Немцу смерть: спектакль «Тройка, семерка, туз» в драматическом театре

Вячеслав Виттих поставил на малой сцене спектакль Калининградского драматического театра спектакль «Тройка, семерка, туз» по одноименной пьесе драматурга Николая Коляды: вышла обаятельная история не об азарте, а в большей мере о «загадочной русской душе». На премьере спектакля побывала «Афиша Нового Калининграда.Ru».

«Тройка, семерка, туз» в постановке Вячеслава Виттиха начинается лихо и разухабисто: в комнате идет игра, проматывают состояния, швыряют деньги, кричат, бьют картами об стол, хохочут, что-то нюхают из пузырьков, наполненных цветной жидкостью. Все весело и до ужаса обаятельно. Между игроками слоняется Герман — бедный немец, который только смотрит, как играют другие, сам карт в руки не берет, и которому Томский под утро рассказывает о своей бабке-графине и секрете трех карт. Что будет далее, известно: знакомство с воспитанницей графини, проникновение в дом, смерть графини, раскрытие тайны этих трех карт, роковая игра, туз, обернувшийся пиковой дамой, проигрыш, сумасшедший дом.

Новой постановкой Вячеслава Виттиха открылась обновленная малая сцена калининградского драматического театра — камерное пространство для экспериментальных постановок. Для открытия была выбрана пьеса Николая Коляды «Dreisiebenas» («Тройка, семерка, туз») — драматическая фантазия на темы повести Пушкина «Пиковая дама». Это именно что фантазия на темы, их в часовой постановке несколько, и карточный азарт, фортуна, непредсказуемость судьбы — вовсе не самые главные.

Вячеслав Виттих обращается к пьесам Коляды уже не в первый раз. По признанию режиссера, его привлекают все эти придуманные автором словечки, «какая-то неподдельная искренность, наивность в делах и словах — так поступают только русские люди». И если дальше обращаться к этому слову «русское», то кажется, что Коляда — самый что ни на есть «русский» и «патриотичный» (если понимать слово «патриотизм» именно так, как его понимал и писал о нем тот же Пушкин) современный драматург.

В героях Коляды нет лубка. Они ни в коей мере не ожившие действующие лица произведений школьной программы, на которых надели нафталинные фраки и вывели на сцену. Они живые и настоящие. И Вячеславу Виттиху с актерами калининградского драматического театра удалось воплотить эту «живость», так точно переданную в тексте пьесы.

Они задают «проклятые» вопросы, между карточной игрой ведут, казалось бы, досужие разговоры об «этой стране», льют пьяные слезы, проклинают и тут же объясняются в любви. «Если б ты знал, немчура поганая, как ненавижу я это всё, русско-лапотное, ненавижу всё и завидую тебе, и как я проклинаю своих родителей, проклинаю, что они произвели меня на свет тут, в Руссланде моём, и как хочу быть немцем, итальянцем, — кем хочешь, — папуасом, но — не русским! (Плачет.) Скорей бы лето. Уеду в Берлин, в Париж, в Рим, куда угодно, прочь. Устал от вас всех». «Немецкое — самое лучшее. Но жить там нельзя. Жить можно только тут. Вот парадокс».

Они мечтают о том, как бы ненароком разбогатеть, и живут жизнью кого угодно, но только не своей собственной. Вроде бы говорят между собой, но друг друга не слышат и не понимают. Это непонимание обыграно очень здорово и ловко. Главный герой Герман произносит по-немецки огромные диалоги, но его никто не понимает: ни Томский, ни графиня, ни Лиза. В конце, когда Герман сходит с ума, все вокруг него начинают говорить по-немецки, а он — уже по-русски. Правда, слышат его речь лишь редкие посетители клиники, а сами карточные игроки о Германе практически ничего не помнят:

«Первый игрок: Как его звали?

Томский: Кого?

Первый игрок: Этого гегманца.

Томский: Не знаю.

Первый игрок: Ну имя, имя же у него было? Владимиг, или Николай, или Александг? Или хотя бы Фгитц, или Петег, или Пауль, или еще как?

Томский: Кто ж его знает…»

А игра продолжается.

Текст — Александра Артамонова, фото — Денис Туголуков