Калининградский областной драматический театр закрылся для зрителей 18 марта, когда в регионе запретили все массовые мероприятия. Репетиции спектаклей перенесли в онлайн, а потом и вовсе отменили — стало понятно, что пандемия не даст завершить сезон. За несколько месяцев театр не заработал ни рубля и, судя по всему, не сможет заработать ещё долго. «Новый Калининград» поговорил с художественным руководителем драмы Михаилом Андреевым о том, как театр решил обратиться к зрителям за денежной помощью, почему региональные власти назвали этот шаг «модным трендом» и почему просто уйти в отпуск и переждать не получится.
— На прошлой неделе театр объявил благотворительный сбор, но, по словам министра по культуре и туризму Андрея Ермака, коллектив обеспечен зарплатами, только что театру перевели 15 миллионов рублей, а обращение за денежной помощью к зрителям — это просто «модный тренд». Где правда?
— Да у всех правда есть. Только я бы уточнил, что 15 миллионов — это текущее финансирование на квартал, а не материальная помощь. Министерство досрочно перечислило его нам. Конечно, это помогло, но это не дополнительные деньги, а только то, что заложено в государственном задании. 1 миллион 200 тысяч из них мы отдадим на квартальные налоги. Уже сейчас мы не смогли оплатить сотрудникам надбавки, осталась только минимальная заработная плата — от 4 до 15 тысяч 500 рублей. Я был безумно счастлив, что за 11 лет (Михаил Андреев руководит Драмтеатром с 2010 года — прим. «Нового Калининграда») мы пришли к тому, что средняя зарплата актёров поднялась с 7 тысяч рублей до 35, но сейчас она превратилась в 12-15. Если человек снимает квартиру, обеспечивает семью с детьми, хватит ему на жизнь этих денег?
Я вам скажу так: получающих роскошную денежную плату в театре нет, но и бездельников тем более. Этот сезон и для нас, и для калининградского зрителя был, с одной стороны, очень ярким, безумно насыщенным, а с другой стороны — поломанным. Он вызывает очень сложные человеческие и деловые реакции. И, конечно, мы делим его на то, что было до и что стало после. Мы выпустили восемь премьер и планировали ещё три: «Любить не прикажешь», «Машенька и Медведь», «Королевская свадьба», «Что подсмотрел дворецкий», «Бульвар заходящего солнца», «В поисках Изумрудного города» — в отличие от новогоднего чёса, это всё-таки был спектакль, который останется в репертуаре как добротная музыкальная постановка. Мы очень хотели, чтобы у нас был Гофман, и он появился — совершенно нестандартный спектакль «Тайна парижских бриллиантов». Режиссёр Регина Саттарова поставила на малой сцене спектакль об австрийском художнике Оскаре Кокошка и его любви. Только что мы выпустили спектакль «Игра» по мотивам пьесы «Дорогая Елена Сергеевна» Людмилы Разумовской, даже не успели показать его зрителям. На май готовились премьеры по «Вилле „Эдит“» и «Когда голуби улетели».
Сезон мы открывали театральным фестивалем «Башня», который собрал огромную публику и объединил очень разные спектакли в своей программе, был усилен первым театральным форумом «Новый взгляд» с докладами экспертов, профессиональными мастер-классами, дискуссиями. Мы выпустили почти энциклопедическое местное издание «Театральный Калининград». Сделали ряд электронных продуктов в честь Года театра, в том числе мобильное приложение «Театральный гид». За неполный сезон (все массовые мероприятия в регионе отменены с 18 марта — прим. «Нового Калининграда»), мы собрали около 60 тысяч зрителей. Это только по билетам — без выставок, без массовых форм, без творческих встреч. Всё было заточено под будущее, но, к сожалению, неожиданное расставание со зрителем, вирус, карантин и запрет на массовые мероприятия привёли к тому, что мы перешли в режим онлайн.
— Много зрителей и, соответственно, денег потеряли?
— Практически одномоментно театр отдал 11 миллионов рублей, которые мы успели собрать за билеты на предстоящие спектакли. Это очень большая сумма, тем более что часть этих денег уже была вложена в костюмы, декорации, новые проекты. Кроме того, за тот период времени, который мы не играем (это половина марта, апрель, май и весь июнь), наши доходы даже по самым скромным подсчётам, выпали примерно на 20 миллионов рублей. У нас могли побывать более 27 000 зрителей.
В этих условиях театр потерял ресурсы и возможности для решения многих проблем по содержанию здания, подготовке спектаклей, оплате персонала, по выпавшей части заработной платы, и так небольшой. И на каком-то этом этапе несколько зрителей предложили нам помочь деньгами. Мы думали-думали и решили продать билеты на нашу церемонию «Своё лицо», сделать её благотворительным вечером. Ничего более.
— Андрей Ермак сказал, что объявление благотворительного сбора — это маркетинговый ход, а не реальная нужда.
— С точки зрения тренда, о котором говорит министр, оно выглядит так. Наверное, таково само веление времени, хотя мы не брали ни с кого пример. Какие-то российские театры в это время организуют акции или продают билеты на несуществующие спектакли, и зритель может сказать спасибо своему театру таким способом. Театр всё-таки контактное искусство. Сейчас [председатель Союза театральных деятелей России Александр] Калягин и другие коллеги говорят о том, как важно не потерять зрителя. Мы не знаем, какое будет материальное положение у людей, когда откроются театры, смогут ли они сразу прийти. Мы же откроем двери, как только нам разрешат работать.
— Ценовая политика поменяется?
— Не поменяется, потому что мы отдаём себе отчёт в том, что всем сложно и тяжело. Может быть, появится какое-то количество дорогих мест, но не уверен, что это будет носить серьёзный характер. Что в этих пяти местах за 2500 рублей? Задумав благотворительный вечер, мы пошли на встречу зрителям, проявившим инициативу. Это искренне и честно. Вот я люблю футбол, кто-то его не любит. Я люблю и театр, но понимаю, что кто-то может его не любить. Никто никого не заставляет. Мы не собирались просить у людей деньги, это для нас совершенно нехарактерно. Театр привык отдавать, а не торговать воздухом. Актёры не ходили, как кот Базилио, в очках и с тросточкой по городу: «Подайте на пропитание». Ничего такого не было и не могло быть априори. Наши актёры привыкли работать много и порой безвозмездно.
— Но у людей возникло непонимание, а следом и возмущение: почему финансирующийся государством Драмтеатр объявляет благотворительный сбор на зарплаты?
— Люди не знают финансовых механизмов, в которых мы существуем. Никто не знает, что большую часть коммунальных расходов и больше 20 000 с лишним квадратных метров театр содержит за счёт проданных билетов. На самом деле от государства мы получаем только 50 процентов заработной платы. По сути дела, это минимальный размер оплаты труда.
— А дальше зарплата зависит от ролей, выходов на сцену?
— Конечно. Да, они не выходили на сцену, но они в этом и не виноваты.
— Соответственно, на эту часть зарплаты денег нет?
— Нет. Большая часть зарплаты складывалась из привлечённых средств, за счёт проданных билетов. Сейчас все ушли в отпуск. Те же капельдинеры получали по 4 тысячи рублей, их мы тут же отправили в вынужденный простой.
— А сколько всего сотрудников в театре?
— 145. Это же не только актёры, их всего 45. Это дворники, капельдинеры, гардеробщицы, слесаря, сантехники, операторы видеонаблюдения, художники-декораторы, реквизиторы, костюмеры, швеи, монтировщики, осветители, радисты... Театр — это не помещение, в которое пришли актёры и сыграли. Это целый завод. Это своя электрическая подстанция, это объект повышенной опасности с точки зрения проведения массовых мероприятий, и у нас есть службы, обеспечивающие в том числе порядок и охрану. Это и своя диммерная, которая может давать электрическую энергию помимо подстанции на случай, если электричество внезапно отключится. Работу всего этого обеспечивают люди.
— Если говорить о бюджете театра в целом, много театр зарабатывает сам?
— На один вложенный [властями] рубль мы зарабатываем 1,5 рубля. По доходам это 50 на 50 процентов. Я не беру в расчёт какие-то безусловные хозяйственные вещи, которые должно финансировать государство вне зависимости от того, находились бы в здании мы, кто-то другой или оно бы простаивало. Например, налог на землю и налог на имущество. Слава богу, с 1 января нас освободили от налога на добавленную стоимость по аренде. Это большой плюс, но сейчас он не сработает, потому что никаких аренд и коммерческих мероприятий нет.
Это не ахти какие большие деньги. Если судить по 2019 году, около 200 тысяч рублей. Ими можно оплатить, например, месяц авторских вознаграждений за то, что мы играем. Мы же сначала покупаем лицензию, а потом ещё платим проценты авторам и их наследникам с каждого спектакля. Если это классика, авторские вознаграждения за музыку, инсценировку и так далее небольшие, до 8%. А по некоторым спектаклям у нас доходит до 30%. По тому же «Мастеру и Маргарите» мы платим по 10% двум наследникам, а сейчас появились ещё наследники [Михаила Булгакова] из Грузии, которые добились своего процента, пусть и очень небольшого.
— Какие проекты уже пришлось свернуть?
— К сожалению, мы прервали подготовку спектакля «Вилла «Эдит», посвящённого юбилею Победы. Для того, чтобы люди совсем не потеряли с нами контакт, мы выпустили [на YouTube] читку повести Марка Баринова, но, конечно, планировался совершенно другой спектакль. Там большое количество костюмов, заказанных в военном ателье, много оружия. Мы должны были выполнить обязательства по контрактам и со всеми рассчитаться. Начали изготавливать декорации и оформление, что-то везли из Москвы и Санкт-Петербурга. То же оружие мы собирали чуть ли не по всей стране, потому что нам нужны были конкретные модели автоматов и пулемётов. И если бы мы не закрыли контракты, нужно было бы платить ещё и штрафные санкции. Поскольку сначала режим самоизоляции вводился на две недели, мы до последнего надеялись выпустить спектакль. Репетировали его сначала в театре, потом онлайн. Актёры ходили на экскурсии, встречались с ветеранами разведки, погружались в эту тему, много чего читали. Я вместе с актёрами был на нескольких экскурсиях и увидел, что стоит [Диана] Горбунова, у неё основная роль разведчицы, и плачет, когда рассказывают о разведгруппах, погибших на территории Пруссии. Это огромный пласт работы, и мы будем его восстанавливать, но дорого яичко в пасхальный день.
Мы почти сделали спектакль «Когда голуби улетели». Это продолжение фильма «Любовь и голуби», которое написал драматург Дмитрий Минченок. Мы готовили эту премьеру, а премьера — это не только ресурсы, вложенные в костюмы, репетиции, зарплаты, технологии и декорации, это и определённые авторские обязательства, и сейчас у нас этих денег нет.
Мы отказались от проведения гастролей. Кому нужны сейчас нерентабельные, затратные вещи? Скорее всего, будем вынуждены отказаться от гастролей Российского академического молодёжного театра, который должен был приехать к нам в рамках федеральной программы «Большие гастроли».
— Потому что выгоднее не сдавать сцену, а сыграть свои спектакли и заработать деньги?
— Однозначно. Также мы вынуждены отказаться от спектаклей, запланированных на первую половину нового сезона — «Доходное место», «Салемские ведьмы», «Том Сойер» и «Снегурочка» по Островскому, которую должна была ставить Наталья Степаненко под Новый год на большой сцене.
— Фестиваля «Башня» в этом году, я так понимаю, тоже не будет.
— У нас нет на это финансовых ресурсов. Плюс неопределённость со сроками начала работы, поэтому в этом году нам не до фестиваля. И это правильно, это оправданно, мы это понимаем, хоть и грустно. У нас были очень интересные идеи с уличным театром, хотели освоить новые пространства, не только закрепить прошлогодний результат, но и двигаться дальше, но сегодня это невозможно.
— А сможет театр в новых экономических условиях продолжить работу над спектаклями, которые не делают большую кассу, но важны с творческой точки зрения?
— В этом календарном году мы, скорее всего, обеспечим очень хороший прокат того, что есть, сможем завершить «Когда голуби прилетели», и у меня есть ещё два хитрых плана сделать ещё две постановки, но без денег: переделать своими собственными силами декорации и поработать с имеющимся арсеналом костюмов.
— Появились благодаря карантину какие-то новые идеи, связанные с выходом в онлайн?
— Очень много идей, но я вам скажу так: любым делом должны заниматься профессионалы. И хороший, настоящий онлайн-формат — это совсем не то, что мы с вами видели. Сегодня читали стихи, показывали свои таланты, зарядки, песни, танцы все — журналисты, спортсмены, дети. Это всё поощрительно, но с точки зрения профессионализма вызывает вопросы. А у настоящего актёра должен быть тренинг, вот за что я ещё переживаю. Как и у спортсмена. Нужны тренировки, соревнования, работа не только над собой и не только в домашних условиях, нужен целый комплекс. Мы только вспоминать всё, репетировать и восстанавливать будем теперь сколько?
— Вы вообще как-то связываете будущее театра с онлайн-форматами?
— Нет, это отдельный жанр. Если встанет вопрос так, что все будут годами ходить под колпаками с обручами, тогда да, будут рождаться новые жанры в искусстве. Любой вакуум будет чем-то заполняться, и, дай бог, хорошими вещами. Но они, по моему представлению, должны делаться качественно. Очень много спектаклей, которые мы увидели за этот карантин, и наших, и чужих — это рабочие материалы, снимавшиеся одним, в лучшем случае двумя операторами. Жанр родился, но над ним нужно работать, обдумывать его. Всё, что мы делали онлайн, не приносило никакого экономического результата и делалось исключительно для того, чтобы сохранить контакт со зрителем. Мы с огромной радостью вспомнили прошлые работы, это всё здорово, но это далеко не тот качественный художественный продукт, который должен выпускать профессиональный коллектив.
Я не против онлайн-форматов, но относительно существующих сегодня театров, я считаю, это решение одномоментных задач, и очень часто — профанация театрального искусства. Это не даёт ни ощущений, ни впечатлений. Это решает другие задачи, и слава богу. Например, напомнить о себе зрителям. Как и наша акция с билетами, но давайте будем откровенны, мы что, много соберём за этот вечер?
— Кстати, сколько стоят билеты на премию?
— По-разному. От 500 рублей до 5000 рублей. На прошлой неделе пришёл мужчина, купил два самых дорогих места, но даже от билетов отказался. Он просто внёс пожертвование. Девочки всё равно ему дали билеты. И даже если мы соберём, я не знаю, 300 или 500 тысяч рублей, они пойдут на премии «Свое лицо» актёрам, и самих благотворителей мы обязательно отблагодарим. Посмотрим. Сейчас мы разрабатываем пять сценариев нашей будущей работы, пошаговые выходы из кризиса.
— По принципу оптимистичный-нейтральный-пессимистичный?
— Именно. Три средних варианта, плохой и хороший. Они зависят от того, когда мы выйдем на работу — 1 июля, 15 июля, 15 августа и далее.
— Министерство уже объявило, что массовые мероприятия — это то, что будут возобновлять в самую последнюю очередь. Не называются даже условные даты открытия театров и концертных площадок, и сколько ещё им придётся быть закрытыми, неизвестно. Тех денег, что выделяют театру власти, хватает на содержание коллектива, пусть и с минимальными зарплатами, и здания?
— Сегодня — да, а завтра — будет видно. Министерство прекрасно понимает, что до конца года нам не хватит того, что сегодня есть. Значит, они надеются на решение каких-то вопросов. Федеральный центр уже запросил данные о выпадающих доходах. Эти сведения учредитель собрал. Будет помощь от федерального центра или нет, увидим позже. Наше руководство постоянно мониторит, что мы делаем, на что тратим финансовые ресурсы, на что нам не хватает. Сегодня в рамках государственного задания все основные позиции профинансированы, пусть и в минимальном объёме, но что будет завтра? Мы не знаем, мы об этом думаем.
Важно разработать механизмы, которые позволят из этой тяжелой ситуации выйти. А просто уйти в отпуск и переждать не получится. Здесь нужно грамотное проектирование всего того, что будет происходить через месяц, полгода, год, два, расставить приоритеты. С одной стороны, от чего-то отказаться, а с другой стороны — придумать что-то такое, чтобы ещё больше зрителей пришли в театр, потому что неизвестно, чем это всё закончится, ведь это только начало.
Текст: Алина Белянина. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград
© 2003-2024