– Какой диагноз вы поставили бы нашей экономике?
– Сегодняшнее состояние экономики – это поиск позитивного тренда в благоприятных конъюнктурных условиях при имеющихся запасах и при неопределенности точек роста. Стратегический вектор имеет социально-экономическую направленность – снижение бедности и повышение благосостояния, а не просто удвоение ВВП, потому что это лишь средство достижения цели, а не сама цель. Надо понимать, что если мы не будем двигаться такими темпами – а удвоение ВВП здесь минимум, – то любые другие экономические и социальные цели нет смысла не только разрабатывать, но и обсуждать. Это точка отсчета. Не надо забывать, что еще нужно постоянно сокращать разрыв между «ними» и «нами» – мы ведь в «восьмерке».
Сейчас проходит непрерывный «консилиум» по уточнению тактики лечения экономики и ее скорейшей реабилитации. И вопрос о реабилитации не менее важный, чем вопрос о лечении. Лечить мы научились пока только рыночными способами, а в стратегических отраслях, в вопросе о размещении производительных сил, в создании новых рабочих мест невозможно обойтись без влияния государства. Нужны варианты, а не один механизм «спроса и предложения».
В качестве опоры реабилитации выступает президент, который вынужден брать на себя решение ключевых вопросов, то есть то, что должно делать правительство. Конкретно: решить вопрос, когда мы наконец перейдем от разговоров к реальной поддержке малого бизнеса или где наши основные приоритеты – в биотехнологии, космосе, сталелитейной промышленности, перерабатывающих отраслях. Где? Пора, например, решить, что мы будем делать с легкой промышленностью. Или мы окончательно и бесповоротно отдадим ее на растерзание челнокам, наводнившим страну некачественными товарами? Ведь легкая промышленность сегодня испытывает двойной пресс: один, с которым она может бороться, – это легальный ввоз, второй, перед которым она беззащитна, – контрабанда, нелегальный ввоз. Обо всем этом надо говорить.
И президент, поручая Госсовету разрабатывать все новые стратегии, на самом деле указывает правительству: вот где точки роста! И правительство в этой ситуации должно быть озабочено не только и не столько средне- и долгосрочной программой, сколько более конкретными бизнес-планами, направленными на подъем территориальных и отраслевых сфер. При этом речь не о том, куда, грубо говоря, «вбухать» государственные деньги, а ведь именно так, однобоко до пошлости, привыкли понимать господдержку. Господдержка – это прежде всего влияние, а не накачка деньгами, это создание экономических условий и благоприятных предпосылок через такие законы, как, например, закон об особых экономических зонах, о защите конкуренции, а также через поправки в различные законодательные акты, например о снижении административных барьеров.
Приведу пример: готовится постановление о снижении импортных пошлин на комплектующие для промышленной сборки автотранспорта, в котором акцент сделан на сборку зарубежных аналогов. Наверное, такой подход правомерен, так как долгие годы автопром не может доказать состоятельность своего автомобиля, который хотя и имеет некую потребительскую нишу, но морально устарел. Хорошо, но тогда скажите, что вы собираетесь сделать с этим автопромом.
Сейчас вырисовывается некая государственная линия в авиапроме. И это крайне важно. Бизнес хочет понять, где точки роста и куда мы двигаемся в стратегическом плане. В тактическом же плане надо отказаться от мелочного вмешательства в конкретную деятельность, не проводить по 300 проверок в год и т.д.
Должна быть совокупность мер, а не единственная мера. Но при этом надо понимать, что и в какой последовательности делать. Например, экономическая политика на Дальнем Востоке, на Кавказе или в Калининграде – это то, от чего зависит судьба экономики России и ее место в мировой экономике. Дальнему Востоку сейчас сложно интегрироваться с европейской частью, там должна быть ориентация на Юго-Восточный регион, Японию. Кавказ – это создание и внедрение государственных программ оздоровления сельского хозяйства, туризма, малого бизнеса, бизнес-инкубаторов. Так что там – либо воевать, либо работать. А от Калининграда зависит имидж России. Если на Кавказе наши трудности всем понятны, то в глазах мировых наблюдателей, мирового сообщества наша неспособность реализовать современный экономический прорыв в Калининграде может рассматриваться как несостоятельность вообще, потому что Калининград из эксклава российского превратился в анклав европейский.
– Споры по экономическим вопросам в правительстве становятся все острее. Есть ли опасения, что положительный заряд, который несут в себе такого рода обсуждения, превратится в отрицательный? Что намереваются предпринять в этой связи Государственная дума и Комитет по экономической политике в частности?
– Дума, я уверен, и дальше будет повышать требовательность к исполнению принимаемых правительством программ, потому что в них содержится перечень законов, которые призваны обеспечить динамику экономического роста. Очень часто записанные в программах законопроекты, в том числе и реформаторские, которые правительство должно внести в Думу, запаздывают. Мы опаздываем с законами о конкуренции, о малом бизнесе, о реформе здравоохранения и образования, о разработке технических регламентов. Опаздываем с особыми экономическими зонами и с законодательным сопровождением внешней торговли и таможенно-тарифной политики. Все это может стать серьезным тормозом для развития экономики.
Обрушившийся на нас нефтедолларовый дождь создает иллюзию благополучия, а между тем закон «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности», закон «О таможенном тарифе», Таможенный кодекс нуждаются в дальнейшем улучшении именно сейчас. Мы провозгласили в качестве главной социальной задачи снижение бедности и повышение доходов, значит, нельзя запаздывать и со структурной реформой, равно как и с темпами и качеством уже идущих муниципальной, административной, судебной и налоговой реформ.
Отсрочки, запаздывания тормозят реформы, поэтому основной акцент работы Думы будет сделан на усилении ответственности: написали программу – вносите закон. Правительство должно быть более пунктуальным в исполнении своих планов. Смотрите, дискуссии о НДС идут два года, об освобождении от НДС авансовых платежей, капвложений, НИОКР – пять лет, о наследовании и дарении – четыре года, о концессиях – уже шесть лет! А куда без концессий в ЖКХ, здравоохранении, образовании, в строительстве дорог? Закон об алкоголе обсуждается несколько лет, а это, не удивляйтесь, тоже точка роста!
Кроме того, нельзя планировать экономику только на четыре года, надо как минимум на 15 лет. Почему в правительстве перешли на трехгодичную программу финансового планирования и бюджетирования? Потому что за год очень сложно проследить динамику и конкретный результат. Так и в стратегическом плане нужны программа на 15 лет и одновременно планирование на более короткие сроки.
– Как именно вы можете требовать от правительства исполнения программ?
– А это уже происходит: мы дважды рассмотрели вопиющую ситуацию с ростом цен на моторное топливо, дали правительству конкретные рекомендации по решению этой проблемы. Правительство считает, что закона о конкуренции достаточно, чтобы бороться с монополизмом, а мы считаем, что этого мало. Наше требование состоит в том, чтобы помимо закона о конкуренции принять законопроект, который ограничит аппетиты, связанные с безудержным повышением тарифов. При этом, опираясь на собственный четырехлетний опыт оценки доходов федерального бюджета, мы оказывались более точны в прогнозах по сравнению с правительством, которое, как правило, представляет заниженные оценки. Более требовательно мы подойдем теперь и к вопросу об исполнении правительством бюджетных обязательств в связи с распределением доходов и расходов по регионам.
– Насколько фатальным для экономики страны стало снижение темпов экономического роста в 2004 году? Насколько адекватно, на ваш взгляд, оценили это обстоятельство политики?
– Беда в том, что это падение не вполне всесторонне объясняется правительством. Обоснования связаны, например, с введением квот на мясо, спровоцировавшим рост инфляции. Или, как говорили в правительстве, в октябре мало покупали комбайнов и тракторов – замедлился рост производства. Или еще одно объяснение – неконкурентоспособность российских товаров. Но это не причина, а следствие. Следствие монополизма. Анализируя причины замедления темпов роста, комитет по экономической политике пришел к другому выводу: экономический рост замедлился ввиду несостоятельности властей, правительства, в том числе и Думы, их неспособности обуздать монополизм. Монополизм стал сегодня угрозой для всей экономики.
Еще одна причина замедления роста – эскалация цен на энергоносители, сырье для отечественной промышленности, металлы. С такими ценами бизнес нерентабелен. Если в сельском хозяйстве на полевые работы еще можно какие-то деньги выделить из бюджета для компенсации роста цен на топливо, то в других сферах такие издержки покрывать никто не собирается. Но полевые работы идут весной, а собирать урожай, перерабатывать и реализовывать необходимо весь год. Как в таких условиях можно планировать бизнес? Да, мы знаем про неконкурентоспособность, но мы знаем и много предприятий, выпускающих превосходную по своим конкурентным качествам продукцию.
Надо создать максимум возможностей для экономического роста: с одной стороны, снизить налоги, а с другой – ввести поощрительные премии, стимулирующие модернизацию, может быть, освободить от налогообложения часть прибыли, направленной на финансирование капитальных вложений производственного назначения. И на переговорах по вступлению в ВТО эти меры «обменять» на что-то еще.
– Ясные и понятные правила игры, которых все так ждут, из идеи в рабочий инструмент превращаются в Госдуме. Каким образом нижняя палата может повлиять на ускорение этого процесса?
– Я считаю, что депутаты должны предложить некоторые уточнения тех правил игры, о которых мы договорились с правительством, когда пришли в Думу. Речь идет о так называемых нулевых чтениях. Мы тогда согласились, что подавляющее большинство законопроектов будет исходить от правительства. И это правильно, потому что депутаты участвуют в нулевых чтениях, обсуждают будущие законопроекты в рабочих группах. Но на практике правительство вольно или невольно становится если не монополистом, то главным игроком на поле законодательной инициативы и оказывается вне критики, так как всегда может сказать: «Позвольте, господа, ведь депутаты участвовали в рабочих группах!». Но я хочу сказать, что роль депутата проявляется не столько в рабочей группе, сколько при обсуждении в комитетах и при голосовании – вот где центр принятия решений! Поэтому мы будем усиливать свое влияние, и уже сегодня есть ряд законопроектов, которые могут быть предложены депутатами и, кстати, поддержаны в администрации президента. Они наверняка найдут правильный отклик и в правительстве, надо только понять, что мы это делаем в общих интересах. Ведь фракция большинства в парламенте, поддерживающая реформы в стране, совсем не обязана «носить на руках» свое правительство – а именно так и было в первые дни работы Думы этого созыва. По сути дела, правительство оказалось вне критики. А депутаты имеют точку зрения иногда более объективную, потому что каждый день общаются с избирателями, с компаниями, с бизнесом. И когда депутаты видят, что говорится одно, а на самом деле происходит другое, то одна из возможностей повлиять на это – внести поправки в закон и обеспечить публичную оценку происходящих событий. Я думаю, Белый дом продемонстрирует государственный подход и поддержит стремление депутатов взять на себя законодательную инициативу в большем объеме.
– Какие законопроекты являются предметом вашего особого беспокойства?
– Самый трудный и самый важный закон сейчас – закон о защите конкуренции, который зародил оптимизм у малого и среднего бизнеса и посеял тревогу у крупных компаний, доминирующих на рынке. И вот этот клубок противоречий экономического, социального и даже психологического свойства мы должны распутать. Это непростая задача, но мы за нее беремся и надеемся, что в первом чтении законопроект будет принят в весеннюю сессию. Вторая по значимости задача – принятие технических регламентов, а их сейчас насчитывается от 400 до 600! Третья – закон о концессиях, четвертая – особые экономические зоны. Далее – оборот алкоголя, концентрирующий в себе три сверхважные проблемы: сокращение смертности от некачественной водки; увеличение бюджетных поступлений; сокращение преступности, связанной, в частности, с подпольным производством алкоголя. Важно при этом создать и конкурентные условия для российских виноделов – но только для тех, кто производит действительно натуральный продукт. Колоссальной важности закон! Затем – закон об игорном бизнесе: бизнесе, в котором отсутствуют правила игры. Предыдущий законопроект, по которому было много нареканий, мы отклонили, сейчас готовим новый. Наконец, огромное значение имеет принятие содержательного закона о поддержке малого и среднего предпринимательства, современных законов в области регулирования туристического бизнеса.
– В прошлом вы профессионально занимались спортом – футболом, не оставляете его и сейчас. Каким образом это увлечение отразилось на ваших качествах как политика?
– Я думаю, кстати, на качествах не только депутата, но и таможенника, карьеру которого я закончил на пике – в должности председателя Государственного таможенного комитета России. Это можно отнести на счет удачных совпадений, усердия и прочего, но то, что на моей судьбе отразился футбол как игра эстетичная, мужественная, командная, публичная, требующая куража, – в этом нет никаких сомнений. А если еще футбольный интеллект (умение технично обращаться с мячом и одновременно видеть все поле в сочетании с хорошей скоростью и физической подготовкой) соответствует жизненному интеллекту, то эта категория в ряду таких святых для меня понятий, как женщина, дети, книги, музыка.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024