Десять восточноевропейских стран вступают в ЕС. Москва, которая раньше повелевала этими государствами, смотрит на расширение со смешанными чувствами.
Бывший московский босс Польши, Чехии, Словакии и Венгрии, входивших в Варшавский договор, а также Литвы, Латвии и Эстонии, которые на протяжении десятилетий вообще были частью СССР, остался за порогом. Прав был Вилли Брандт, когда во время одного из своих последних визитов в Москву времен перестройки, раскинув руки, чтобы показать на огромной карте СССР расстояние между Москвой и Владивостоком, воскликнул: "И с этим вы хотите в маленький европейский дом? Ничего хорошего из этого не выйдет!"
Уже тогда, в конце 1980-х, даже у российских реформаторов были трудности с пониманием Европы. Конечно, они стремились к ней, но российский политический класс имел столь же слабое представление о механизмах голосования и контроля в процессе европейского объединения, сколько и о повседневной работе наднациональных западных органов власти. И до сих пор этот класс не проявлял никакого желания пожертвовать собственными полномочиями и геостратегическими интересами в пользу этих органов.
Расширение ЕС на Восток, хотя Европа усиленно представляет его России в последние недели как "историческую веху" и источник "безопасности и благосостояния", вряд ли в обозримом будущем сможет разрешить исторически сложившийся внутренний конфликт русских, которые ощущают свою принадлежность к Европе и одновременно чувствуют угрозу, исходящую от латинского Запада. Их двуглавый орел постоянно смотрит и на Запад, и на Восток.
Вряд ли недавно сказанные Герхарду Шредеру слова Путина, что он выступает "за единую Европу" и не будет "протестовать, если когда-нибудь в будущем Брюссель станет нашей общей столицей", были чем-то большим, чем просто вежливость. На самом деле Москва видит в Брюсселе центр другой силы, с которой пока нужно договариваться, по возможности с выгодой для себя и по крайней мере до тех пор, пока модернизация государства и экономики, к которой стремится российская элита, не заработает, позволив действовать иначе.
У российской общественности словесный поклон Путина Евросоюзу почти не вызвал интереса, так же как и приближение самого ЕС к географическим границам России – в противоположность тому, что произошло при расширении на восток НАТО.
Московские эксперты тем временем ведут теоретический спор, когда Россия достигнет критериев для вступления в ЕС, через 50 или уже через 25 лет. Опрос слушателей, проведенный на днях радиостанцией "Эхо Москвы" показал, что лишь половина считает, что усилия по сближению с Европой имеют смысл. Население об европейской интеграции не думает. С удовлетворением "Независимая газета" констатирует, что теперь, наконец, покончено с фата-морганой "общеевропейского дома" и Россия даже не намерена стучать в дверь ЕС.
Вместе с Украиной и Белоруссией Москва впредь будет контролировать 3600 км восточной границы ЕС плюс 433 км к востоку и западу от Калининграда. От отношений между Россией и расширенной до 25 стран Европой в большой степени будет зависеть, какой климат будет царить на этих границах и какие очаги напряжения возникнут на передвинутой на 600 км на восток границе между богатой и бедной Европой.
Сколько, например, в Белоруссии при поддержке Москвы сможет держаться у власти авторитарный правитель Александр Лукашенко?
В Москве вряд ли кто-то сомневается, что, как только усилия и затраты на расширение окупятся, магнетизм Европы с ее 451 млн жителей и ВНП в 11,1 трлн евро следующими притянет белорусов и украинцев. К тому же на 2007 год запланировано принятие в ЕС Болгарии и Румынии, а затем Хорватии. Потеря и без того непростого контакта с соседними славянским "братскими народами" будет означать не только конец СНГ, но и существенно повредит имиджу Путина как строителя и объединителя новой российской империи.
Тем временем российские стратеги делают ставки на высокие цены на сырье, прежде всего на нефть и газ, на впечатляющие темпы роста и надеются, что окажется прав экономист Андерс Ослунд, который предсказал, что Россия, Украина и Казахстан станут "новыми тиграми". Ослунд, который раньше консультировал правительства России, Киргизии, Польши и Украины по экономическим вопросами, считает, что экономика этих стран в принципе эффективнее, чем экономика стран ЕС.
Российские специалисты настроены более скептически. Они знают, что социально непереносимому экономическому либерализму поставлены узкие границы в условиях, когда пятая часть населения живет у черты бедности или за ней. Поэтому путинский режим давно настроился на долгие 30 лет модернизации.
В течение этого периода, с одной стороны, за ширмой демократии должны быть доступны все авторитарные инструменты для быстрой ликвидации других, менее репрессивных концепций развития страны, а также для борьбы с недовольством граждан и возможными беспорядками. С другой стороны, на волне борьбы с терроризмом гибкая и как можно менее конфликтная политика по отношению к США и ЕС должна будет обеспечивать постоянно растущий приток оттуда в Россию ноу-хау и инвестиций.
Однако специалисты говорят, что теперь привлекать прямые инвестиции станет сложнее, так как западные компании устремятся главным образом во вновь вступившие в Европу страны.
На свой второй срок Путин наметил интеграцию России в мировую экономику. К 2010 планируется удвоить ВВП, к 2007 году наполовину уменьшить бедность. В соответствие с этим он и сформировал свое новое правительство: Михаил Фрадков, многие годы занимавшийся внешней экономикой и бывший представителем при ЕС, и Сергей Лавров, который более 10 лет проработал дипломатом в США. По словам одного из кремлевских чиновников, они оба должны "вытянуть то, что для нас еще можно вытянуть, не рискуя разрывом".
Премьера этой новой экономической политики состоялась незадолго до расширения ЕС: Москва забрала назад свой хорошо разыгрываемый в течение нескольких месяцев отказ распространить соглашение о партнерстве и сотрудничестве на новых членов ЕС, поскольку из-за новых таможенных правил Россия якобы будет терять 300 млн долларов в год.
До сих пор на ЕС приходилось 35 процентов внешней торговли России, после расширения эта цифра достигнет 50 процентов. Поспешившее в Москву европейское руководство проявило готовность к компромиссу: оно обещало России льготную пошлину в размере 4 процентов на российский экспорт, повышение квот на импорт российской стали и, вообще, благожелательность к российским торговым, визовым и другим интересам.
Как и ожидалось, руководство ЕС почти не задавало неприятных вопросов: лишь несколько слов о нарушении прав человека в Чечне и ничего о смысле и цели содержания под стражей вот уже шесть месяцев Михаила Ходорковского. Ни слова о росте националистической ксенофобии, о все более призрачном разделении властей, о бюрократическо-криминальной коррупции. Ни слова о проблемах реформы энергетики, банковской сферы, армии и спецслужб, пенсий и социального страхования. И естественно, ни звука о прогрессирующем контроле над СМИ и затыкании им рта. По рейтингу американской организации Freedom House, российская "управляемая свобода слова" находится на 148 месте в мире, всего в 55 шагах от Северной Кореи.
В некотором роде это был разговор с негласным компаньоном клуба. А с ним не говорят о "соре в избе".
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024