Высший государственный пост в Германии заняла Ангела Меркель. Впервые в истории страны канцлером стала женщина. Герхард Шредер, который провел жесткие и успешные переговоры по созданию большой коалиции ХДС/ХСС - Социал-демократы, как ожидается, по примеру Гельмута Коля, может уйти из политики. "Большая коалиция" обладает теперь в Бундестаге конституционным большинством в 448 мест. Германия будет меняться. Ситуацию комментирует председатель комитета Совета Федерации по международным делам Михаил Маргелов. Он в гостях программы "Вести. Подробности".
- Михаил Витальевич, в своем первом интервью в качестве канцлера Ангела Меркель заявила, что внешнеполитическим приоритетом для Германии будут США. Что это означает для России и для наших больших проектов, о которых мы договорились с Германией в последнее время?
- На последнем саммите Россия - Евросоюз, который только-только прошел в Лондоне, который, на мой взгляд, пожалуй, самый успешный из последних саммитов, где была подтверждена правильность строительства Северо-Европейского газопровода - а именно этот экономический проект вызвал так много споров, – говорили о некоей новой российско-германской унии. Так вот, этот саммит показал, что стабильность в отношениях России со всеми европейскими столицами важна и для нас, важна и для этих столиц. Естественно, она важна и для Берлина, важна и для Ангелы Меркель. Она сделала ряд реверансов в сторону Польши, она сделала немало реверансов в сторону США. Но российское направление политики и российское направление германского внешнеэкономического сотрудничества для нее будет по-прежнему одним из приоритетных.
- То есть изменить эти отношения – фактически выше ее сил, правильно?
- Шредер ушел, чтобы остаться. Ведь составом коалиционного правительства Шредер обеспечил преемственность своего курса. Это "красно-черная", как ее уже сейчас назвали, коалиция. Она, с одной стороны, может проводить некие либеральные реформы, но, с другой стороны, обеспечивает и столь важную для Германии сильную социальную политику. То есть, по сути дела, правительство будет по-прежнему, скорее, социал-демократическим. А то, что министр иностранных дел - человек Шредера, что министр…
- И вице-канцлер?
- Да. То есть эти ключевые посты - за людьми Шредера. Поэтому уход Шредера, на самом деле великого европейского политика, - это ни коем образом не уход в никуда.
- Когда Вы говорите о правительстве, то я хотел бы сослаться на мнения российских аналитиков, которые достаточно скептически настроены по поводу его дееспособности. Вячеслав Никонов: "Формирование коалиционного правительства во главе с Меркель означает то, что это будет довольно недееспособное правительство. Германия лишь однажды имела опыт широкой коалиции в правительстве 1966-68 годов. И тогда это был не самый положительный пример его деятельности". Тем не менее, сама Ангела Меркель смотрит на дело достаточно оптимистично. Говорит, что будет сотрудничать с профсоюзами, которые поддерживали во время избирательной гонки именно Шредера. Говорит, что будет уменьшать безработицу, выделять ассигнования на науку и так далее. Так будет ли работоспособным это правительство бывших врагов?
- Немцы - вообще народ дисциплинированный. И понятие вражды в германской политической культуре отсутствует как таковое. Я думаю, что правительство имеет шанс стать дееспособным. Тем более что это правительство, которое живет не оторванно от других стран Европы. Напомню, Германия - один из ключевых игроков в Евросоюзе. И хочет или не хочет, но Германия, помимо доказательства своей, если хотите, политической дееспособности своему населению, должна будет доказывать эту самую свою дееспособность и Брюсселю, и своим партнерам по Европейскому союзу.
- Михаил Витальевич, вот Вы заговорили о политической культуре, и действительно, есть чему поучиться на примере доброй старой Европы и этого образцово-показательного эксперимента, образцово-показательной передачи власти в Германии. Все было тихо, спокойно, результативно, без лишней спешки, и, конечно же, без революции. Если с Запада сюда, к нам, в наши регионы отправляют посылки с революциями, то сами европейцы, в общем, предпочитают этими технологиями не пользоваться. Им они не нужны. Почему так?
- Они и нам не нужны, эти самые всякие революции. У нас страна революций нахлебалась.
- Но они не нужны были Киргизии, они не нужны были Украине, но так или иначе практика такая существует.
- И да, и нет. Потому что посмотрите, ведь в той же самой Киргизии, если бы ситуация не вызрела внутри, если бы в Киргизии шли процессы модернизации так, как они шли практически во всех европейских странах постсоветского пространства, наверное, и там смена власти прошла бы более мягко, чем она там прошла. Украина - случай, наверное, особый. Здесь многое было сказано, многое будет еще сказано. Мне кажется, что ситуация там была и сейчас стала значительно сложнее, чем она представлялась тогда - в каких-то красно-оранжевых или черно-белых тонах. Уж не знаю, как и определять. По крайней мере, уж точно эти цвета, наверное, скорее всего, желто-голубые. С этим никто не будет спорить. Но то, что Европа устала от потрясений, очевидно. Но Россия - точно такая же Европа, мы - часть Европы. И европейский выбор для нас абсолютно очевиден. И мы устали от потрясений. Собственно, это мы понимаем для себя. Очень было бы неплохо, чтобы это понимали и наши партнеры на Западе.
- Вот Польша, там тоже выборы, и уже президентские. В результате первого тура, который состоялся в воскресенье, никто не набрал более 50% голосов. Второй тур назначен на 23 октября. Но уже ясно, что в любом случае президент будет правым либо ультраправым. Что это означает для наших отношений с Польшей, которые и без того не самые радужные? Ведь у обоих кандидатов, ну, не самые "сладкие" представления о России и о контактах с нами.
- Для наших отношений с Польшей - ничего. Вопрос, что это будет значить для отношений Польши с нами. У меня складывается порой впечатление, что в целом российская политическая элита более благожелательно настроена к польской, нежели они к нам. Понимаете, для польской политической элиты ведь по-прежнему осталась нерешенной очень важная историческая задача - отказаться от этого наследия, ментального наследия времен "польшесанационного" кордона, то есть 20-30-х годов. От этой психологии, которой страдают во многом и польские политики, и политики стран Балтии.
- Пожалуйста, поясните Ваш термин.
- Это термин исторический. То есть те самые страны, которые как бы и не страны были, да, это страны Балтии, Польша, Румыния - в какой-то степени страны санационного кордона, выстроенного Лигой Наций против России, против той России. Вот Россия не та. Мы не второе издание Советского Союза, мы - другая страна. И если это понимаем мы и понимают в так называемой "старой Европе", наверное, это пора понимать и "новой Европе". И если польские руководители поймут это для себя, сделают эти выводы и сделают "работу над ошибками" из совсем недавнего прошлого наших взаимоотношений, тогда у них все получится.
- Вам не кажется, что Вы уже сейчас высказываетесь достаточно обидно для Польши? И поляки могут найти подтверждение своим опасениям в отношении России буквально исходя из Ваших слов?
- Я не считаю, что я говорю что-то обидное. Я говорю, к сожалению, вещи очевидные, для нас грустно очевидные. Потому что ведь мы, посмотрите, даже на примере всех дебатов вокруг Калининграда, вокруг калининградского транзита, мы постоянно делали шаги навстречу Польше. Мы очень долго вели разговоры вокруг экономического сотрудничества. Однако напарывались на то, что то там, то здесь российские компании получали проблемы. И когда мы начали прокладывать газопровод из России в Германию напрямую, то нам стали громко говорить: ребята, что вы делаете!
- Михаил Витальевич, Вы член бюро Парламентской ассамблеи Совета Европы, даже глава фракции европейских демократов, с мая будущего года в Комитете министров Совета Европы Россия будет председательствовать. Как мы готовимся к этому? И нужна ли эта подготовка?
- Для нас вообще это очень важный будет год - 2006-й. Россия председательствует в Комитете министров Совета Европы. Россия председательствует в "большой восьмерке", в СНГ. Для нас, действительно, это очень-очень важный год. Что касается нашего председательства в Комитете министров Совета Европы, то, наверное, главное, что мы должны сделать, готовясь к этому председательству, - это посмотреть, что из тех обязательств, которые мы брали на себя, или, как говорят в Страсбурге, мы брали перед своим народом, вступая в Совет Европы, нам надо выполнить.
- Вы имеете в виду..?
- Первое, что нам надо сделать, я думаю, - нам надо отменить смертную казнь. Ратифицировать тот самый 6-й протокол, вокруг которого так много было сломано копий.
- То есть уже этой зимой?
- Нам, я считаю, это необходимо сделать до январской сессии ПАСЕ, до конца января будущего года. Потому что это главное, с чем мы должны вступить в наше председательство. Мы должны сказать, что Россия выполнила основное взятое на себя обязательство.
- Готовы ли Вы воспользоваться столетием Государственной думы и столетием российского парламентаризма, которое будет отмечаться 17 октября, и вспомнить опыт первой Думы, которая приняла единственный закон, запретив смертную казнь в России? Может быть, это может стать поводом?
- Это может стать бесспорным поводом. Но этот повод ведь базировался на очень прочной исторической основе. Лет этак за 700 до известного решения Госдумы 1906 года в "Псковской правде" - основополагающем документе, по которому жила одна из старейших республик на территории России, - смертная казнь уже была юридически отменена. Поэтому, как говорится в одном из лозунгов, который совершенно справедливо выдвигает "Единая Россия": "Мы не переписываем историю, мы продолжаем". Вот нам ее надо продолжить сейчас.
- Спасибо большое. Это был председатель комитета Совета Федерации по международным делам Михаил Маргелов, который считает, что Россия буквально в срочном порядке, до января будущего года должна выполнить свое обязательство перед Советом Европы и отменить смертную казнь.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024