В Саратове слушается дело о защите чести и достоинства. Местное отделение «Единой России» судится с газетой «Саратовский репортер». В ее январском номере было напечатано: «Единая Россия» в Саратове - это партия карьеристов, лизоблюдов и приспособленцев». Сколь соответствует истине такая характеристика, справедлива ли она по существу - не в суде разбираться. Суд сосредоточился лишь на том, что входит в его компетенцию: является ли приведенное печатное высказывание оскорбительным. Языковеды провели лингвистический анализ публикации и разошлись во мнениях. Эксперты со стороны истца усмотрели в ней прямое оскорбление. Эксперты со стороны ответчика пришли к выводу, что «исследованный текст не содержит в себе сведений, порочащих репутацию истца», а оспариваемая фраза «несет в себе негативную оценку, выраженную нормативными языковыми средствами, и поэтому не может рассматриваться как оскорбление».
Процесс продолжается. Саратовские партийцы требуют опровержения. А в качестве компенсации морального вреда намерены взыскать с редакции 500 тысяч рублей. Впрочем, истцы готовы отказаться от материальных претензий. При одном непременном условии - если «Саратовский репортер» обязуется до конца года не публиковать о деятельности названной парторганизации критических материалов. Эта тяжба сама по себе ничего необычного не представляет. С юридической точки зрения - дело рутинное. Взыскивать за ущерб, нанесенный деловой репутации, право имеет и партия. Любая. Но тут есть одно не вполне тривиальное обстоятельство: «Единая Россия» - партия власти. Поэтому категорический императив «В оставшиеся полгода о нас - либо ничего, либо только хорошее» - не кажется лишь забавным казусом. Особенно - в свете грядущих поправок в закон «О противодействии экстремистской деятельности». Предлагается расширить понятие «экстремистская деятельность». В частности, считать таковой еще и «публичную клевету в отношении лиц, замещающих государственную должность РФ или субъекта РФ».
Если эти поправки пройдут, к экстремистам нетрудно будет причислить любых критиков власти. А также и прессу - за «публичные выступления, которые побуждают к осуществлению или допускают осуществление экстремистской деятельности». Ведь «публичным выступлением» экстремистского толка при желании можно признать газетную статью… ну, например, предсказывающую массовые выступления против повышения тарифов ЖКХ.
Однако пресса и без того постоянно чувствует на себе суровый взгляд закона. Центр экстремальной журналистики на днях призвал изъять из Уголовного кодекса некоторые статьи или отказаться от их применения: «Нельзя называть людей преступниками за слова. Для этого существует гражданское законодательство - демократическая процедура выяснения вины журналиста за искажение фактов. И тем более недопустимо сажать журналистов в тюрьму».
По данным Центра экстремальной журналистики, против репортеров ежегодно возбуждается 40-50 уголовных дел. Донесений с фронта судебной борьбы не против представителей прессы, а в их защиту куда как меньше.
Эта форма расправы с журналистами - через уголовное преследование за клевету - становится все более популярной. Элементарная месть за публикацию камуфлируется судебным разбирательством. Расчет тех, кто осваивает новые технологии давления на журналистов, вполне понятен. После пары вызовов в суд у автора возникает естественное желание избежать третьей повестки.
По обвинению в клевете в Москве едва не отправили за решетку корреспондента журнала «Компьютерра» Дмитрия Коровина, разоблачившего компьютерных пиратов. В Рязани отдали под суд журналиста Михаила Комарова за то, что героя своей статьи назвал олигархом. За подписание номера с «клеветнической» статьей едва не схлопотал тюремный срок Максим Глазунов, заместитель главного редактора популярной в Красноярске «Сегодняшней газеты». По подозрению в присвоении 2,9 млн. рублей в Калининграде требовали привлечь к уголовной ответственности руководство медиахолдинга «НТРК «Каскад»: кто-то просто намеревался взять этот медиахолдинг под контроль. Прежде такого не было. Я имею в виду конец 80-х - начало 90-х. В ту пору авторитет прессы в обществе и доверие к ней были чрезвычайно высоки. Попробовал бы кто-нибудь предъявить автору газетной статьи или телесюжета обвинение в клевете с вытекающими отсюда тюремными последствиями - шум поднялся бы до небес. Потому-то и правоохранительные органы не поощряли «кровожадность». Тем, кто считал себя оскорбленными, прокуроры и следователи рекомендовали защищать свою честь и достоинство путем подачи гражданского иска. Так в конце концов легче получить сатисфакцию: любые ложные сведения, коли суд их признает таковыми, подлежат опровержению. В гражданском процессе у истца немало шансов, а в уголовном - практически никаких. Чтобы осудить за клевету, надо доказать, что виновный заведомо сознавал ложность распространяемых им сведений, имел преступный умысел, злонамеренно пытался опорочить. Должны быть установлены и мотивы - месть, зависть, ревность и т.п. Все это малодоказуемо. К тому же гражданин не может нести уголовную ответственность, если сведения, которые он считал правдивыми, оказались ложными. Словом, подобные дела были почти безнадежными, обвинительные приговоры по ним выносились в редчайших случаях. А чтоб за клевету дали срок журналисту - это было вообще немыслимо.
Теперь же суды охотно принимают такие дела к рассмотрению и бестрепетно выносят вердикт: виновен. Если так пойдет дальше, в стране утвердится невиданный ни в советские, ни постперестроечные времена вид цензуры. Это будет цензура судебная. И сопутствующая ей самоцензура, потому что кому же захочется рисковать свободой «ради нескольких строчек в газете». Три года тюрьмы (таков максимальный срок за клевету) - лучшая профилактика острых, принципиальных публикаций, верный залог журналистской беззубости.
Но тут я уже слышу: «А вам не приходило в голову, что заказные дела против журналистов - это адекватный ответ на их заказные статьи? Вы играете без правил и при этом требуете, чтобы с вами играли по правилам. Так не получится». Отчасти - согласен. То, что чиновник, мстя журналисту, может оказать давление на правоохранительные органы, а бизнесмен с той же целью способен подкупить следователя или судью, вполне очевидно. Но с тем, что это адекватный ответ на газетную заказуху, я бы все же поспорил. Тюрьма (причем наша, российская) - это уж слишком. Во всем мире практикуется иной способ наказания информационных киллеров - денежный штраф. И нередко такого размера, что оболганная фирма или частное лицо могут разорить редакцию, довести до сумы (а не до тюрьмы, что в условиях западной пенитенциарной системы, возможно, было бы гуманнее) всякого клеветника с пером, микрофоном или телекамерой.
Если мы и тут хотим приблизиться к европейским стандартам, то уголовное наказание за публикацию ложных сведений следует заменить денежным взысканием, отражающим меру ущерба, нанесенного чести и достоинству или деловой репутации. Иначе журналистам, еще не потерявшим вкус к честной работе, придется выбирать между свободой слова и просто свободой. И каков будет выбор, я предсказать не берусь.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024