Калининградский реконструктор: в польской тюрьме я был диковинкой

Калининградский реконструктор Александр Мамонтов провел в местах лишения свободы в Польше 8 месяцев за незаконный провоз по территории соседнего государства оружия. В интервью «Новому Калининграду.Ru» он рассказал, почему был задержан, а также о порядках в польской тюрьме.

«Пан — россиянин? Ваши документы!»

— Зовут меня Александр Мамонтов, я занимаюсь продажей через интернет макетов оружия для военно-исторических реконструкторов и коллекционеров. По нынешнему российскому законодательству оно является списанным оружием, оно всё с документами. Я ставлю макеты на документы и через интернет отправляю их на продажу на Россию.

— Где берёте эти макеты?

— Часть макетов находят здесь в земле. Мы передаем их музеям, часть макетов покупаем за рубежом.

— Разве то, что достают из земли, не нужно сдавать в полицию? Это не противозаконно?

— Они ржавые… В этом состоянии их можно иметь. Дополнительно, как только такой макет находится, у него турбинкой делаются пропилы ствола, потом ствол и затвор привариваются к раме, срезается зеркало затвора под 45 градусов. Скажем так: в каждом оружии есть основные части, и их нужно привести в негодность или приварить, чтобы их нельзя было сделать взаимозаменяемыми. И в таком состоянии их можно спокойно продавать. Если вы откроете любой сайт для реконструкторов, везде есть разделы «Продажа ММГ». Я сам занимаюсь военно-исторической реконструкцией в Калининграде. Мы в прошлом году ездили на реконструкцию в Словакию, в Польшу, и поляки к нам приезжают…

— Как получилось, что вас задержали на территории Польши с оружием?

— В прошлом году летом мы были в Словакии на реконструкции, и там я увидел, с чем бегают словацкие ребята, мне это понравилось, и я решил приобрести несколько макетов для себя и своих друзей. В Словакии закон это разрешает. Я через Польшу уехал в Словакию по шенгенской визе, просто зашёл в магазин, достал кредитную карту, купил, мне дали чек, накладную, экспертное заключение о том, что это не является оружием. Я погрузил всё это в сумку, сел на поезд и поехал в Гданьск.

Планировал в Гданьске сдать макеты в камеру хранения, сфотографировать их номера, с этими фотографиями переехать границу, сдать их в Калининграде, чтобы сделать документы. И планировал потом вернуться в Польшу с этими документами, что макеты не являются боевым оружием, и предъявить их на нашей калининградской таможне. По идее, у меня макеты должны были тут изъять, отдать на склад временного хранения и проверить документы. Если всё законно, я бы заплатил пошлину за ввоз товара и мне их отдали. Я хотел попробовать сделать все по этой схеме.

— В октябре в польских СМИ прошла информация о том, что вас задержали в поезде и у вас были пулемёт и пистолеты.

— Произошло это все по банальной случайности. Я ехал в поезде. Когда зашёл в купе, там было три человека, я был четвертым. Свою сумку поставил на верхнюю полку. В ней была рама пулемёта, пристегнутая клапаном, и четыре пистолета. На всё у меня были сертификаты, выданные в Словакии.

Поезд ехал очень медленно, и в какой-то момент я заснул. Когда проснулся, в купе уже никого не было. Поезд стоит, какой-то полустанок непонятный. Смотрю на часы — там 15:00, а я уже через полчаса должен быть на автобусе калининградском. Выхожу из купе, по проходу идут «стражи границы» — польские пограничники и «стражи калёвые» — это железнодорожные. Я трезвый, ни капли в рот, потому что везу ответственный груз. Подхожу к пограничникам, спрашиваю: «Пан, какая это станция и когда мы будем на месте?». В ответ: «Пан — россиянин? Ваши документы!». Проверили документы, потом сумку. Открываю, показываю, объясняю, что это небоевое коллекционное оружие. Пограничник начинает куда-то звонить, потом говорит, что в Польше это запрещено, и меня задерживают для выяснения обстоятельств.

Сняли с поезда, отвезли к «стражам границы», там они еще полтора часа говорили по телефону. И когда уже окончательно сказали, что я задержан, на меня надели наручники и передали в полицию. В полиции я сказал, что в сумке лежат пистолеты, полицейские очень обрадовались… По большому счёту, если бы фирма, в которой я всё это купил, дала мне транзитные документы, проблем бы не было. Но всё это выяснилось только позже.

— Дали возможность позвонить домой?

— Нет. Разговоры о первом звонке при задержании — все это тишина. Сначала ждали долго переводчика, составляли долго протокол. Не покормили. Допрос долго шёл — где-то с 15:30, как меня задержали, и до 12 ночи. Я спрашивал, могу ли я позвонить домой. Мне в ответ несколько раз говорили: «Подождите!». Мой мобильный телефон разрядился, а больше никакой мне не давали.

Из полиции меня отправили зачем-то в вытрезвитель, где я провёл 48 часов. Не знаю, может, потому что я россиянин, а в вытрезвителе были отдельные камеры. Спустя 48 часов меня привезли в суд, который признал, что я подозреваюсь по статье 263 часть 2 «Незаконное владение оружием». Сделали экспертизу и назначили предварительное следствие на два месяца.

— Не сказали, что можно связаться с консульством России в Польше?

— Говорили. Но пояснили, что всё это делается в письменном виде, и мне нужно писать письмо. Правда, я потом писал домой письмо, и, насколько я знаю, оно домой так и не пришло. Я пишу на русском, его переводят, потом цензура. И всё это может длиться долго — полтора-два месяца. Как потом уже выяснилось, мои друзья в Калининграде уже меня искали и когда увидели сообщения в польских СМИ, поняли, что речь может идти обо мне. Они сами «выходили» из Калининграда на польские службы, чтобы понять, я ли это задержан и что им дальше делать, чтобы мне помочь.

Все разговоры о том, что из польской полиции можно позвонить в Россию, чтобы сообщить о случившемся — это только разговоры. Поэтому могу сказать одно — если вдруг вас в Польше задержали, настаивайте на звонке домой и пытайтесь звонить или слать смс со своего телефона — он должен быть всегда заряжен.

Когда ты попадаешь в руки прокурора, он для тебя является богом. Что он захочет сделать или разрешить сделать — то и будет. Не захочет — ничего не поделаешь. С учетом даже того, что у меня с собой были деньги в разной валюте, мне потом в СИЗО разрешили пользоваться только злотыми. Евро и рубли чтобы поменять, я добивался месяцев шесть.

Кстати, мне назначили бесплатного адвоката. Но как потом выяснилось, такой адвокат появляется уже только на заседании суда. Я писал ему письма, просил о встрече, потому что с учетом того, что я не знаю польского законодательства, мне нужна была хоть какая-то консультация. Но ответа так и не было.

Передвижения по Польше отследили полностью

— По информации польских СМИ, по статье, которая вам инкриминировалась, грозило до 8 лет лишения свободы.

— Максимальная ставка — 8 лет, минимальная — полгода. Дело в том, что в Польше нет понятия «коллекционное оружие», нет понятия «макет». Макет это или боевой пистолет — для них это одно и то же. Наши реконструкторы ездят в Польшу без оружия. У польских реконструкторов есть макеты, но они все зарегистрированы в полиции. Конечно, что-то у них хранится дома. Но по большей части, есть фирма, которая перед реконструкцией привозит это оружие, оно выдается по документам, а после его забирают.

— Насколько мне известно, достаточно долго друзья искали в Польше адвоката, который взялся бы за это дело, потому что многие отказывались — якобы громкое дело, украинский след, оружие для ополченцев с Донбасса…

— На самом деле во время допросов об этом речи не шло вообще. Сначала меня допрашивали полицейские, через неделю — прокурор. Были две встречи, до суда я ни с кем не встречался, никто ни про какой украинский след не спрашивал. Да, еще один раз приезжала служба внутренней безопасности, брали у меня анализ на ДНК. И еще один раз на беседу я с ними приезжал.

 — В итоге спустя полгода следствия суд дал 8 месяцев. Это практически минимальная санкция?

— Да. В польских СМИ, как я потом уже узнал, были две статьи: сначала они писали, что задержали чуть ли не россиянина-террориста, который везет кучу оружия. Во второй статье, когда уже следствие было завершено, меня уже называли коллекционером и реконструктором, который вез коллекционное оружие.

Адвокат, которого наняли друзья, рассказывал, что мои передвижения по Польше отследили полностью — с того момента, как я въехал, до последнего момента. Нашли даже таксистов, которые меня подвозили. Возможно, у них есть какая-то своя система типа «Безопасного города», которая позволяет отслеживать перемещения людей.

«В польской тюрьме очень даже хорошо»

— Полгода, пока шло следствие, вы провели в СИЗО Слупска. Как там было?

— Я был в Слупске как диковинка. Можно сказать, что я был первым русским, который сидел в этом «аресте» (по-польски это тюрьма). Опыта нахождения в российских тюрьмах у меня, слава богу, нет, но хочу сказать, что в польской тюрьме очень даже хорошо. В Слупске как раз был ремонт тюрьмы, её утепляли. Есть камеры отдельные для курящих и некурящих. Кстати, если хочешь бросить курить, там врач выписывает специальные антитабачные таблетки и ты участвуешь в программе отказа от курения.

В камере было три камеры видеонаблюдения, в том числе одна в туалете. Выдают постельное белье, одеяло, гигиенические принадлежности, белье и тюремную одежду — она похожа на строительный комбинезон, обувь. Кроме того, мне дали зубную щетку, на месяц — тюбик пасты, два кусочка мыла, три рулона туалетной бумаги, шампунь, станки для бритья, средства для уборки камеры.

В камере — две кровати, туалет, телевизор с кабельными телевидением. Если у тебя нет декодера (а родственники арестантов имели право их приносить), то смотришь только Первый польский канал. Так что я полгода смотрел постоянно их Первый канал. Там была еще библиотека, но в ней ничего не было на русском языке.

Самым сложным для меня было отсутствие информации о том, что происходит дома. Но я написал просьбу директору тюрьмы, что мне хочется знать информацию о Калининграде. И раз в неделю директор тюрьмы смотрел наши региональные сайты и делал мне распечатку основных новостей. Отношение очень позитивное. За 8 месяцев я ни разу не услышал ни одного грубого слова. У них очень строго. Ты сидишь в нормальных условиях, и если сделал что-то не так, у тебя могут и телевизор забрать.

Я всё время там находился в двухместной камере. Единственное, что постоянно менялись мои «попутчики» — буквально каждый месяц.

— С кем сидели вместе?

— Обычно подсаживали тех, кто только что пришёл, или тех, кто не может ужиться в другой камере. К примеру, был пожилой человек, который очень сильно храпел по ночам, его постоянно в других камерах толкали, чтобы он не спал. Его ко мне перевели. В итоге я до четырёх утра смотрел телевизор, пока он спал, а сам кемарил днём. Потом был мужчина, у которого не всё в порядке с головой. У него там были какие-то неполадки с женой, его поместили в тюрьму на месяц, чтобы он успокоился. И он в шесть утра, когда там был подъем, просыпался, потом два часа ходил по камере туда-сюда и постоянно говорил: «Хочу домой, хочу домой, хочу домой…». С разными интонациями.

Последний был колоритным. У меня рост метр девяносто, а у того где-то под два метра, шире меня в плечах. Настоящий вор, который воровал из магазинов продукты и вещи, «работал» в Польше, Голландии, Германии. Он рассказывал, что у него был рюкзачок, обшитый изнутри алюминиевыми листами. Заходит он в магазин с рюкзаком, набивает его, закидывает на плечо, а в корзину кидает упаковку минералки. Расплачивается на кассе за минералку и уходит. И ничего нигде не звенит. Он не в первый раз уже сидел и очень комфортно себя чувствовал. Ведь когда ты сидишь в тюрьме, есть только два занятия — смотреть телевизор, лежа на кровати, или качать себе мышцы. Так вот этот парень постоянно качал мышцы — кровать поднимал, на которой я лежал. Даже если мы играли в карты, то это было «на отжимание», «на пресс» и т. д. Ему было со мной комфортно, я не ел хлеб и отдавал ему свою порцию. При этом я не мог находиться в камере один. Если напарника куда-то забирают, то меня временно отправляют к соседям.

— Правила там свои были в тюрьме?

— Последний «компаньон» рассказывал, что в тюрьме есть заключенные, которые называют себя «грипсуенсы» — это типа наших «блатных». У них свой язык, они себя ведут определенным образом, идут сразу в «отрицаловку». Плюс, если он в камере с другими осужденными, у него отдельный стол, и еду он берет для себя сам. Он не работает, камеру не подметает, не моет. Нельзя здороваться с ним, протягивая руку — можно просто издалека поприветствовать. Когда заходишь в камеру, первым делом должен поинтересоваться, грипсует ли кто-то в камере. Если нет — пошел со всеми поздоровался. Даже есть специальные правила для грипсуенсов, учебник, по которому тот, кто хочет таким стать, должен подготовиться к экзамену в течение двух месяцев. У них свой разговорный язык, свой язык жестов.

Потом, показывали мне, передают письма на волю. Сворачивается трубка из газеты, делается стрелка, сворачивается она, как воронка. Внутрь вставляется письмо, «выплевывает» за решетку, и письмо это летит на волю, где его уже подбирают.

С учетом того, что тюрьма почти в центре города, весной просто компания подходит на лавку недалеко от тюрьмы и начинает перекрикиваться с теми, кто сидит. Общаются с волей таким вот образом.

— Питание здоровое в тюрьме?

— Да. Кстати, по телевизору там еще идет телегазета, в которой рассказывается о том, что происходит в тюрьме. И для всех заключенных демонстрировалось меню. Там три нормы питания — стандартное, диетическое, которое врач назначает, ну и вегетарианское. Я заказал вегетарианское, поскольку туда входило больше овощей и фруктов, входили сыры и йогурты. Мясо покупал в тюремном магазине отдельно. В итоге за время нахождения в СИЗО на здоровом питании похудел на сорок килограммов.

— Там был магазин?

— Три раза в месяц по понедельникам под конвоем тебя водят в магазин. Расплачиваться там можно безналом — деньги перед этим или сам даешь, или твои родственники оставляют. У меня сначала были деньги с собой. Потом приезжали друзья на свидания и положили на счёт.

— Сложно добиться свидания с российским заключенным в Польше?

— Очень. Если нет родственников, которые могут приехать, никому свидания не дадут. Только семье — брат, племянник, родители… Нужно доказать родство. У меня мама приехать не могла, ко мне приезжала моя девушка — там достаточно либерально отнеслись к отсутствию законного брака.

— Передачи можно было оставлять?

— Можно было только посылку отправить раз в три месяца. Но с учетом того, что я не знал, сколько будет длиться следствие, не было определенности. Там можно сидеть годами и ждать суда.

— Чем досуг занимали?

— Писал дневник. Потом пришла посылка с книгами на русском языке (её отправляли, кстати, из Польши — друзья выехали в Эльблонг и отправили там с почты). Я старался читать книги очень медленно, потому что других не было. Но всё равно в итоге перечитал их раза по три-четыре каждую. Ну и телевизор… С утра до ночи, с ночи до утра. В магазине можно было купить карты. Мы купили, играли с «напарниками» в «тысячу», потому что других игр они не знали. «Тысячу» и «пьяницу». Пытался научить в «дурака» играть, не получилось, не поняли они меня. Или из меня плохой учитель…

Прогулка в тюрьме — один час. Обычно сразу после подъема. Бывает редко до обеда. Как-то взяли на выходные игру «Евробизнес» и играли 4–5 часов. Потом я узнал, что на этаже в соседней камере есть шахматы, и мы стали их брать на выходные за плитку шоколада. Но напарник играл плохо, было не очень интересно, и я ходил играть в соседние камеры. В субботу можно было, если нормальный охранник, договориться ходить к соседям. Была там камера с «кайфусами» — это люди, которые отбывают срок, но параллельно работают — раздают еду, убирают общий коридор. Они работают без денег, просто чтобы не сидеть без дела. И там один был поляк, который хорошо говорил по-русски, и мы с ним долго играли в шахматы. Партий пятьдесят я выиграл. Когда я уходил, счет был 28 на 56.

Там, кстати, в камере был еще один парень, который хорошо по-русски говорил. Жил на границе, занимался контрабандной сигарет.

— За что посадили этого поляка?

— Он говорил, что в течение нескольких лет совершал какие-то мелкие правонарушения, которые фиксировались, но за которые его не наказывали. В итоге задержали за что-то незначительное — вроде скорость превысил, и дали восемь лет по совокупности всех этих мелких нарушений. Пять он уже отсидел. Рассказывал, что хорошо знает какого-то Шлыка.

«По правде говоря, у них там ж…»

 

— Как поляки относились к русскому «напарнику»?

— Очень хорошо. Не было такого, чтобы я увидел какие-то злые взгляды в свою сторону. Но вот смотрел телевизор каждый день, и было понятно, что боятся они Россию. Очень боятся, что мы «пройдем» и не заметим, что мы нападём именно на Польшу. Я им объяснял, что смешно это всё. И говорил, что украинцы им не братья. Вспомните Тараса Бульбу, как он кричал: «Бейте ляхов, не давайте им ничего!» Вот же! Плюс рассказал про Варшавское восстание в 1944 году, что его подавили не немцы, а отряды УПА. История-то она есть, но им бесполезно было объяснять.

— Как реагировали на это?

— С учетом того, что я говорю по-русски, а они по-польски, с грехом пополам друг друга понимали. Конечно, если бы была практика общения с адекватными людьми, я бы, наверное, научился говорить по-польски. Но соседи были не очень разговорчивыми. В итоге по-польски я теперь очень хорошо все понимаю, но говорить всё же не могу.

— После того, как в апреле был вынесен приговор, вас перевели в другую тюрьму?

— Слупск — тюрьма закрытого типа, там сидят рецедивисты. Но есть и отделение СИЗО — для тех, кто заключен на время следствия. После приговора меня перевели поближе к дому, отправили в тюрьму полуоткрытого типа в Барчево — это около Ольштына. Там камеры открыты, закрываются только на ночь, можно ходить из камеры в камеру в гости, как в американском кино. Плюс есть телефон, по которому можно звонить, в том числе и в Россию, если у тебя есть карточка. В Слупске этого не было, конечно.

Тюрьма в Барчево знаменита тем, что до 70-х годов там содержался военный преступник Эрик Кох, который был гауляйтером Восточной Пруссии. Я из своего окна видел отделение, где он содержался — сейчас в нем сидят особо опасные преступники, их выводили на прогулку в красных комбинезонах в наручниках на руках и на ногах. На экскурсию в это отделение меня не водили. Но когда у меня закончился срок и я выходил, увидел экскурсионный автобус из Литвы. Вот туристов там по тюрьме водили. Кстати, на территории тюрьмы находится костел, там был концерт хора, на который меня приглашали даже. Хорошо поют…

— Отпустили просто — за ворота тюрьмы?

— Нет, за мной приехали пограничники, отвезли в Ольштын. Сказали, что я нахожусь на территории Польши незаконно, поскольку виза на тот момент была уже просрочена. Оформили на меня акты, документы, разрешающие находиться на территории государства еще 20 дней. Сказали, что после этого въезд в Польшу мне будет закрыт на два года. И уже в Ольштыне отпустили на все четыре стороны. Меня посадили в машину друзья и повезли домой. Границу прошел без проблем вообще.

— Говорите, что так хорошо в польской тюрьме, как будто не против снова вернуться.

— Вернуться не хочу. Но там был один дед, который сидел за финансовые махинации. На него открыли фирму, через которую «прокачивали» деньги, а он там был зиц-председателем. Когда все сбежали, его посадили. Следствие шло полгода, потом его выпустили. Но он жил дома один, семьи, никого нет. И охранник потом говорил, что встречал деда на воле, тот говорил, что хочет обратно в тюрьму — потому что тут коллектив, в карты играли, здесь бы его уважали. А там он один, нищий поляк, у которого ни работы, ничего нет. Только долги.

Кстати, с учетом того, что кризис в Польше, заключенные просто работают бесплатно. По телевизору очень много показывали забастовок — у них при мне бастовали горняки, потому что из пяти больших шахт две или три хотели закрыть. Врачи бастовали, потому что не хотели подписывать контракты. Фермеры… Опять же — проблема с яблоками, свининой, молочной продукцией. Как санкции объявили, они ищут новые рынки, но ничего не получается. По правде говоря, у них там ж…

Фото — Виталий Невар, «Новый Калининград.Ru»; Дмитрий Холодов; Ольга Беседина, из личного архива Александра Мамонтова

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

Текст: Оксана Майтакова