28 января в рамках традиционной зимней сессии фестиваля «Калининград Сити Джаз» в ресторане «Литтл Будда — Калининград» состоялся концерт Сергея Манукяна с программой «Друзья играют джаз». Денис Туголуков побеседовал с джазменом об авторитетах, языческих обрядах и мудрости, а также выяснил отношения между музыкантом и музыкой. Разговор начался с тем второстепенных: поговорили о дружбе, о Прибалтике и Европе, советском прошлом и калининградском настоящем (о погоде, к счастью, не вспоминали), и наконец, перешли к главному.
- Сергей, как я понимаю, вы практически везде ощущаете себя одинаково?
- Абсолютно. Люди ведь ничем друг от друга не отличаются, как я выяснил, когда сам уже много поездил. Единственное, что мне очень нравится в европейских странах – это наличие закона и порядка.
- Ну а как насчет особого отношения к Соединенным Штатам, например? Нет ли у сложившегося джазмена желания посетить Нью-Йорк как некую Мекку джаза?
- Я в Нью-Йорке жил год, чего мне там ощущать… Когда впервые ехал туда, ощущал, что просто еду в Америку. Не думал, что это какая-то джазовая Мекка. Я там выступал на Нью-Йоркском джазовом фестивале, выступил успешно, хорошо… Я как-то всегда был уверен, что если я музыкант и замахнулся на музыку не своей страны, культуру не моего народа, если я ее люблю, то я как могу, так ее и играю. И вот я приехал туда: как мог, так и играл. И все было прекрасно, я не ощущал никакого давления.
В этом смысле (в хорошем смысле) для меня нет авторитетов. Не могу представить, чтобы, скажем, пришел Хэрби Хэнкок, а я бы сказал: «Нет, я играть не буду, что-то я это…» Я буду играть. Пришел человек – и хорошо.
У меня было так, что в клуб, где я играл пришел замечательный музыкант Нильс Петерсон – басист, который долго играл с Оскаром Питерсоном, в общем, звезда мирового класса. Он пришел, как мне сказали, вещи собрать. И вот он простоял все первое отделение, остался на второе, послушал, потом подошел, мы поговорили. Он спрашивает: «Сергей, а вы что, тут живете?» «Да», - говорю. - «А я почему-то подумал, что не тут!»
Не могу сказать, что американская музыка – обыкновенная. На самом деле в американском джазе всегда происходило и происходит. Но у американцев есть один минус – они все стараются коммерциализировать, и в результате этого музыка уходит. Музыка этого очень боится.
- Но ведь джаз сегодня – непопулярная музыка, как его можно коммерциализировать?
- Можно. Они пытаются как-то все привести к прибыли. Никто не против денег, но с музыкой в этом плане сложно договориться. Можно договориться с продюсером, с менеджером, даже с публикой. Но с музыкой договориться нереально. И потому музыки, к сожалению, все меньше и меньше.
- Если в американском джазе творчество уходит на второй план, уступая место деньгам, не должен ли джаз европейский перехватить инициативу и стать неким «двигателем прогресса»?
- Дело в том, что европейский джаз зависит от афроамериканского. А это в первую очередь ритм. Потому что все остальное в джазе – европейское. Мелодика, гармония – все европейское. От негритянской музыки только ритм. Но этот ритм – завораживающий. Никакой европеец со своей культурой такого ритма дать не может. Потому в этом смысле американцы быка за рога взяли очень успешно. И вот это – то, без чего американская музыка была бы жутко скучной.
Но европейцы могут предложить нечто иное. Они могут предложить импровизационность, то есть фантазию, но совсем не зависящую от афроритма. На самом деле африканские ритмы – довольно животные. Это такая языческая культура, которую высокодуховной никак не назовешь, несмотря на все мое уважение к барабанам – я ведь сам барабанщик. Большинство из языческих обрядов, связанных с ритмами – довольно сексуальны. Это животная культура, но очень действенная, по-своему очень чувствительная.
За европейцами в любом случае должно быть слово, если только они не будут так подобострастно относиться к американскому джазу.
- Хорошо, давайте возьмем для примера фри-джаз. Ритм как таковой там часто не то, чтобы отсутствует, но уходит порой очень далеко. Но ведь фри-джаз тоже родился в Америке…
- Я бы так не сказал. Американцы – не такие высоко витающие в облаках люди. Конечно , там были тенденции, когда людям уже все надоело, они начали играть фри-джаз. Фри-джаз и в Европе развивался очень серьезно. Но на нем все равно далеко не уедешь. Человек все же нуждается в формах. Мы же не можем построить бесформенное здание или сделать бесформенную фри-машину. Фри-джаз на мой взгляд – некое созерцание, он не созидательный.
- Вы сказали, что для вас нет авторитетов, перед которыми вы бы спасовали играть. Но наверняка есть любимые музыканты…
- Кончено, и их немало: и Хэрби Хэнкок, и Чик Кориа, и Джошуа Редман , и Марк Джонсон. Все люди, которые умеют играть, достойны уважения.
- Есть точка зрения, что музыкальные вкусы человека определяются в 15-летнем – 17-летнем возрасте и с тех пор претерпевают незначительные изменения. Сможете вспомнить, каких музыкантов слушали в столь юном возрасте?
- Разных. Палитра была очень разнообразной: я слушал «Битлз» и одновременно «Чикаго», а в другое время Каунта Бэйси или трио Оскаро Питерсона с Эллой Фитцджеральд – музыка была совершенно разная, и предпочтений не было.
- Вы впервые услышали джаз по радио…
- Да, на меня это очень сильное впечатление произвело…
- А что это было?
- Не знаю, что это было. Я в том возрасте даже не мог предполагать, и потом в Советском Союзе по радио никогда не говорили, что играет. «Звучала музыка» - очень лаконичный текст такой был. А оркестр играл просто супер!
- И когда вы осознали, что вам нравится джаз? Вообще, это банальный вопрос, но как вы пришли к этой музыке, имея столь разнообразные музыкальные пристрастия?
- К джазу я пришел по той простой причине, что очень люблю фантазировать, придумывать. А в рок-музыке, например, сильно много не напридумываешь, в популярной - тоже. Можно придумывать в своей собственной музыке, когда ты – композитор. Вот тогда ты можешь разгуляться и выдумать что угодно. А если ты исполнитель, лучше уж джаз играть. Все остальное очень скучно. Джаз от любой другой музыки отличается тем, что это музыка сиюминутного композиторства.
- Вы сами смогли бы охарактеризовать свое творчество каким-нибудь одним словом, ограничить его одним музыкальным направлением?
- Может быть, я отвечу до банальности просто, но у меня направление – музыка. Если бы я шутил по-английски, я бы сказал: «Jazz, rock and everything between». Если говорить по-русски, то я играю музыку, которая мне нравится, и это – музыка Сергея Манукяна.
- Возникают ли у вас периоды, когда музыку играть не хочется?
- Я стараюсь жить в жизни, а не около нее. Вот сейчас главное действие, которое происходит в моей жизни – разговор с вами. И если я так не буду жить, я никогда не буду играть. Когда я играю, - я играю, когда я с внуком – я с внуком, когда я с друзьями – я с друзьями. Вот так и живу. Я вижу, мой ответ вас разочаровал, а что вы хотели услышать?
- Ну, например: «Да, бывают моменты, когда хочется отвлечься, забыть о музыке на месяц, на год…»
- Нет, такого у меня не бывает. Это нереально. Если человек захотел забыть о музыке на месяц, музыка его уже забыла. Мой преподаватель так говорил: «Если вы задумали бросить музыку, то знайте, что музыка вас уже бросила.»
- Все мудреют с годами, и с возрастом все меняется. Можете оценить, как поменялось ваше творчество?
- Ну, с приходом мудрости, если конечно человек развивается…
- Кстати, когда приходит мудрость, как человек опытный, подскажите…
- Мудрость приходит тогда, когда понимаешь, что не надо делать. Потому что умный человек знает, что надо делать, а мудрый – что не надо. Но дело в том, что в музыке то, что не надо делать, присутствует, но с возрастом приходит нечто другое: ты понимаешь, что это надо сделать, даже если ошибешься.
Текст - Денис Туголуков, фото - Артем Сташкевич.
© 2003-2023