«Фальшак и глупость»: архитектуровед Григорий Ревзин выступил в Калининграде

20 апреля в Калининграде в Кафедральном соборе состоялась публичная дискуссия «Контрастный Калининград», в которой приняли участие партнёр КБ «Стрелка», архитектурный критик Григорий Ревзин, советник губернатора Вячеслав Генне, а также журналисты, архитекторы и прочие калининградцы, решившие посвятить вечер пятницы обсуждению прошлого, будущего и настоящего современного города. В своём выступлении Ревзин рассказал о том, когда работает историзм в архитектуре, в чём, по его мнению, настоящая проблема российских городов и как Дом Советов в Калининграде связан с российской идентичностью. «Недвижимость Нового Калининграда» приводит самые яркие цитаты.

О не очень российском городе и архитектуре аттракциона

Последний раз был в Калининграде довольно давно, и с одной стороны город выглядит лучше, с другой стороны, основная проблематика осталась та же самая. Если ставить Калининград в ряд других российских городов, то это совершенно исключительный город, с точки зрения качества среды он великолепен — масса памятников, зелёные пространства, прекрасные улицы. Да, он совершенно великолепный, но он не очень российский город. И вообще он должен рассматриваться в ряду прибалтийских городов, которые выходят на Балтику и называются ганзейскими, то есть польские, немецкие города. Если мы сравниваем Калининград в этом ряду, не в российском, а в балтийском, то, конечно, Калининград сильно проигрывает, он довольно архаичен. Даже не в смысле своей бедности, а в силу того, что какие-то изменения, которые везде уже произошли, их в Калининграде ещё нет. 

Прежде всего это касается ватерфронта. Вот во всех этих городах то, что выходило к воде, в 20-30-е годы превратилось в промзоны, и начиная с 70-х годов все они [промзоны] трансформировались. Для Калининграда это большое преимущество, что у вас есть такая зона, это особая среда, она особо ставит вопрос о памятниках промышленной архитектуры и о памятниках XX века. Вот как раз эта промышленная готика часто становится новым центром города.

Калининград эту работу начал, мы сегодня смотрели набережную с Музеем флота (Музеем Мирового океана — прим. «Нового Калининграда), но, честно сказать, есть некоторые проблемы. Тут есть такая история… понятно, что это великий город — Кант, соборы, город разбомбленный. Вот он всё время хочет совершить что-то совершенно несусветное, невероятное. Собственно ваш Дворец Советов (Ревзин говорит о Доме Советов — прим. «Нового Калининграда») — это один из наиболее ярких показателей. Вообще это потрясающее здание, но город его просто не вытянул. Он слишком большой, вам не нужен был такой, но вот — сделали. 

То же самое на этой набережной, когда я сегодня увидел эту сферу (корпус «Планета океан» Музея Мирового океана — прим. «Нового Калининграда»), я как-то даже растерялся. Это очень дорогой объект, не факт, что вы его когда-нибудь построите. Дай вам Бог! Но, в принципе, лучше бы расчистили еще километр набережной, чем делать такой аттракцион. То есть ещё пока годы в сторону архитектуры аттракциона. На самом деле город лучше трансформируется с помощью реновации территорий. И то, что он пока не пошёл в сторону набережных, это довольно архаично.

О воссоздании исторической застройки

Идея нового историзма — это то, что возникло в конце 70-х годов в рамках постмодернистской идеологии. Мы можем посмотреть на мировой опыт в этой области — что получилось, что не получилось, что не получается. Вообще-то получилось мало у кого и так, чтобы это хорошо выглядело. Это касается, конечно, и финансовых характеристик, и функциональных. Потому что работа в исторической морфологии прежде всего приводит к тому, что вы строите здание, которое не вполне функционально. В Москве, на мой взгляд, это не получилось совсем.

В Калининграде в своё время была идея — что лучше, Дом Советов или Королевский замок. Казалось бы, Королевский замок — картинка, Дом Советов — реальность. И кажется, что этот замок сейчас прямо с картинки возникнет. И что будет лучше? Непонятно, что сравнивать — картинку с реальностью или реальность с картинкой.

Есть страны, где получается, я могу назвать одну — это Израиль, Иерусалим, где был восстановлен еврейский квартал. Его начали восстанавливать в середине 70-х. Меня он в свое время поразил, потому что я когда в первый раз там оказался, считал, что я иду по городу XVIII–XIX века. И только когда я зашел в музей, увидел фотографии, как это выглядело после войны, то это был Сталинград. Там были только руины. И они сделали потрясающий исторический город.

Две вещи нужны для того, чтобы качественно что-то восстановить. Первое — это ощущение местным населением непосредственной связи с тем, что было утрачено. Понятно, что такое еврейский квартал для евреев в Иерусалиме. Это дикая политическая задача: они воевали, они показывают всему миру, что они всегда здесь были. Это такой уровень запредельной мотивации до фанатизма. Если у вас этого нет, то нет. Не знаю, до какой степени способно нынешнее население Калининграда отождествлять себя с теми, кто здесь жил в 30-х годах или в XIX веке. Мне кажется, различия некоторые есть

Второе, это должно быть дико туристически востребовано. Что такое еврейский квартал в Иерусалиме? Туда сначала поселили таких показательных евреев — интеллектуалов, художников, чтобы приходили иностранцы смотрели. Там сейчас больше нет ни одного интеллектуала, ни одного художника, всё сегодня продано, всё прекрасно, одни миллиардеры. То есть это строили, с одной стороны, как доказательство, внутреннее и человеческое, что мы здесь всегда были, а с другой стороны — и как объект для туристов. Понятно, какое количество туристов идет сегодня через Иерусалим. Это поток порядка 40 млн в год.

И потому все ваши довольно странные идеи по строительству сараев XVIII века, в которых непонятно кто живёт… <…> Если у вас этих двух условий, прямо противоположных — с одной стороны, это невероятный патриотизм, а второе, это гигантский туристический поток — нет, как их нет в Москве, в Турции, в Китае, то у вас получается фальшак и глупость.

О ценности архитектурного стиля

Известно, что у современной архитектуры есть такая беда, что отдельные здания современной архитектуры могут быть не очень красивы. Я, например, считаю, что Дом Советов ваш прекрасен. Вообще есть масса прекрасных модернистских зданий. Бывают города, правда, очень редко, которые имеют качественную модернистскую застройку, именно городскую ткань. Мне придётся опять вернуться в Израиль и напомнить про «Белый город» Тель-Авива. Это архитекторы баухауса, которые были высланы, бежали из Германии и создали этот модернистский стиль.

Вообще сама постановка вопроса, в каком стиле сделан дом и надо ли за это бороться, мне немного кажется архаичной. На сегодняшний день идентичность города определяется не стилем, а событийным рядом, тем, чем наполнен город. Что такое интересное место? Вот Пролетарская улица, какой там стиль? Модернизм, пятиэтажки хрущевского вида. Это вообще кому интересно? Кто на это внимание обращает, в каком это стиле? А то, что это городской центр, что там интересно пройти, посмотреть — это же не стиль.

Вся идеология «Стрелки», в том числе идеология урбанистов, заключается в том, что город — это пространство плюс люди. То, как вы умеете создать людям интересную повестку дня в каком-то месте — это гораздо интереснее, чем в каком стиле сделан фасад. Это вообще не вопрос.

И последнее. Если речь идёт о частном доме и владелец частного дома почему-то решил, что он турецкий паша или английский лорд, и в таком стиле украсил свой дом, то, хотя это очень странно, но в конце концов это его дело.

О российской идентичности в типовой квартире

Наша архитектурно-строительная отрасль распадается на два очень разных пути. В СССР было два пути, как вообще можно что-нибудь сделать. Один — это изготовление уникального. Например, атомной бомбы или спутника. Архитектура, начиная с хрущевского времени, пошла по пути массового продукта.

Вопрос в том, где искать идентичность — в создании уникального или в создании массового? Если говорить об уникальном, я не вижу, чтобы мы создали какую-то идентичность. Мои друзья-архитекторы последние 20 лет что-то копировали, пытались воссоздать западные идеалы современные. У них получалось, но когда я водил своих знакомых западных критиков и архитектуроведов по этим объектам в Москве и показывал, они не понимали, что я показываю. Четвертая рука, которая делает тот же приём. При чем здесь идентичность?

А в массовой архитектуре у нас большая идентичность. 70% застройки российских городов создано в послевоенное время. И у нас 74% населения живет в городах. Это означает, что у нас каждый второй человек живет в типовой квартире в индустриальном доме. Вот когда мы начинаем говорить, в чем идентичность американцев — это коттеджи, англичан — таунхаусы. Что такое русский национальный тип жилья? Это типовая квартира в типовом доме.

Это очень высокая идентичность. Когда мы сегодня разрабатываем благоустройство для разных городов, мы очень хорошо понимаем, как делать исторические центры, потому что так сделана Барселона, так сделан Лондон, так сделан Нью-Йорк. Конечно, там есть над чем работать, но не то чтобы нужно изобретать что-то — посмотреть, как люди делают, и сделать примерно тоже. Мы начинаем думать, что сделать со спальными районами, которые 95% территории, например, Москвы. Ну, в Калининграде другая ситуация, у вас практически все микрорайоны сделаны в квартальной застройке. Но тоже есть, на той же набережной смотришь — стоят эти типовые индустриальные дома. Что с этой территорией делать? Она не соответствует качеству этой набережной, она гораздо хуже. И что теперь? То есть здесь некуда смотреть. Можно посмотреть на Восточную Европу, на Чехословакию, Германию, но в принципе сказать, что где-то решена эта проблема, нельзя, она нигде не решена. И это как раз создаёт потрясающие профессиональные вызовы.

У нас есть очень сильный образ советского массового жилья, мы понимаем что такое постсоветское жилье бизнес-класса, но не понимаем что такое массовое постсоветское жилье. Это живой вопрос, интересный, профессиональный. И когда мы говорим про Дом Советов — это вещь, находящаяся в мировых трендах. Дико модная вещь на тот момент, когда она проектировалась. Но с другой стороны, своей стилистикой, своей выразительностью она связана прежде всего с типовой квартирой.

Так что эта идентичность есть, просто мы её не очень любим. Мы бы хотели немножко историзма какого-нибудь, ещё что-то. Нам не нравится наша идентичность, нам бы хотелось какую-нибудь другую. Но это очень большая страна, в ней живёт много людей, поэтому сделать какую-то другую идентичность быстро… бесполезно.

О дворах и идиотских социальных приспособлениях

Наиболее комфортные дворовые территории мы знаем — это доходные дома XIX века, роскошные, буржуазные. Там потрясающая комфортная среда, обычно она парковая. Когда у нас возникает дворовая территория в массовой типовой застройке? В Калининграде вообще мало микрорайонной застройки, у вас есть дороги, которые не связаны с домами, места, и на них стоят дома. В этом случае у вас нет никакого двора.

На сегодняшний день в массовой застройке у нас для дворов не остаётся места. При этом социально мы предполагаем, что-то должно оставаться. И единственное, где мы сегодня это допустили — это дети, потому что нам детские психологи и опыт мам рассказали, что дети не живут в городе, они живут во дворе. Поэтому единственной формой на сегодняшний день жизни во дворе являются детские площадки и парковки. Такое пространство гармоничным не может быть ни при каких обстоятельствах. Это всё равно, как вместе соединить мясокомбинат и ювелирную фабрику. Они плохо работают, они плохие соседи.

Мало того, есть довольно большие классы людей, которым вообще-то площадки нужны, но мы не признаём, что это так. Например, пенсионеры. Хорошо, если это мужчины, у них есть гаражи. Но если у него нет гаража, то он сидит на той же детской площадке. Так же, как на детской площадке сидит и молодёжь, которая ещё не пошла на работу, поэтому в этом состоянии зафиксированного детства она должна проводить всё своё время до половозрелого возраста. Тоже это, скажем прямо, довольно идиотское социальное приспособление.

У нас сегодня партия «Единая Россия» приняла заботу о дворах в качестве одного из главных направлений благоустройства по всей стране. И это, в общем, понятная логика, потому что это очень неблагоустроенно всё выглядит. «Стрелка» как раз занимается тем, чтобы усилия в этом направлении были немного более осмысленными. Пока это всё ведёт к тому, что регионы стали снабжать детские горки и качели бесплатной раздачей Wi-Fi. При том что граждане от 3 до 5 лет очень мало пользуются вайфаем. Но мы же их совершенствуем, там должно происходить что-то хорошее. Ну вот мы это делаем. В принципе, всё, что я пытался сказать, это то, что двор как категория городского развития, должен быть перепридуман. У него должна быть какая-то другая задача.

О неприятных людях и священных камнях

Главная проблема наших городов, с моей личной точки зрения, в том, что люди друг друга не любят. Не то что здания плохие, а то, что люди друг друга не любят. Я говорил, что самое интересное — это создавать место, где людям интересно и хорошо. Вот тот же Калининград — это город огромных пустырей, которые остались после бомбёжек, в том числе и в историческом центре. Каждый раз, когда я раньше приезжал, возникал вопрос — что делать, чем это застроить и так далее. Вообще-то город на 90–93% состоит из жилья. Всё остальное — это общественные функции, места приложения труда и так далее. И вообще когда человек где-то живет — это очень хорошо. Когда ты видишь, что есть место и на нём живет человек — это прекрасно, этому надо радоваться. Поэтому в принципе совершенно понятная вещь: во всех этих местах надо строить жилье. Очень все просто.

Но, представьте себе, мы сидим, и вдруг кто-нибудь скажет здесь [в историческом центре Калининграда] строить жилье. «Да вы с ума сошли? Здесь же невероятная концентрация истории, здесь же каждый камень несёт в себе восемь веков памяти, да здесь Кант похоронен! А вы сюда богатеньких поселите?! С ума сошли? Это надругательство, это кощунство!»

В результате получается, что люди — они что-то очень неприятное, тараканы, крысы. А есть священные камни, а есть священная природа. Конечно, любой парк лучше, чем жилье. Давайте везде оставим парки: «Не дай Бог, понаедут, неизвестно откуда взялись и заселят тут! Сволочи».

Это особая атмосфера российского города, которая, на мой взгляд, тоже является частью нашей идентичности. Надеюсь, что она будет со временем преодолена. Но пока мы далеки от этого.

О туристическом потенциале

Я плохо знаю структуру городской экономики Калининграда. Могу сказать, что туризм — довольно сложная индустрия, которая требует не столько памятников, сколько логистики — гостиниц, пунктов общественного питания. Сначала эта структура, потом уже могут возникать вопросы собственно туризма.

Турист обычно едет туда, куда он ездил раньше. Например, в Москве иностранных туристов в год около 1 млн человек на 10 млн населения, а в Париже на 6–7 млн населения — 35 млн человек туристов, а в Венеции на 40 тыс. населения — порядка 25 млн человек. И они ездят, ездят и ездят, потому что все предыдущие поколения раскручивали, раскручивали и раскручивали.

Про Венецию столько написано, как и про Париж, сколько, честно сказать, если всех пишущих людей Калининграда напрячь, чтобы они писали гениальные тексты про Калининград, на одно поколение на хватит. Поэтому нагнать сюда поток стоит очень больших усилий и очень больших денег. Дальше вопрос — если городские власти и впрямь поставили перед собой такую цель, я не знаю даже, каким образом этот поток создать и какие планы. Но это отрасль, и, как любая отрасль, она имеет технологии, надо начинать их применять. Надо только сначала посчитать всё и иметь хоть какие-то перспективы, чтобы окупаться. Либо у вас есть естественная ниша туризма — деловой туризм, научный туризм, краевой туризм. Вам еще нужно каким-то образом понять, будет ли с вами сильно конкурировать Прибалтика и оттягивать у вас туристов, связанных с морем. В общем, дальше это всё считается.

О рынках против торговых центров

Рынок — это фантастическое городское достояние и такой сложно настраиваемый инструмент. Просто так он не складывается. Если у вас в городе получился, если у вас есть как в Барселоне, как в Нью-Йорке, как в Париже, то это такое достояние, которым просто все дышат, что вот у нас есть этот рынок, где можно поесть свежих осьминогов, свежей редиски, не важно. Это действительно городская ценность очень большая. Это первое.

Второе — у рынка потрясающая природа. В том числе, если вы посмотрите на торговый центр, то у него есть такое свойство: он убивает все бизнесы, которые вокруг него в этом районе. После того, как у нас здесь сел торговый центр, на километр вдоль соседней улицы не останется ничего. Разорятся все парикмахерские и так далее. Как только у вас там возникнет рынок, наоборот, на километр вокруг будут лавки, которые почему-то сбежали с рынка. Это такая сложная природа. Тем не менее рынок является катализатором района, а торговый центр — уничтожителем.

Относительно вашего рынка. Во многих городах есть так называемые торговые ряды. Везде в девяностые годы эти торговые ряды по периметру оказывались обстроены. Киоски, которые постепенно обретали статус стационарных, реорганизовались, после чего эти ряды начинали дохнуть и портиться, разваливаться. Они закрывались все сайдингом и рекламой. Потому что не понимали, что это городской центр, который надо ценить. Это типовая ситуация. Не надо думать, что вы здесь попали в исключительную ситуацию.

Текст — Татьяна Зиберова, фото — Виталий Невар, Алексей Милованов