За 75 лет после окончания войны в небольшой Калининградской области не удалось увековечить память всех павших бойцов. При этом, по словам краеведов, здесь дела обстоят куда лучше, чем во многих других регионах страны — красноармейцы в основном наступали, и у них было больше возможностей хоронить своих умерших. Имена тысяч и тысяч бойцов по-прежнему не увековечены вовсе, на воинских мемориалах — огромное количество ошибок, которые почему-то не всегда спешат исправлять. Более того, порой появляются новые. Мы спросили у главы общественной организации «Наследие Калининградской земли» и составителя электронной Книги Памяти Дмитрия Вострикова, почему так происходит и есть ли шансы что-то изменить.
— Почему вообще так сложно исправить ошибки на воинских мемориалах? И почему при замене плит еще и новые появляются?
— Учетом и содержанием воинских захоронений по закону должны заниматься органы местного самоуправления. Раньше часто ссылались на управление по увековечению Минобороны, но там разъяснили, что к ним обращаться нужно, только если речь идет об увековечении погибшего на территории иностранного государства, где есть представительство Министерства обороны. То есть что касается погибших в Польше — пожалуйста. А все, что касается Российской Федерации — дело органов местного самоуправления. И сложилась парадоксальная ситуация: мы именные списки воинских захоронений актуализировали, почти без какой бы то ни было помощи со стороны власти создали электронную Книгу Памяти, наш труд признали в областном правительстве, на главной странице его сайта даже ссылка есть, губернатор настоятельно рекомендовал главам муниципалитетов пользоваться этим ресурсом для уточнения сведений о захороненных, но некоторые муниципалитеты почему-то упорствуют и продолжают десятилетиями копить и тиражировать ошибки. Мне их позиция непонятна.
Приведу пример. В октябре прошлого года высокопоставленный чиновник мэрии Калининграда отрапортовал, что на мемориале в поселке Прегольском установлены новые плиты. На следующий день поехал туда, чтобы сфотографировать для сайта. Плиты хорошего качества — порадовался. Но когда дома начал смотреть фотографии, радость улетучилась. Всего на плиты нанесены 102 фамилии. Более 20 из тех, кто точно там похоронен, не нанесены. Зато фамилии троих, которые вообще остались живы после войны, на плитах оказались. На плиты занесли порядка 20 фамилий тех, кто там точно не похоронен. И около десяти военнослужащих увековечены с ошибками в ФИО и воинских званиях. Буквально через три дня мне написала одна из родственниц тех, кто там похоронен и кому фамилию исковеркали. Насколько мне известно, в лучшую сторону ничего не изменилось.
— А как это получилось? Они просто перенесли ошибки со старой плиты?
— Я не знаю, как это получилось. Но знаю, что результат неудовлетворительный. Что интересно — учетные карточки в 2019 году обновили, под ними стоят подписи должностных лиц, как военных, так и гражданских. Если они ставят свои автографы под документом, то мне, как обычному гражданину и законопослушному налогоплательщику, представляется, что они должны нести какую-то ответственность за достоверность документов. Во-первых, на мой взгляд, искажена историческая правда, о защите которой говорится в одной из поправок в Конституцию. Во-вторых, на изготовление и установку мемориальных плит с недостоверной информацией были потрачены бюджетные средства. И израсходованы они, мягко говоря, неэффективно. Но так думаю я — простой гражданин. Прокуратура никаких поводов для реагирования не видит. Не хочу сейчас вдаваться в подробности, считаю, что это тема для отдельного журналистского расследования или цикла статей.
Еще один пример — мемориал на ул. Румянцева. Список утвержден в 2019 году, и в нем под номером 11 значится гвардии майор Емельяненко. Но все, кто следит за поисковой темой, помнят, что в 2007 году останки его были обнаружены около памятника Шиллеру, переданы родным и перезахоронены в Омской области.
По учетным карточкам 2019 года выходит, что капитан Гриднев Степан Григорьевич похоронен одновременно на двух мемориалах, на Нарвской и на Горной, так же как и капитан Дешин Борис Васильевич. Вот вы мне объясните, как один человек может быть похоронен сразу в двух местах?
Капитан Чепрасов Степан Дмитриевич служил в 61-й армии и был похоронен в Кёнигсберге. Но только не в том, который сейчас Калининград, а на границе Польши и Германии, ныне это польский город Хойна. Практически любой советский калининградский школьник знал, какие армии участвовали в штурме Кёнигсберга — 61-я армия на территории Восточной Пруссии вообще не воевала. Это только несколько примеров из сотен.
— Почему никто не сверяется с вашей Книгой Памяти?
— Не совсем так. Точнее, в подавляющем большинстве случаев совсем иначе. С прошлого года в регионе происходит массовое обновление плит на воинских захоронениях, программа рассчитана на 4 года. Поскольку большинство воинских захоронений — объекты культурного наследия, все работы курирует Служба государственной охраны объектов культурного наследия Калининградской области. Мы с ними активно взаимодействуем. Есть все основания полагать, что в результате ремонтов на плитах наших мемориалов появятся тысячи фамилий ранее забытых героев, а большинство ошибок будет устранено.
Большинство муниципальных образований пользуется нашими ресурсами при подготовке ответов на обращения родственников по вопросам увековечения памяти погибших, мы активно взаимодействуем в этих вопросах.
— А Минобороны тогда вашу работу почему игнорирует, разве им не проще пользоваться результатами ваших трудов?
— Почему Министерство обороны дистанцируется от наших результатов, на мой взгляд, очевидно. Боевые действия на территории нашей области длились чуть более полугода, с октября 1944-го по май 1945-го. Но три четверти века, 75 лет, не хватило на то, чтобы достойно похоронить всех погибших. Мало того, за это время даже не смогли без ошибок в официальных списках и на плитах написать все известные фамилии. И все эти три четверти века работу по увековечению памяти погибших при защите Отечества проводило и/или возглавляло Минобороны. Поэтому, естественно, они «защищают честь мундира». Как они могут признать, что за несколько лет какие-то выскочки в свободное от основной работы время сделали то, что им не удалось сделать за 75 лет? Посчитайте, сколько за эти годы в военкоматах и военно-мемориальной службе было людей, которые за это отвечали, сколько за 75 лет на это было потрачено государственных ресурсов. Признать наши результаты — значит, как минимум расписаться в собственной некомпетентности.
— А что происходит, если имя человека занесено на мемориал по ошибке и он фактически похоронен в другом месте. Его имя стирают? А как же родственники? Они ведь могли годами приезжать к этому захоронению.
— Почему-то никто не стесняется делать ошибки, но все очень стесняются их признавать и исправлять. Ну так скажите родственникам, что да, государство ранее допустило чудовищную ошибку, но сейчас поработало с архивами и выяснило, что на самом деле ваш геройски погибший родственник похоронен там-то, вот документы. Большинство родственников к этому относятся с пониманием, благодарят за помощь и за возможность узнать реальное место упокоения родного человека, навестить его.
— У нас, по-моему, вообще все постоянно забывают, что это в первую очередь кладбища, а не только символы Великой Победы.
— Так сложилось, что у многих людей воинские мемориалы ассоциируются с памятниками. Люди не всегда осознают, что в первую очередь это кладбища, захоронения. Увы, но такой подход к восприятию был воспитан в сознании людей во многом целенаправленно. Например, сохранились документы воинского кладбища на ул. Спортивной в Черняховске, согласно которым к декабрю 1945 года на нем было более 1,6 тыс. могил, в основном индивидуальных. Сейчас там огромный сквер, в центре которого сооружен мемориал. И большинство гуляющих не задумываются, что ходят по кладбищу, а может и по могилам.
Когда сравняли с землей могилы, уничтожили восприятие того, что это кладбище, что тут похоронены люди. И обыватель, приходя на мемориал, не понимает, что он пришел на кладбище, он видит только памятник. И поэтому такое отношение, потому и ошибки. Ну напишем имя тут, напишем имя там. Какая разница? В итоге у нас есть сержант, который числится в списках пяти воинских захоронений.
Я и мои коллеги отстаиваем очень простой принцип — один труп может быть похоронен в одной могилке. Если в двух — это уже нонсенс, если в трех и более — бардак.
— Вам не кажется, что это часть многолетней кампании такой дегуманизации войны, замены личной трагедии каждого обезличенным общим подвигом? Сакрализация позволяет забыть, что война — это плохо.
— У нас есть знаменитый лозунг: «Никто не забыт, ничто не забыто». Но на деле получается, про «что» мы помним, а про «кто» забываем. В чем отличие наших воинских захоронений за рубежом от захоронений французов, немцев или англичан? У них захоронения персонализированы, т.е. можно определить, где покоится тот или иной погибший. Наши же захоронения страдают тем, что память не персональна. В среднем, согласно официальным спискам, пофамильно известны не более 20% похороненных, и ошибок хватает. У нас принято оперировать миллионами погибших: 20 млн, 27 млн, 48 млн, кто какие цифры называет. А важно, чтобы была увековечена память конкретного красноармейца Иванова, а не абстрактных миллионов.
— А по сравнению с другими регионами у нас как дела обстоят?
— В нашей области дела обстоят гораздо лучше, чем в других регионах, есть объективные причины. Калининградская область — единственный регион РФ, где Красная Армия не совершала масштабных отступлений, а наоборот — наступала. Т.е. наши погибшие оставались в нашем тылу, что позволяло похоронным командам хоронить и документировать. То есть у нас есть архивные документы, которые можно изучать и анализировать.
— Как часто мы сейчас находим в земле останки, которые не можем опознать?
— Существует две категории останков, которые находят поисковики. Первая — это непогребенные останки, то есть останки тех, кто похоронен не был: был не найден похоронной командой, завален землей или обломками разрушенных зданий и сооружений, раздавлен гусеницами танков и так далее. Опознать таких удается только по личным вещам, документам или наградам, если они, конечно, есть. Таких в нашей области меньшинство.
Вторая, основная для нашего региона категория — похороненные на воинских кладбищах, мы их называем первичными воинскими захоронениями. Раньше там было большое число одиночных могил. Но затем имена солдат переносили на современные мемориалы, по крайней мере, по документам это именно так. Но в действительности, в силу ряда причин, имена эти просто забыты. Пример: восстановленное в прошлом году воинское захоронение в поселке Переславском. В подобных случаях список похороненных устанавливается достаточно просто.
— Если с физическим воплощением работы по увековечению все, как мы видим, непросто, то что с вашей, электронной?
— На середину июня 2020 года в электронной Книге Памяти (а туда заносятся только те, кто похоронен на территории области) значится 123,6 тыс. погибших. Сейчас в общем мы по нашей области работу закончили, практически все имеющиеся документы отработаны, активно работаем по территории северной Польши (занесены сведения примерно о 40 тыс. погибших). По Калининградской области появляются новые документы, уточняются ранее занесенные данные, идет незначительный количественный прирост.
— То есть мы можем сказать, что на территории области основная работа по вашей линии закончена?
— Да. Но, еще раз повторюсь, это если ориентироваться на те документы, которые у нас есть сейчас. Министерство обороны, в чем их несомненная заслуга и за что им надо сказать огромное спасибо, занимается постоянной оцифровкой и обнародованием ранее недоступных документов, которые требуют изучения и анализа.
— Правительство области вас вообще финансово как-то поддерживает?
— В этом году одна из подведомственных организаций областного правительства заключила с нами договор на поддержку и дальнейшее развитие электронной Книги Памяти.
— А вообще вы какое-то финансирование получаете? Гранты? Вы в 2017 году получали грант в 40 тыс. и, кажется, не слишком хорошо оценили тот опыт.
— После того, как 3 года назад я услышал от одного областного чиновника, что содержание наших отчетов никому не интересно, главное — все правильно оформить, желание получать региональные гранты пропало. Деньги небольшие, а формализма и бюрократии много. Да и чувство собственного достоинства у нас есть. В этом году мы выиграли президентский грант на актуализацию списков нескольких воинских захоронений в Польше.
— У вас довольно старая платформа сайта, почему бы не попросить средства, скажем, на редизайн?
— Не вы первая об этом говорите. Но у нас и времени на это нет, и смысла особого в этом не видим. По-моему, дизайн в нашей работе — не самое главное. Зато сайт востребован, не перегружен графикой. Хотя, может, когда-нибудь и до редизайна руки дойдут.
— Вы кого-то привлекаете к своей работе? Волонтеров?
— К работе с базой мы волонтеров не привлекаем и не планируем привлекать. Это было одним из упущений при составлении печатной многотомной Книги Памяти. Тогда привлекали неподготовленных добровольцев, и они добавили множество ошибок и неточностей. Архивной работой у нас занимается мало людей, но профессионально и компетентно. Как говорил вождь мирового пролетариата: лучше меньше, да лучше. А вот проблема фотографирования воинских захоронений, новых плит, мониторинга их состояния, она есть. Потому как мы не всегда за всем поспеваем, не всегда куда-то своевременно выехать получается. Особенно в свете последних событий в стране и мире. И тут пригодилась бы помощь волонтеров, живущих в разных муниципалитетах, чтобы они своевременно фотографировали, оповещали об изменениях и текущем состоянии.
— Воюют всегда две стороны, и с немецкой тоже гибли люди, далеко не все они были «злобными фашистами». Кто-то занимается этими захоронениями?
— Конечно, были как «злобные фашисты», так и люди, защищающие свою родину, простые офицеры и солдаты. Не стоит забывать, что мы живем на земле, которая ранее была родиной миллионов немцев. С противником нужно воевать на поле боя, а не с его памятниками и могилами. Между Россией и Германией действует межправительственное соглашение, в рамках которого на территории нашего региона осуществляется уход за немецкими воинскими захоронениями. Эта деятельность ведется и финансируется Германским народным союзом.
— У нас этой темы в последнее время стараются не касаться. За уважительное отношение к бывшему противнику можно получить обвинения в «германизации».
— Я думаю, это временно, когда-нибудь мы научимся не политизировать нашу память. Мой дед, прошедший всю войну и закончивший ее командиром полка, имевший ранение и контузию, познавший горечь и унижение поражений, окружений и отступлений, никогда не вспоминал немцев пренебрежительно. Наоборот, противника уважал, считал их хорошими солдатами и грамотными офицерами. Я считаю, что однажды разум восторжествует.
Беседовала Алла Сумарокова, фото — Виталий Невар / Новый КалининградНашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024