От Канта к НАТО

6 октября 2014 исполняется сто лет со дня доклада Владимира Францевича Эрна (1882–1917) "От Канта к Круппу", читанного на публичном заседании Религиозно–философского общества памяти Вл.Соловьёва. Доклад посвящён метафизической подоплёке германизма. Применительно ситуации Мировой войны, в нём показано как тихое грассирование философских априори оборачивается фатальным гарканьем пушечных апостериори.

Согласно докладу, Кант обрекает человека самоистощению в тщетных усилиях разума. Восприятие, а значит, и опыт, проистекают у него из идей, но при этом идеи остаются навеки недосягаемы в опыте. В.Ф.Эрн вникает в симптоматику того непрестанно порывающегося–и–разочаровывающегося умонастроения, которое свойственно этой разновидности философской контузии: "…Должен же где-нибудь существовать источник положительных знаний, принадлежащих к области чистого разума… Действительно, чем же иным можно объяснить неистребимую жажду разума стать твёрдой ногой где-то за пределами опыта? Он предчувствует предметы, представляющие для него огромный интерес. Он вступает на путь чистой спекуляции, чтобы приблизиться к ним; однако они бегут от него". Тем самым, кантовское "звёздное небо над головой" открывает человеку не самоочевидное бытие и светочи, но опрокидывает в бездну "незнания" (подчёркнуто Кантом) и в общество патологически рассудочной сволочи. Кантовский "Моральный закон в груди" гласит: "ты должен". Но умалчивает, "что именно должен". Можно добавить – и кому должен, поскольку Кант сохраняет в своей философии соображение о Боге, однако – не почитая Его за действительно повелевающего, чудотворного Господа.

Правда, Кант Бога не "убил", как об этом пишет Эрн. Кенигсбергский отшельник только постулировал, будто из кабинета философии Бог "убыл" в неизвестном направлении пространства. Оставив на попечение оснащённой феноменологическими бирками конторы туроператора человеческого внешнего опыта груду плотно запакованных "вещей в себе".

"Критика чистого разума" рекомендует пытать счастья лишь в практической перекантовке багажа оных "вещей". В полном соответствии с этой директивой, батареи артиллерийских орудий Круппа, вминая почву, выдвигаются к взлому пространства, из пленительного оклада которого вмурованные "вещи" первым делом требуется вылущить.

Сами орудия, в свою очередь, представляют собою вещи, но донельзя эмансипированные – оттого, что служат не обновлению, а лишь конфискации вещества существования. Эрн указывает: "…Кроме гордой самонадеянности, энтелехия орудий Круппа … характеризуется самопогружённостью, самозамкнутостью, абсолютной практической самозаконностью". Вымещая целокупному пространству за извечные стеснения, они с необходимостью выказывают себя столь громоздкими, неимоверно круппными, что стоят на грани самоуничтожения.

Перевозка некоторых орудий–мастодонтов возможна лишь в разобранном виде. Их оборудование на фронте выливается в особую техническую проблему. Фактически, это не сошедшие с конвейера и обособившиеся изделия, не препорученное личному достоинству воина верное оружие, но сами цеха конвейерной индустрии, мобилизованные и высланные на передовую. С инженерной чуткостью прокладывают они незримые рельсы траекторий для тяжёло завывающих эшелонов снарядов. Достаточно сказать, что для каждого выстрела "Большой Берты" таблично задавалась своя прицельная поправка, согласно расчётного износа ствола.

На фоне безнадёжно стагнирующей позиционной войны, расчехление крупповской артиллерии оборачивается наиболее занятным эпизодом боевых действий. В бездонной бочке этой квази–войны скучены затерявшие ключ от пространства, выпавшие в бурый комковатый осадок индивиды. Составляя антураж для куража неповоротливых жерл, тотальная мобилизация не имеет иной цели, нежели продемонстрировать их истребительную ушлость – аховую ахтунговость артобстрела. Отрешённые от деятельного проживания пространства, от удали и проверки на вшивость, серые шинели им на растерзание брошены за ряды колючей проволоки фронтовых заграждений. В которых брезжат ландшафтные прообразы концентрационных лагерей – заготовленные к уничтожению осклизлые окопные массы, пушечное мясо.

Три года Первой мировой суть поступательные этапы "позиционой войны". 1914 посвящён её водворению на Западном фронте. 1915 – на Восточном. В 1916–1917 с её заскорузлостью не могут справиться даже масштабные танковые прорывы и авиационная поддержка.

Неизвестно, сколь долго бы продолжалось наступившее оцепенение, если бы Русская Революция Брестским миром не "распечатала" пространство, вернув событийности остроту и драматизм. И "позиционная война" парадоксально развалилась... именно от наделения Германии торжеством чисто территориального успеха! Ленин, как всегда, оказался прав. Вследствие этого "похабного" – для поборников всего пространственного – мира, немцев незамедлительно настигло катастрофическое поражение, без единого выстрела. Тогда как формула Троцкого – "мира не заключать, войны не вести" – была лишь рабским слепком с позиционного паралича линии фронта.

"Организация", тяготеющая к хаосу

Политологическая вещесть философских умозрений Эрна сказанным не исчерпывается. В работе "На пути к логизму" (1911) он вскрыл природу всякого будущего НАТО, предначертанную на скрижалях рационалистического кодекса Канта.

Конкретно, это связано со спецификой НАТО, как своего рода "организации ради хаоса". Постольку, поскольку она производна от внесённого Кантом философского разделения "между сущим и мыслью, между формой и содержанием, между априорным и апостериорным" – короче, рациональным и иррациональным. Эрн тщательно и всесторонне исследует это прискорбное разделение.

Абсолютно рациональное – "трансцендентальный субъект" – в представлениях Канта оторвано от иррационального, как противоположное, но, по недоразумению, доминирующее начало. Эрн образно поясняет: "В каждое сознание тянется невидимая нить, с какой-то таинственной властью над всем содержанием как внутреннего, так и внешнего опыта. (…) И вот человек … невидимой нитью подвешен к трансцендентальному субъекту, совершенно так же, как за жабры подвешивается рыба, которую хотят вялить или коптить". Или – как пожёвывающий "Орбит без сахара" обладатель спутникового телефона подцеплен за ухо к геостационарному ретранслятору. "А в пропасти, – отмечает Эрн, – уже бурлит безумие в самом чистом, несмешанном виде. Они висят над бездной хаотического бессмыслия…"

Эту взбаламученность рационального и иррационального орудия Круппа ЭКСТЕРИОРИЗИРУЮТ, обрушивая на голову мира косяки молотящих снарядов слепородной ярости. Напротив, НАТО – ИНТЕРИОРИЗИРУЕТ раздрай, впадая в психоаналитический раж атомного полураспада. Тем самым эта организация оказывается парафразой тотальной ядерной войны. Чтобы удостовериться в этом, нужно пронаблюдать НАТО in status nascendi (в происхождении).

НАТО начало с того, что возвело мировую войну в идею-фикс. Это хорошо видно по наотрез отказу принять предложение о присоединении Советского Союза к альянсу, якобы чрезвычайно озабоченному "советской угрозой". Незамедлительно по учреждении НАТО с такой инициативой выступил генералиссимус Сталин. А ныне – по техничному заминанию темы присоединения постсоветской России. О чём высказывался несколько лет назад подполковник Путин.

Тем самым, затевая организацию мира (безопасности) НАТО однако посвятило её Мировой войне. Ибо в ходе подготовки к войне и боевых действий первичны и привычны организационно-мобилизационные усилия. Столь же бесспорно, что всякая империя прибегает к административной организации, провозглашаемой и приводимой в действие ради мира. (Так Вергилий учил римлянина миссии всюду приносить мир, а Киплинг – со священным трепетом отзывался о "мире королевы".) Но совсем другое – смешивать эти два момента.

Проще говоря, НАТО искони является чистой шизофренией. Посредством неё Мировая война поглощена в лощёную организацию. "Организация" от кутюр Мировой войны – это… организационная оргия? хаос масс? мутота мутаций? Вот гибрид, не снившийся генной инженерии!

Может быть, попыткой естественнонаучно вывести его объясняется знаменитость столицы НАТО Брюсселя как центра исследований хаоса. Там трудится Илья Пригожин, а одна из классических математических моделей автоколебаний именуется "брюсселятор".

Организация, обуянная Мировой войной, предаётся, натурально, самодеструкции. Которая, в свою очередь, и запечатляется физикалистским окаянством "полураспада". Так действует разрушительно–критическая, перманентно–аналитическая тенденция. Это как разделять, но потом не властвовать, а, с умным видом усомнясь, опять и опять разделять.

Итак, НАТО была затеяна не на случай, но во исполнение Мировой войны. Она и была самоё беспробудная Мировая война – незавершённая и не грянувшая вместе – подвешенная в воздухе и принявшая межеумочный вид особой "организации ужаса", чудовищных размеров транснациональной секты, поклоняющейся химере ядерного оружия. Ибо инвектива Вашингтона относительно формирования НАТО, оглашённая в заявлении Госдепартамента от 14 января 1949, сопряжена по времени с окончательным провалом его усилий навязать Совету Безопасности ООН "План Баруха" (1946–48).

Этот план, получивший название по фамилии представителя США в Комиссии ООН по атомной энергии, отнюдь не накладывал запрета на использование её в военных целях. Однако при этом требовал свободного доступа на территорию государств, для инспекций со стороны представителей международного контрольного органа, не подчинённого Совету Безопасности, – где СССР был в своём праве вето, – и самостоятельно принимающего решения о незамедлительном наказании стран–нарушителей. Более того, его проектируемый статут предусматривал... производство атомного оружия! Чем привёл в вящее изумление советскую делегацию.

Буде он создан, такой орган стал бы ничем иным, нежели политическим крылом атомной бомбы. Подобно тому, как партия Шинн Фейн образует легитимное политическое крыло диверсионной Ирландской республиканской армии, а партия "Батасуна" – равномерно, террористической организации баскских сепаратистов ЭТА.

Неудивительно, что стоило "плану Баруха" попасть для доработки в подотчётную Совету Безопасности Комиссию ООН по атомной энергии (1948) – то бишь, под полномочный присмотр СССР, как Вашингтон не замедлил отозвать его. А сама комиссия была распущена под давлением США в июле 1949, вслед подписанию Североатлантической хартии (04.04.1949). Суррогатом "плана Баруха" и выступило НАТО. Психотичность кантианского рационализма вышла из дипломатического мундира и нарядилась в шутовские отребья организационной демократии.

Весь пафос этой структуры составляет демократическое празднование акта самопроизвольного деления атомного ядра, как самоубийственно-аналитического выбора "быть или не быть". Именно так травмированный братоубийством отца и брачным демократизмом матери Принц Датский корёжит основной вопрос философии – об отнесении события к бытию. А в кичащийся прогрессивной рациональностью век единичный "гамлетовский вопрос" был возведён инженерами атомных душ – физиками–ядерщиками в дурную бесконечность. Он переотражён в безостановочный процесс как бы "демократического голосования" так и этак прикидывающих своё бытие атомов. Аппелируя к сугубо демократическому принципу "простого большинства", физическая модель этого голосования подытоживается динамической чертой оседлости "полураспада" – отхода в небытие 50% атомов вещества. Которые поодиночке вымирают к ядрене фене от этой своей неуёмной экзистенциально–электоральной проактивности, дотошно выворачивая нутро.

Так шок и трепет фиктивной западной космологии "Большого взрыва", взятые в обратной перспективе, заклиниваются на единичном индивиде, фокусируясь в накале аутоимунной атаки атомных клонов. В наши дни Жан Бодрияр – не слишком бодр, но весьма яр – пишет об этом, буквально воспроизводя эрновский дискурс "подвешенности": "Перестает существовать ... физика и метафизика поступательного движения; от них остается лишь циркуляция... Атомная бомба ... она не есть завершенная бомба; эта бомба не окончит своего существования... она просто находится ... в подвешенном состоянии и бесконечном повторении".

Шерше ля Франс

В процессах насильственной демократизации – ищите Францию. А в ней – Ирэн Кюри, дочь Марии Кюри, заглянувшую в ящик Пандоры "вынужденной радиоактивности". Частным случаем которой и является цепная реакция атомных распадов.

Именно выход Франции из военной, но не политической, структуры НАТО, после испытания своего ядерного оружия в 1960, конституировал модель "политического крыла атомной бомбы". Вот эта модель: ядерное оружие – само по себе, оно – в руках Франции; политическая структура – сама по себе, в Брюсселе. Тогда же, в 1960-х, Соединённые Штаты предприняли оставшуюся без последствий встречную попытку реализовать альтернативный вариант такой компоновки: в виде "многосторонних ядерных сил", которые находились бы под непосредственным командованием военных инстанций НАТО. Однако, инициатива была упущена, и Париж успел свершить в рамках НАТО свою Малую Французскую революцию.

Насколько такая модель довлеет атлантистскому политическому мышлению, видно по замечанию, обронённому в 1946 Джоном Фостером Даллесом: "Германия с её возможностями, наряду с атомной бомбой (выделено мною. – Л.К.) , представляет огромную силу, и её ни в коем случае не следует выпускать из своих рук".

Вот оно что: Германия – наряду с атомной бомбой! Съел – и радиационный Новый Порядок! США присягнули отделению ядерного оружия от государства и государства – от международной политики задолго до того, как администрация Дж.Буша-мл. начала поговаривать о преобразовании НАТО в чисто политическую организацию, параллельно делясь планами разработки новых видов ядерного оружия.

Тем самым, тотальная опустошительность демократии получила, наконец, достойный её физический коррелят. Сцены провоза с помпой по улицам европейских городов импортированных из США ядерных бомб, встречающиеся в произведениях советских писателей, вовсе не продиктованы издевательской предвзятостью. Они либо образно передают эту интенцию НАТО к ядерному трансу, либо – кто знает? – прямо документальны, что следует проверить по прессе 1950-х годов. Всяко документально – согласие стран-членов НАТО со снижением порога принятия решения о применении ядерного оружия до уровня командира дивизии.

Можно поручиться, что бессмысленная сутолока влекомого в полузабытьи сокрушительного оружия и экзальтированных шпаков на улицах мирных городов в страшном сне не могла привидеться ни интеллигентному, ни поддатому советскому люду. В таком мельтешном наяривании рандеву индивидов со своим ужасом нет ничего советского и прочувствованно–параноидального, но лишь шизоидно–аналитическое и карикатурно–фрейдистское. Захоти кто-то возвести такой поклёп на Советский Союз, его просто от души высмеяли бы. А для Запада это, как минимум, сойдёт за вполне правдоподобный художественный вымысел.

Жители США, взапуски раскупая средства индивидуальной защиты, были объяты кошмаром ядерной войны, достигшим пика в период Карибского кризиса. Накануне его развязки, 22.10.1962, американский министр юстиции Роберт Кеннеди, как известно, "отправился спать, полный беспокойства и ужаса". Здесь будет нелишним напомнить, что речь идёт о располовинивающей ("принципом простого большинства") сутки дате осеннего равноденствия. Так разгул демократии коварно подстерегает планетные ритмы. Однако на дневной стороне Земли – в СССР – опасность ядерной войны воспринималась в те дни скорее анекдотически (как и вся гражданская оборона). Для членов Политбюро ЦК КПСС "американские горки" Карибского кризиса не считались достаточно уважительной причиной неявки на вечерние спектакли Большого театра.

Атомная диалектика

НАТО поймала в 1949 волну политической фрустрации, сопровождавшей лихорадочную практику радиоактивного распада – атомную бомбу. Распад, расщепление – это действие анализа. Как и кража, – любая, и атомных секретов, в частности, – есть воспалённый сброс (и схват) вещества существования.

При этом конкурирующий – Варшавский договор объявлен открытым для присоединения всех государств, независимо от общественного и государственного строя (ст. 9). Он был в этом смысле благовещением полнокровного космического сознания человечества, ознаменованного прорывом 12 апреля 1961 старшего лейтенанта Юрия Гагарина в пронизанную предвечным светом беспредельность. Эта предпосылка заложена и в Ташкентском договоре. Даже если, до поры до времени, она реализовывалась с точностью до наоборот. Ведь Ташкентский договор развивался, несмотря на уход из его пределов природного Узбекистана (описав орбиту, он возвернулся в 2006).

Варшавский договор созрел лишь к 1955. Такая затяжка плохо стыкуется с соображениями международно-политического или военно-стратегического порядка. Что могло помешать Сталину, в пику НАТО, обзавестись своим военным блоком хоть назавтра? Однако оно находится в строгом соответствии с пионерными испытаниями в СССР основанного на энергии синтеза термоядерного оружия, создание которого далось американцам с видимым трудом. Когда СССР обнародовал водородную бомбу, пригодную к применению стратегической авиацией, Штаты ещё возились с неподъёмным термоядерным устройством, которое могли монтировать и подрывать разве на собственной территории. Хотя они работали в этом направлении уже в 1945, а СССР – только с 1949.

Это указывает, что военный лагерь стран социализма нельзя было разбить на зыбучих песках анализа. В смысле противостояния Вашингтонскому договору не возникало и такой надобности. Отпором НАТО явилась самоё советская атомная бомба, как отстранённо действующая модель метронома ужаса – опрометью тикания от тиканья счётчика Гейгера. Радиоактивные пробы воздуха, взятые американским самолётом–шпионом, повергли в шок администрацию Трумена.

Поспешно сколачивать из восточно-европейских стран военный блок, значило бы копировать порочный принцип. Оттого единственной реакцией СССР на НАТО было испытание выкраденного секрета атомной бомбы в сентябре 1949. Это пример скорее мудрой сталинской сдержанности, нежели приверженности "принципу сдерживания".

Совсем другое дело – полностью оригинальная схема термоядерного синтеза, прокинутая от Гераклита и Гегеля к Тамму и Сахарову. Она и подала сигнал к созыву военного союза. В этом состояло политическое завещание Сталина, прожившего ровно с водородную бомбу. Участник ядерной программы академик Иоффе вспоминает: "К концу 1952 стало ясно, что водородная бомба в скором времени (полгода-год) будет создана… Испытание водородной бомбы в СССР произошло в августе 1953, возможно, оно несколько задержалось из-за смерти Сталина и последующих за ней пертурбаций (казни Берии, изменений в руководстве атомной промышленностью и т. д.)". Кстати, не исключено, что в этом вопросе Л.П.Берия должен трактоваться как эпифеномен Атомного проекта, отброшенный за ненадобностью на пороге термоядерной эры.

Отсюда вывод, что в этом пункте отнюдь не состязание амбиций мирового господства довлело мировой политике. Напряжённость между ОВД и НАТО была задана не этим, но их психическими типами – поэтико-параноидальным и аналитико-шизоидным.

Психика, в свою очередь, отвечает элементам бытия, категориям логики, смыслам порождения. Так, осколочная безвозвратность атомного распада вопиет о паки ожесточении и сумеречном сознании НАТО, мечущемся в створе смерти. В военной сфере это умонастроение сводится к прокламации сардонической доктрины "взаимного ядерного устрашения".

Однако Варшавский Договор владеет диалектикой смерти и рождения, проводя её в жизнь с величавым усердием. Это показывает тот ребяческий восторг, с которым СССР забавлялся термоядерной бомбой, надувая её, как мыльный пузырь, доводя до мощности в сотню мегатонн и более.

Не так ли ребёнок чиркает нацело коробки спичек неистощимой Балабановской фабрики и мастерит пиропатроны? Ведь крупнокалиберное термоядерное оружие не лезет ни в какие ворота военной целесообразности. Зато оно является именно водородной бомбой, её взрыв – водородный извод и свод жизни. Он утоляет боль самосожжения атомов радиоактивного металла, рождая Ваагна – мифологического солнечного младенца: летучий гелий и воду в огненном вихре существа.

Водородный взрыв вызывается атомным, распаляющим температурную ауру до десятков миллионов градусов. Детонатором атомного заряда служит обычное взрывчатое вещество. Тем самым советское по приоритету термоядерное оружие снимает мнимое противоречие стихий огня и воды, доставившее мировой литературе столько поводов к контроверзам.

Как отправной пункт Варшавского и Ташкентского договоров, оно указывает путь непосредственного и огнистого, – близкого сердцу Гераклита, – перехода от анализа к синтезу. И возвращения от физики – к метафизике, вопреки заядлому англичанству Ньютона. Если Ферми, глядя на первый испытательный взрыв атомной бомбы в Аламогордо воскликнул: "Какая великолепная физика!", то водородная метафизика непринуждённо вписывается в гегелевскую триаду "тезис – антитезис – синтез".

Этапы логического восхождения выглядят так. Тезис – заряд обычного взрывчатого вещества (ОВВ), претерпевающего в детонаторе атомной бомбы лишь химическое превращение, не нарушающее цельности атомов. Антитезис – ядерный заряд, приводимый в действие детонацией ОВВ, и ввергнутый в деление – раскол, физический распад атомов тяжёлого металла (независимым от температуры, но катализируемым, заметим, "тяжёлой водой", содержащей изотоп водорода), расщеплением от внутренней неустойчивости, выводящим эффект взрыва за рубежи рациональности. Синтез – неудержимо наводняющая реакция слияния составляющих термоядерный заряд ядер тяжёлого изотопа водорода (понимаемого в химии и как металл, и как галоген) в благородный, неизменно равный себе, газ гелий.

Соответственно, Ташкентский договор отличается даже большей строгостью линий, чем предшествующий ему – Варшавский. В нём участвуют почти одни лишь государства ядерного производственного цикла. Армения – лично знакома с ядерным оружием, через многих именитых физиков, участвовавших в его создании. Она имеет на своей территории месторождения урана. Кроме того, она содержит АЭС и хранилище радиоактивных отходов. Беларусь – отвергает атомарную демократию, действуя, как страна, стойко выдержавшая катастрофические последствия ядерного военного эксперимента на Чернобыльской АЭС. Казахстан – наследует Семипалатинский полигон и славу испытаний ракетных средств доставки, находящихся в тесной логической связи с ядерным оружием. В Киргизии построен горнохимический комбинат по переработке урана. Россия – конструирует и испытывает ядерное оружие, храня гордое терпение радиоактивного распада на обогатительных предприятиях во глубине сибирских руд, и даже намереваясь делать из этого деньги в мировом масштабе. Таджикистан, по крайности, располагает залежами урана. Узбекистан – вроде как нет, и, возможно, как раз это и объясняет его длительное фланирование вне ОДКБ.

Между прочим, дубненские исследования относительно синтеза стабильных сверхтяжёлых элементов, проводимые коллективом под руководством Юрия Оганесяна, говорят в пользу этой версии. История с опережающим развитием водородной бомбы здесь калькирована до мелочей. Выдвинутая на Нобелевскую премию работа Объединённого (sic!) института ядерных исследований была отложена в сторону (2002) из-за возражений американских физиков, указавших, что им пока не удалось повторить эти результаты, и понадобится не менее года, чтобы их проверить…

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter