В среду, 16 декабря, Калининградский областной суд вынес оправдательный приговор по делу калининградских врачей Елены Белой и Элины Сушкевич, основываясь на озвученном неделю назад вердикте коллегии присяжных заседателей, которые посчитали вину медиков недоказанной. Оба медика уже успели вернуться к работе: Елена Белая — в роддом № 4, а Элина Сушкевич — в региональный перинатальный центр. «Новый Калининград» поговорил с Еленой Белой об ощущениях от возвращения и отношениях с коллегами, некоторые из которых были свидетелями обвинения по её делу.
— Вы с пятницы на работе. Как у вас сейчас там дела?
— Пятница — очень сложный день. Только первый день после всех наших событий, немножко был такой эмоциональный, потом наоборот эйфория началась. Сейчас немножечко, конечно, тяжеловато, потому что был два года перерыв. Перерыв достаточно большой, и все таки что-то подзабыто, во что-то надо опять вникать. Что касается взаимоотношений с коллективом, то ровно. Рабочие отношения, никаких межличностных конфликтов.
— Вы сейчас в должности заместителя главного врача?
— По медицинской части, да.
— Вам не надо переквалификацию проходить?
— Сейчас уже подали заявление на учебу по организации здравоохранения, затем мне необходимо подтверждать высшую категорию, потому что тоже уже сроки подошли к концу. Поэтому очень много планов и очень много дел, и, конечно, сейчас очень [высокий] темп. После двух лет домашнего ареста, конечно, жизнь обороты набирает очень активно.
— Каково это — просидеть дома два года?
— Тяжело, очень тяжело.
Очень приятно меня удивило качество медицинской помощи в 4-м роддоме, несмотря на то, что было много негатива в наших взаимоотношениях последние два года. Ну им досталось. После, видимо, проверки Росздравнадзора и нашего дела, работы Следственного комитета качество медицинской помощи значительно выросло. Количество родов по-прежнему большое, как и было. Группа женщин высокого риска вся ушла в перинатальный центр — видимо, за счет того, что приказы по маршрутизации были доработаны, изменены, усовершенствованы. При этом улучшилось ведение консервативных родов, начали вести рубцы на матке через естественные родовые пути, значительно снизился процент кесаревых сечений, мертворождений у них в этом году всего шесть — ну опять же за счет того, что группа высокого риска ушла в перинатальный центр. Увеличились значительно нагрузки на перинатальный центр, но, тем не менее. Осложнений послеродовых очень мало, антибиотиков используется очень мало после родов сейчас. Если раньше это был инфекционный роддом, обсервационный, то сейчас мне понравилось качество оказания медицинской помощи.
— То есть сейчас сложнее будет случиться ситуации, когда женщину с тяжелыми привозят не в перинатальный центр?
— У них все отработано в этом плане. Тут же отзваниваются дежурному ответственному врачу, заведующему отделением, главному внештатному акушеру-гинекологу — то есть у них эта схема полностью отработана, подключается сразу консилиум и определяет место, где будет рожать данная женщина. То есть все это отработано на высоком уровне.
— Скажите, а вы с Татьяной Косаревой уже встречались?
— Да, мы общались, у нас было селекторное совещание. Но я сразу говорила... После первого года, когда был уже перинатальный центр задействован, когда я изучала уже потом материалы дела — мало того, что я рыдала горючими слезами, что такого быть не может, что мои коллеги, с которыми я столько лет проработала, такое пишут — конечно, у меня была первая версия, что они просто боялись, что они испугались, что, да, были дефекты оказания и что Следственный комитет оказывал на них давление. А методы Следственного комитета, я думаю, описывать не надо. Пусть посидят — дожмем, додавим, сделку предложим. Я сразу предположила, что они просто испугались. В каком состоянии Татьяна давала показания, вы тоже все видели.
Сейчас все подуспокоились, этой темы не касаемся и только рабочие моменты обсуждаются.
— То есть вы ее не вините в том, что случилось?
— Я врачей вообще не обвиняю в том, что случилось, потому что это тяжелая психоэмоциональная ситуация, в которую попали многие врачи с этим ребенком. Очень тяжело было всем.
— У вас есть для себя версия, почему следственные органы приняли такое решение?
— Потому что такой случай произошел. Ребеночек погиб. И я так понимаю, вот эта инициатива исходила от сестры Замирахон — к сожалению, забыла имя, — именно она написала заявление в Следственный комитет, потому что, как вы сами слышали, что-то недопоняла, что-то не услышала, что-то не так увидела. Как снежный ком это начало вырастать, и получили то, что получили уже дальше. Ну потому что Следственный комитет назад не ходит.
— Были ли в 4-м роддоме люди, которые вас открыто активно поддерживали?
— Были. Но опять же, учитывая, что нельзя было общаться с коллегами, с участниками этого дела, конечно, это все было очень завуалировано. Никто ни с кем старался не общаться, поддерживали все в душе.
Беседовала Алла Сумарокова. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2025