В начале марта в Калининградской области сотрудники ФСБ задержали по подозрению в подготовке теракта 42-летнего Юрия Глотова. По заявлению силовиков, во время обыска у него дома обнаружили самодельное взрывное устройство, при помощи которого тот якобы намеревался вывести из строя электроподстанцию. При этом экс-коллеги мужчины — он некогда работал на местном ТВ — крайне удивлены таким новостям, так как запомнили его адекватным и уравновешенным человеком. В настоящее время Глотов находится под стражей в СИЗО, где, как он уверяет общественников, на него «воздействуют психотропным оружием». В судебном заседании по апелляционной жалобе на меру пресечения, на котором побывал «Новый Калининград», мужчина заявил, что его оклеветали, и попросил отпустить под домашний арест, чтобы он мог заняться огородом.
Перед началом заседания в небольшом зале на втором этаже Калининградского областного суда налаживали видеоконференцсвязь. На экране транслировали картинку из СИЗО: в небольшом зарешеченном помещении мужчина в светлой футболке и синих джинсах сел на лавку, положил рядом стопку документов. Затем принялся помогать процессу настройки, объясняя секретарю, что «слышно тихо и есть эхо», а также поинтересовался, будут ли его показывать крупным планом — позже выяснилось, что он хотел продемонстрировать суду раны от наручников на руках.
Мужчина в изоляторе, с которым устроили телемост, — калининградский фотограф Юрий Глотов, которого в начале марта задержали сотрудники ФСБ по подозрению в подготовке теракта. Зеленоградский районный суд избрал ему меру пресечения в виде заключения под стражу на два месяца, но адвокат Олег Трофимов, предоставленный Глотову государством, обжаловал это решение.
«Я детский фотограф. Я много лет в этой области и фотографировал ваших детей по детским садам», — ответил мужчина на вопрос о трудоустройстве судье Жанне Лемешевской, которая рассматривала апелляционную жалобу. Он пояснил, что не успел зарегистрироваться как индивидуальный предприниматель: «Объявили о коронавирусе, и работа вся моя закончилась — доступ в сады и школы был закрыт.
Рассказывая о себе, Глотов упомянул о хронических заболеваниях, из-за которых его признали негодным для службы в армии на родине — в Казахстане. Однако, по его словам, когда он эмигрировал в Россию, то его военный билет «уничтожили» и «сделали из него здорового десантника», но на самом деле заболевания «никуда не делись».
Судья поинтересовалась, будут ли у Глотова отводы — тот, звучно вздохнув, заявил: «Вообще, я считаю, что следователь со своими оперуполномоченными заинтересован...». Судья оборвала его речь, пояснив, что ходатайства об отводе следователя нужно заявлять в рамках предварительного расследования, она же спрашивает его об отводе участников данного заседания. На это Глотов ответил отрицательно, а после также попросил запретить вести фотосъемку в зале суда во время процесса.
«Понимаете, мой статус — „подозреваемый“, а я уже известен, по-моему, на всю Россию. Меня оклеветали! Я не хочу, чтобы мое лицо было показано», — завил Глотов. Адвокат Олег Трофимов поддержал позицию своего подзащитного, подчеркнув, что обвинение Глотову еще не предъявлено, а если фото попадут в СМИ, то «это прямо или косвенно может повлиять на судьбу» самого подозреваемого и его семьи. Судья в итоге все-таки разрешила вести фотосъемку во время процесса, пояснив, что заседание открытое, однако самого Глотова фотографировать запретила.
В апелляционной жалобе адвокат указал, что районный суд незаконно отправил Глотова в СИЗО, поскольку были нарушены процессуальные нормы и выводы суда «не соответствовали фактическим обстоятельствам». Так, по его мнению, в постановлении суда указано, что мера пресечения судом избиралась в отношении «обвиняемого», тогда как Глотов имеет процессуальный статус «подозреваемого».
Также, по мнению защитника, суд принял во внимание обнаружение в доме Глотова взрывного устройства, при том, что ни следователь, ни судья не обладают специальными познаниями, позволяющими сделать такой вывод, а в материалах дела нет экспертизы, это доказывающей. Сам Глотов объяснил судье: его не устраивает, что в постановлении неверно обозначены характеристики изъятого у него предмета, описанного как «самодельное взрывное устройство»: «Пусть называют это как угодно. Но тут указано, как будто у меня изъята жестяная банка. На самом деле это бутылка ацетона, за 100 рублей купленная в „Бауцентре“, в самой тонкой пластиковой бутылке. Откуда взялась жестяная банка здесь, мне непонятно».
Ни в материалах дела, ни в обжалуемом постановлении суда, убежден адвокат, не указано ни одного конкретного факта, «неопровержимо доказывающего, что Глотов совершил какое-то преступление». Как не было в суде представлено и ни одного факта о том, что подозреваемый намерен скрыться от предварительного следствия, уверяет Трофимов. Он попросил избрать для своего подзащитного меру пресечения в виде домашнего ареста. «Прошу учесть еще и тот факт, что Глотов ведет достаточно обособленный образ жизни — он занимается домашним хозяйством, оно достаточно объемное. Сейчас весна. Я общался с родственниками — у них сейчас патовая ситуация в связи стем, что им сложно обработать земельный участок, прилегающий к их дому».
Сам Глотов добавил, что хотел бы отбывать домашний арест не по месту регистрации у родственников в Гурьевске, а по месту проживания — в своем доме в Зеленоградском округе. «Наденьте мне вот браслет на руку — я не знаю, действует ли в России такое или нет, — и я бы не выходил даже за огород, даже мусор бы не выносил и занимался бы исключительно огородом», — пообещал Глотов.
Подозреваемый подчеркнул, что не употребляет спиртное и не курит, не судим. Он добавил, что переехал в регион из Казахстана в 2013 году по программе переселения, куда «запятнанных не берут». «У меня не было ни единого привода вообще в полицию никогда за жизнь. Профессии мои носят исключительно добродушный, позитивный характер — я фотограф и телеоператор. <...> У меня абсолютно чистый ум, никаких травм головного мозга у меня не было. То есть я абсолютно адекватный, я хочу сказать. За жизнь я никого не обидел, никого не ударил», — заявил Глотов.
Он сообщил суду, что даже «не испытывает никаких негативных чувств» к свидетелю обвинения по уголовному делу Владимиру Фимкину (фамилия изменена — прим. «Нового Калининграда») . «Я не знаю, почему так произошло. Только Бог нас рассудит. Так как я верю в Бога, то я даже плохого в его адрес не могу сказать, даже несмотря на всю сложившуюся ситуацию», — отметил Глотов. Мужчина отметил, что на данный момент единственным его недостатком можно считать употребление обсценной лексики.
Сокрушался Глотов, что его «еще достаточно молодая жена осталась без мужа» и что 18-летний сын, которого он до сих пор еще считает ребенком, «осиротел». «Я знаю, что он получил глубочайшую травму. И я... — тут его голос сорвался и он провел рукой по глазам. — Простите, ваша честь. И я боюсь, что он замкнется в себе. Мы не привыкли к такому. Я семейный человек, я всегда был рядом с семьей — я никогда ни в какие командировки даже на работе не соглашался, потому что я не могу быть оторванным от семьи. У нас очень гармоничные отношения в семье».
Подозреваемый стал настаивать на повторном рассмотрении в данном заседании протокола обыска, объясняя, что не уверен в том, что описанные там вещдоки вообще ему принадлежали. Так, например, по его словам, в постановлении указаны 8 пачек «каких-то таблеток», происхождение которых ему вообще неизвестно. «Дело в том, что понятые были привезены с собой из города Калининграда. <...> Я в момент задержания требовал, чтобы понятые были из моего поселка. Чтобы я мог доверять им, [знать] что это не подставные... Потом меня подвели к подписи: „Согласен ли ты об изъятии вот того, что у тебя нашли?“. Во-первых, я лежал в такой неудобной позе — меня накрыли одеялом и я вообще не видел, где у меня и что искали. Я статично находился несколько часов в одном месте, когда ребята искали у меня на втором этаже, в одном сарае, в другом сарае, в автомобиле... И предложение моей подписи в этом постановлении носило исключительно символический характер. То есть меня из-под одеяла вытащили, повели уже в автобус и спросили: „Подпишешь?“. А как я могу подписать? Если я не видел, что у меня изъяли и что было упаковано. Я отказался от подписи».
Апелляционную жалобу суд «за неимением достаточных оснований» все же решил рассмотреть без повторного исследования доказательств. При этом судья отметила, что рассмотрит озвученное Глотовым «несогласие с оценкой доказательства» в совещательной комнате при вынесении решения. Прокурор в свою очередь отметила, что суд Зеленоградского района принял «законное и обоснованное» решение о заключении Глотова под стражу, а тот факт, что в резолютивной части были допущены «технические ошибки», никак не влияет на мотивировочную часть.
Глотов же вновь и вновь ссылался на свою «полную процессуальную безграмотность» и отмечал, что у него много жалоб на нарушение его прав со стороны всех ведомств. Так, он пожелал рассказать судье о своем задержании, чтобы обратить внимание на «ошибки, совершенные сотрудниками ФСБ». Согласно этой версии, когда силовики ворвались к нему в дом, то «поставили на колени, уронили лицом в кровать, накрыли одеялом» и надели наручники, так сильно сдавив при этом запястья, что пошла кровь. Когда же сотрудник ФСБ с видеокамерой, который снимал «только когда им это было выгодно», и понятые вышли из комнаты, то «в кровоточащую рану от наручников» Глотову якобы «сделали укол», а после в течение 20 секунд он чувствовал «небольшие удары током». «Я стал кричать: „Вы нарушаете мои права! Что тут происходит? Что за укол? Что за удары током?“» — рассказал Глотов. Он заявил, что слышал, как в соседней комнате его жена «просила не издеваться» над ним. «Что мне вкололи, я понятия не имею. Мысли такие приходили в голову: либо туберкулезом меня заразить хотят, либо кровь моя нужна, чтобы куда-то потом подбросить мне что-то. Но факт остается фактом — рана до сих пор у меня здесь на руке» — рассуждает задержанный.
Во время пребывания в СИЗО, Глотов, по его словам, безуспешно «не менее десяти раз» писал заявления на имя начальника учреждения, чтобы терапевт зафиксировал следы от инъекции. Он отметил, что 19 марта к врачу его все же отвели, но только для того, чтобы провести «психиатрическую экспертизу». «Не менее получаса меня опрашивали и смотрели, насколько я адекватен вообще. После чего меня выпроводили и к терапевту я так и не попал».
Глотов также вспомнил, что после обыска и допроса в доме сотрудник ФСБ отвел его в автобус и усадил на стул, но в этот момент зашел его коллега и со словами «статья не позволяет так роскошно ездить» уронил его «лицом в грязный пол». «Тут меня как-то неожиданно спросили: „Сдавал ли ты тест на коронавирус? Открой рот“. Мне засунули в рот ватный тампон — я так понимаю, моя слюна им понадобилась для чего-то. Я подумал, что меня хотят отравить — собрал слюну и сплюнул рядом со своим лицом», — утверждал подозревамый. Он завершил повествование тем, как у него без объяснения причин сотрудники ФСБ вырвали зачем-то клок волос.
Попросил Глотов и о том, чтобы суд изучил «сырое и немонтированное» видео из автобуса, в котором его везли, а также все остальные видеоматериалы, которые были сделаны сотрудниками ФСБ во время его задержания в доме — он выказал надежду, что на запись могли попасть крики его или жены. Судья в очередной раз напомнила, что подобные жалобы и ходатайства подаются в ином порядке и не рассматриваются в рамках данного судебного процесса.
«Я хочу, чтобы это было приобщено все к делу. Чтобы это было все заново перепроверено, потому что мое дело фабрикуется — я заявляю. И фабрикуется следствием. <...> Все мои заявления отправляются прямиком в унитаз — из СИЗО они не выходят», — заключил Глотов и добавил, что если суд оставит его в изоляторе, то лишит возможности «хоть как-то защищаться». Суд в итоге постановил меру пресечения Глотову в виде заключения под стражу оставить без изменения.
Текст: Екатерина Медведева. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024