемости этой программы. Какова именно потребность таких специалистов у собственно GS, региона и вуза.
— Может быть, еще какие-то направления работы вуз-бизнес? Просто если выйти на улицу в Калининграде, спросить первого попавшегося бизнесмена, какие у него проблемы, он тут же скажет, что главная головная боль — это кадры, и виноват в этом университет.
— Здесь есть две части. Социальная сфера и действительно проекты по заказу бизнеса. Объективные данные очень простые. Они проверяются по СНИЛСам, и мы с уверенностью можем сказать, что около 80% наших выпускников реально платят налоги в течение первого года после выхода из университета. Кстати, оставшиеся 20% — это не безработные, а те, кто продолжает обучение в магистратуре или ординатуре, а также ушедшие в декрет или армию.
Кто куда устраивается и что с людьми происходит через три года — это на самом деле самое интересное. Часть из них уезжает за границу, часть в Россию, часть уходит в предпринимательство или в такие вещи, о которых мы даже не подозреваем. Давайте правильно сформулируем проблему: сейчас у нас вместе с регионом будет сильный проект, связанный с обеспечением системы среднего общего образования кадрами. Он будет длиться три года, и это будет новый формат целевого обучения контрактного трудоустройства. Региональное министерство показало нам реальные цифры, и они их не скрывают, кстати, как я с удивлением обнаружил, потребности региона в педагогах. Они очень велики, мы за год не справимся. Здесь нужна поддержка региона. Выпускники-то в школу у нас идут, вопрос в том, остаются они там или нет. Через три года 50% оттуда уходят, поэтому нужна программа закрепления. Это может сделать только регион вместе с нами, а мы одни — нет.
Второй вопрос, когда, например, мы запустили, совместно с ABB две магистерские программы по их заказу на подготовку специалистов. Выпускники этих программ, с компетенциями, которые они получают, настроены именно на формат этой компании. Вот у меня здесь есть уверенность, что подавляющее большинство из них будут трудоустроены еще за год до окончания работы, потому что ABB просто смысла нет заказывать программу и не принимать в ней участие.
— А сколько людей на ней учится?
— Это общий поток, 110 человек, которые должны работать потом в компании. Когда мы обсуждаем, например, с «Автотором», что выпускники инженерного института идут работать к ним, мы упираемся в вопрос о необходимых компетенциях. Та компетентностная модель, которую они нам предлагают, никакого отношения к инженерии вообще не имеет. Это не высшее образование, это среднее профессиональное образование. А СПОшников мы готовим — пожалуйста.
На самом деле сейчас, чтобы выстроить общую систему приоритетов между региональными крупными компаниями и университетом, нужно потратить немного времени, сформировать общую стратегию.
— Много жалоб на ваши действия по хозяйственной части. Жалуются на остановку занятий и рост цен на аренду залов. Что по этому поводу можете сказать?
— Почему нужна была такая реакция? Университет сейчас, во-первых, занимается консолидацией системы в целом, и один из главнейших вопросов — это наша экономика. Мы сейчас не имеем внутреннего фонда развития. Мы озадачены к концу этого года, к середине следующего его создать.
— То есть нарастить доходы?
— И это тоже, но и ликвидировать избыточные расходы, не работающие на развитие. Раньше дорожку в бассейне тренер выкупал у университета за 600 рублей в час. Мы не знаем, сколько там народу занимается, кто ходит на эту дорожку и сколько на самом деле тренер берет с той стороны. Потому что мы не занимаемся физической культурой в бассейне с детьми, которые туда ходят. Посчитав экономику процесса, сколько мы тратим на обеспечение инфраструктуры, мы поставили реальную цену — 1600 рублей. Сколько, думаете, народу отказалось? Ни одного. Люди признали, что это реальная цена. Сейчас мы имеем вопрос о том, сколько БФУ имело упущенного дохода со своей инфраструктурой.
— Вы планируете привлекать кого-то к ответственности, когда посчитаете упущенные доходы, или просто для общего сведения?
— Избави боже. Прокуратура привлекает к ответственности. Это не моя задача. Моя задача доходы повышать. Чем я, собственно, и занимаюсь.
— Вы сейчас говорили только о бассейне или обо всех спортивных объектах?
— Обо всех спортивных объектах. Сейчас наша главная задача, чтобы спортивные объекты использовались в первую очередь для студентов. Поэтому формат трансформации физической культуры для студентов, которые все время ругаются на систему записи, в самом начале. Я думаю, к сентябрю мы постараемся все привести в порядок.
Был вопрос о том, что преподаватели потеряли доступ к бассейну. Это не так. Я проверял. Значит, там какая была ситуация: БФУ всегда на карточку преподавателям ставил 50 часов бесплатного посещения бассейна. Есть люди, которые накопили на карточке по 500, а то и по 1000 часов, поскольку туда не ходят. А есть люди, которые ходят регулярно. Сейчас с первого января мы все обнулили и сделали всем по 50 часов, доступ открыт.
— Как вы к «Диссернету» относитесь?
— Я считаю, что это один из способов саморегулирования системы, который в нее не вписан официально, но является следствием тех процессов, которые были в российской науке.
Система научной деятельности либо саморегулируется, либо ее регулирует государство. Когда мы имеем вот такую двойную модель, которая есть у нас сейчас, то я могу сразу сказать, что это не итог, это изменится. Победит либо тот формат, либо другой. Мое глубокое убеждение, что наукой надо заниматься хорошо, по призванию, не для публикаций, а для того, чтобы создавать новый научный продукт.
— В таком случае, если вы считаете резонной систему саморегулирования, вы будете принимать какие-то решения в связи с тем, что в БФУ работают на довольно высоких постах люди с так называемыми «красочными диссертациями»?
— Мы как раз исследуем сейчас эту ситуацию. Юридического механизма, который бы действовал по установлению этого факта, на данный момент не существует. Существуют вопросы этики.
С 2010 года по нынешнее время возможен пересмотр результатов. Поэтому, если эта комиссия к нам обратится по этому поводу, мы, естественно, прореагируем совершенно адекватно. В некоторых случаях люди, которые имеют грубые нарушения в подготовке диссертации, могут стать предметом нашего очень пристального внимания. Именно ради этого мы, в частности, актуализировали ситуацию с комиссией по этике. Я считаю, что это прежде всего этическая проблема. Если человек позволил себе перейти определенные пределы в подготовке диссертационной работы, взял на себя, так сказать, такую ответственность, он должен понимать, что будут последствия.
— Вы нашли первых людей, к которым могут возникнуть вопросы, или это работа пока на старте?
— Работа на старте. Для меня это не являлось самой главной целью. Думаю, что эта вещь по протяженности займет год.
— Может быть оправданием для преподавателя, который списал во многом свою диссертацию, тот факт, что он, скажем, хорошо учит?
— Я бы не стал никого оправдывать и никому выносить приговор. Почему? Даже не на том основании, о котором вы говорите. Судьба человеческая и последствия, которые человек имеет в рамках такого решения, что он когда-то кому-то заказал диссертацию или это чисто технические заимствования, имеет огромные последствия. Вот мне кажется, что здесь нужно разбираться с каждым конкретным случаем. Просто так вынести коллективное решение не получится. Давайте посмотрим, что и где будет. Особенно когда это выходит в рамках конфликта интересов или связано с какими-то дальнейшими движениями человека по карьерной лестнице, почему-то это становится предметом рассмотрения.
— Губернатор Антон Алиханов является председателем наблюдательного совета университета, и «Диссернет» недавно его обвинил в некорректных заимствованиях в диссертации (он дал предметные объяснения только по одной из трех претензий). Какие возникли ощущения, когда вы прочитали новость об этом?
— Если честно, я не знаю этой новости, а что там с диссертацией?
— «Диссернет» выявил у него массовое некорректное заимствование и хочет инициировать отзыв ученой степени.
— Давайте я посмотрю сначала. Я, честно, не читал, не знаю. Надо разобраться, что там происходит. Просто загляну в «Диссернет» и посмотрю, раз есть такой вопрос, я обязательно дам на него ответ.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024