Анжела Хантер входит в тройку самых опытных сотрудников Калининградского зоопарка, она работает там уже 30 лет (юбилей пришелся как раз на конец августа). Сегодня среди ее подопечных — знаменитая медведица Настя, родившая в неволе 42 медвежонка, львы, рыси, волк, леопард и другие хищники. В интервью корреспонденту «Нового Калининграда» кипер рассказала, что для нее в этой работе тяжелее и страшнее всего, вспомнила, как сотрудники справлялись с безденежьем и отсутствием продуктов в 90-е, и предупредила посетителей о том, к чему приводит несогласованное кормление животных.
— Почему вы решили работать в зоопарке?
— Интерес еще в детстве появился. В 7 лет я посмотрела фильм «Рысь выходит на тропу», это советский фильм очень хороший, про егеря, дружившего с рысью. Там еще рысь спасла ему жизнь. После этого я захотела работать с животными. Так как я не знала о существовании зоопарков, то тоже захотела стать егерем.
— Вы в Калининграде родились?
— Выросла в Зеленоградске, а когда мы переехали в Калининград, то я впервые попала в зоопарк и поняла, что это будет мой лес. Мне тогда было уже 17 лет, но я уже понимала, что хочу работать с хищниками. В 19 лет я пришла устроиться на работу, это был 1993 год, и сказала о своем желании. Образование у меня было только 10 классов, но взяли без вопросов — тогда были очень нужны рабочие.
— Там началось чуть попозже.
— Можете рассказать, что из себя представлял Калининградский зоопарк 1993 года? И как вы к хищникам попали? Сразу?
— Да, сразу, но с этим связана одна история. Мой непосредственный начальник Николай Егоров (он и сейчас отделом хищников руководит) устроил мне испытание. Отправил он меня на старый львятник (это где сейчас Дом тропических птиц), где жили львы, тигры, ягуары и леопарды, и попросил меня открыть шибер (бесконтактная дверь вольера, которая открывается только тогда, когда закрыты все предыдущие — прим. «Нового Калининграда»). Я взялась за колечко и стала его тянуть. В итоге я на нем повисла, поджала ножки и начала раскачиваться. Шибер я открыть так и не смогла, на что мне начальник сказал, что я каши мало ела. Я ответила, что сегодня вообще ее не ела. После этого мне дали понять, что с кошками я работать не буду. Отправили меня к медведям. Первые годы я с ними и работала, а также с рысями, енотами и мелкими кошками.
— Но ведь медведь — тоже серьезный хищник.
— Очень серьезный! Самый мой первый опыт был с медвежатами на кругу, это где сейчас еноты живут. Медведей там содержали до двухлетнего возраста. Когда я устроилась, в этом вольере были полуторагодовалые медвежата. Я их не знала, а они меня. Но начальник мне сказал: «Лезь». Я полезла. Со мной была напарница Надежда Сривастава. Медведь меня принял на ура, то есть не съел. Когда я туда лезла, я все время про себя повторяла: «Начальник знает, куда меня посылает. Если он говорит „лезь“, значит, он точно знает, что меня тут не съедят». В итоге Николай Егоров мне сказал, что я бесстрашная и что правильно я сделала, что поверила его словам. Кстати, медведей с круга переселили только в двухтысячных.
— Судя по фотографиям 90-х годов, сотрудникам зоопарка позволяли фотографироваться с детенышами животных. По-моему, бывало даже, что их забирали домой, чтобы откормить. Получается, нравы тогда были вольнее?
— Нет, это действительно была помощь малышам. Часто мамки оказывались без молока, и кормить детенышей им было нечем. Также бывали случаи, когда от детенышей отказывались, так как мамки не знали, что с ними делать. Когда детенышей бросали, приходили мы. Медвежата или котята могли на тот момент всю ночь орать, они были некормленые и неухоженные. Мы их забирали, выкармливали и нянчили.
— Можете о своей первой привязанности рассказать?
— Это была лиса Бэкки. Ее сюда маленькой, по-моему, двухмесячной привезли. Жила она у одной женщины вместе с кошкой. Когда ее привезли и посадили в клетку, я тогда как раз мясо нарезала, вдруг слышу: «Мяу». Сначала не поняла, кто кошку в зоопарк пустил. Осмотрела все, кошки не нашла. Но мяуканье продолжилось. Оказалось, что лисенок научился мяукать. Я ее с того момента на руки начала брать, мы с ней на солнышко гулять выходили. В общем, привязалась. А когда Бэкки создала пару со своим самцом, она только мне разрешала заглядывать в будку, когда у нее лисята появились. Всех остальных она отгоняла, могла и за штанину ухватить — давала понять, что нечего здесь делать. У нас с ней очень трепетные отношения были. В зоопарке она лет десять точно прожила.
— Хищники покрупнее в категорию любимчиков попадали?
— Мой главный любимец был тигр Тайфун! И еще лев Бон. Если про Тайфуна говорить, то с ним, когда он был еще тигренком, занимался Николай Михайлович (Егоров — прим. «Нового Калининграда»). А когда тигров перевели в вольер из старого львятника, их отдали мне в руки. На протяжении 20 лет, что Тайфун в зоопарке прожил, я всегда рядом была. Привезли его к нам, если не ошибаюсь, из Челябинска. А туда мы отправили наших тигрят от Велеса и Пурги. С Тайфуном я начала заниматься, когда ему было где-то полтора или два года.
— Почему Тайфун, а не тигрица Таня, например?
— С Таней у нас с самого начала немного не сложились отношения. Она была настоящей дикой кошкой: хочу играю, хочу не играю, захочу — зайду, а захочу — нет. Тайфун же был более отзывчивым. Ему стоит только крикнуть, он сразу приветственно фыркнет и к тебе побежит. Когда у него задние лапы стали отказывать, это был 2019 год, по-моему, я в отпуск ушла. Когда пришла, его уже немного заносило, но он шел ко мне через весь вольер, даже на окошко поднялся, чтобы поприветствовать. Мордой тыкался и всячески показывал, как рад меня видеть. Коллеги рассказывали, что ни к кому больше такого внимания не было.
— Тигров в зоопарке сейчас нет, и калининградцы ждут их появления. Вопрос, наверное, не совсем в вашей компетенции, но все-таки: тигры еще появятся?
— Думаю, да, но нам надо построить хороший вольер, потому что существующий износился. Я очень надеюсь на это. Не знаю, конечно, застану ли я тигров, потому что у нас все небыстро проходит, но буду очень рада их возвращению. Руководство наше вроде как тоже не против.
— Ваша руководительница Светлана Ярова как-то рассказывала жуткую историю про гималайских медведей, напавших на иностранца. Понятно, что в зоопарке такие случаи рано или поздно происходят. В вашей практике бывало что-то подобное?
— Однажды летом два алкаша поспорили, что один из них прыгнет в вольер к белым медведям. У нас тогда была пара Снежок и Снежина. Второй мужик не стал дожидаться, когда его товарищ прыгнет, и скинул его. Так этот мужчина оказался в вольере. На его счастье, у медведей на тот момент был гон. Самка сидела наверху, и самец ее охранял — они даже на всплеск воды внимания не обратили. Мужчина сразу забрался под козырек, а мы побежали за вожжами, у нас лошади тогда еще в зоопарке были. Вытащили, и все обошлось достаточно хорошо.
— Ой, конечно. У нас раньше было узкое деревянное здание, где сидели мелкие кошки (сервалы, оцелоты, камышовые коты), а также белки и еноты. Сейчас на этом месте вольеры рысей и леопарда. Посетители некоторые приходили с плоскогубцами и выпускали белку. Наверное, думали, что мы ее силком держим и белку освободить надо. Когда белка выбегала на улицу, она начинала приставать к посетителям, и те же посетители просили нас забрать ее обратно. Такое повторялось много раз. Белка была настолько ручной и зависимой от человека, что убегать она и не собиралась. Она только знала, что люди — это источник еды. Потому и приставала ко всем. А она как приставала: покусывала, могла и сильно. Это, конечно, ощутимо и не всем нравится.
Также на другом секторе обезьяны сбегали, и мы их ловили хором вместе с МЧС. Также енот сбегал. Это было в нулевых. Тогда нам привезли двух молодых енотов. Как один из них сбежал, до сих пор непонятно, потому что все замки были закрыты. Может, у кипера между ног шмыгнул. Мы его тоже всем зоопарком ловили с сетками и сачками. Было весело. Спрятался он в конце зоопарка, на дереве. Там сейчас детская площадка. За ним на дерево МЧСовец полез, енот шлепнулся, и Светлана Ивановна (Светлана Ярова — руководитель отдела «Зоотехния» и заведующая сектором «Приматы» Калининградского зоопарка — прим. «Нового Калининграда») его подхватила и быстро на львятник занесла. Он жив-здоров был, даже потомство принес.
Вообще побеги енотов были несколько раз. С милицией их как-то ловили — до рынка сумели уйти. Тогда телевидение этот побег даже снимало. Но это не при мне было.
Шимпанзе также сбегали, но тогда все обошлось. Сотрудница прибралась, положила еду, но забыла закрыть дверь. В том вольере жила пара: Юля и Максим. Юля еще ничего, а Максим более любопытный. Он толкнул дверь, догнал сотрудницу и погрыз ее немножко. Была угроза, что он выбьет стекло и выйдет на улицу, но от Юли он далеко не ушел, вернулся к ней. Сам в вольер вернулся и осталось только дверь за ним закрыть. Та покусанная сотрудница после лечения вернулась на обезьянник. Сейчас она на пенсии уже.
Макака-резус тоже убегала — ускакала по деревьям. Ее быстро поймали — сама себя в угол загнала в вольере тапиров (там сейчас кустарниковые собаки живут).
— Сегодняшний зоопарк сильно отличается от того, что было с ним 30 лет назад. Вы с животными тренинги проводите, занимаетесь «обогащением среды». Можете еще какие-то отличия назвать?
— Изменения произошли глобальные. Начнем с того, что вольеры расширились. В советские и в ранние постсоветские времена животные, можно сказать, мучились. Мы не знали, что такое обогащение. Конечно, брёвна какие-то размещали в вольерах, но чаще всего помещения были пустые и чисто выдраенные. Главное было, чтобы посетитель видел: клетка чистая, зверек ухожен и грызет косточку. Сейчас в вольерах трава растет, животные находятся практически в своей естественной среде. Плюс мы даем игрушки, чтобы животное развивалось и проявляло свои умственные способности. 30 лет назад было и сложнее, да и не знали мы многого. Вся работа заключалась только в том, чтобы убрать вольер, покормить, проверить здоровье и быстренько свалить домой.
— Ветераны зоопарка рассказывали, что в 90-е иногда нечем было кормить животных. Это правда?
— Да, было такое. Люди нам помогали. Когда все это точно началось, я уже плохо помню, но помогали нам в том числе немцы, присылавшие гуманитарную помощь. Целые фуры с собачьими кормами, тушенкой и паштетами сюда приезжали. Тогда весь зоопарк становился в цепочку, и мы все это разгружали. Даже весело было, хотя и время, казалось бы, сложное. Мешки были по 50 кг. Когда мы их передавали, то проговаривали: «Это мешок тому-то, а этот тому-то». Помогали и колхозники. Не знаю, за деньги или нет, но привозили нам морковь, картошку и капусту. Все это мы тоже хором выгружали. Тогдашний директор, Людмила Михайловна Анока, заключала также договоры, и нам, сотрудникам, по низкой цене продавали овощи. С деньгами было неважно.
— Зарплату задерживали?
— Такое было лишь однажды. Задержали на месяц. Нас директор собрала, пришел представитель мэрии и объяснил ситуацию. Нам сказали, что месяц придется потерпеть. Народ был понимающий, согласился. С того момента больше не задерживали.
— Бывали случаи, что животные голодали? Те же ветераны зоопарка как-то рассказывали, что хищники выли от голода. Это правда?
— Такого не помню. Мяса как-то не было, действительно, дня два или три. Но нормальный хищник может обходиться без него до 10 дней. Тем более в зоопарке животные не охотятся и на большие расстояния не ходят: вышел из клетки, зашел в клетку, много калорий не потерял. По поводу мяса мы договаривались с мясокомбинатом, и что-то нам поставляли.
— Да, были писуны. Сначала мы их дали животным в сыром виде. Львы и тигры посмотрели на это все, поигрались, а потом подошли к клетке и взглядом спросили: «А кушать-то что тут?» Потом мы все это дело решили сварить. Когда предложили, животные облизали, но есть не стали — эта пища была для них незнакома. На третий день мы сварили и порубили. Это уже начали кушать, потому что поняли, что у нас больше ничего нет.
— С какого года ситуация начала выправляться и зоопарк смог вернуться к самообеспечению?
— Наверное, вместе со всей страной. Видимо, в первый срок [Владимира] Путина. Хотя, даже, наверное, году к 1998-му получше стало. Мы ведь еще клич всегда давали через телевидение, и город сразу откликался. На «Каскаде», а его тогда все смотрели, время от времени появлялась бегущая строка: «Граждан города просят принести еду для животных». Шло перечисление, что нужно для обезьян, для медведей или бегемотов. Бабушки нам варенье приносили. Мы его на хлеб намазывали и медведям давали.
— Кстати, сейчас в зоопарке другая проблема: посетители постоянно пытаются что-то забросить в вольер. Медведей подкармливают, например. Можете в связи с этим опасные случаи вспомнить?
— Один раз мужчина кинул нашему медведю Фиме сгущенку в банке. Медведь, конечно, обрадовался, проткнул банку клыками и чуть не подавился. Раций у нас тогда не было, о проблеме сообщили посетители. Нам пришлось загнать Фиму и совершить обмен. Заставили выплюнуть банку и дали взамен яблоко. В описании того мужчины помогли посетители, мы его нашли и вывели из зоопарка.
— Таких «доброжелателей», желающих подкормить животных, довольно много. Что бы вы предложили для борьбы с ними?
— Я бы предложила штрафовать. Только тогда бы люди не кормили. Я была во многих зоопарках за границей, и там почему-то у наших сограждан рука не поднимается, чтобы покормить животное. Они понимают, что штраф будет. В гостях ведут себя хорошо, а дома им надо напортачить.
— А можете объяснить калининградцам, в чем вред такой подкормки?
— Мне нравится, как об этом наша Екатерина Михайлова (пресс-секретарь Калининградского зоопарка — прим. «Нового Калининграда») говорит. У животного есть сбалансированный корм, этого рациона мы все придерживаемся. Это не просто яблочко или морковка. У каждого животного есть свой лимит. Посетителям я объясняю на примере детей: «Представьте, что вашему ребенку в гости придет 50 человек. Каждый из этих пятидесяти подарит по чупа-чупсу. И ваш ребенок все это должен съесть. Как на это отреагируете?» Обычно отвечают: «Плохо». Почему-то люди думают, что наши животные могут все это съесть и переварить. А если желающих подкормить тысяча и больше? Каждый думает, что животные голодают, каждый хочет сделать добро. Животные просто хотят общения. Можно всего лишь помахать в ответ. Давать ничего не нужно.
— Можете перечислить всех животных под вашей опекой?
— Поименно? Хорошо. Пожилые медведицы Настя и Арти. Насте 36 лет, а Арти — 33. Еще у нас есть барибал Хани. Кстати, это имя я сама выбрала, когда она родилась вместе с братиком Шоном. Я тогда даже не знала, что Хани в переводе — «медовая», но, как оказалось, попала в цель. Я просто фильмы смотрела американские и интересные имена как-то запоминались сами собой. Мне тогда Шон Коннори очень нравился, поэтому один медвежонок в честь него имя получил, а Хани — в честь какой-то женщины из другого фильма. Помню, что прутья в вольере барибалов были широкие, а медвежата эти еще меньше, чем у бурых медведей. Во время обеда мы услышали в коридоре какую-то возню и бурную реакцию медведицы. Мы вышли и увидели, что детеныши от мамки просочились и бегают по коридору — нашли себе развлечение. Только они нас заметили, сразу вернулись к мамке. Хани была более трусливая, а Шон более любопытный. Он ко мне подошел познакомиться. Периодически он еще давал себя потрогать. Но пришло время, и Шона купил какой-то зоопарк. Мне надо было его отнести покупателю, и я его понесла на руках через весь зоопарк. Мы на тот момент с ним уже сдружились, поэтому он вцепился, обнял меня за шею и просил не отдавать его. Так он плакал, что мне пришлось быстро развернуться и уйти. Тогда как раз праздновали 100-летие Кенигсбергского зоопарка, и видео по этому поводу снимали. На это видео эпизод с Шоном попал. Еще две выдры у нас: Марек и Кариба, молодые медведи Эшли и Фима, волк Акела, две львицы — Тиса и Лея (мама с дочкой), леопард Хан, рыси Сатик и Юдина. На подмене мы еще занимаемся с енотами, кустарниковыми собаками, тюленями и тапирами.
— Собаки, кстати, прижились?
— Да, прикольные такие девчонки. Они все перерыли. Можно сказать, адаптировались. К голосам нашим привыкли. Имена мы им еще не придумали, потому что их сложно отличить друг от друга. Мы просто кричим: «Бандааа!» И девчонки бегут — понимают, что пора кушать.
— Понятно, что животные живут меньше, чем люди. Утрату кого из своих подопечных вы переживали сильнее всего?
— Тайфуна, конечно. Очень тяжело переносила. До сих пор, когда про него говорю, плакать хочется. Это было в пятницу, перед выходными. По глазам Тайфуна было видно, что он очень хочет подняться, но встать не смог. Лежал на улице, смотрел на меня, но даже голову ему поднять не удавалось. Утром мои коллеги пришли, а он уже умер. Лёвушка тоже на руках у меня уходил. Смерть моей любимой лисы Бэкки я пережила проще, потому что это в выходные произошло. Мне просто позвонили и сказали, что она умерла. Мне было грустно, безусловно, но я хотя бы всего этого не видела. А видеть, как животное делает последний вздох, как оно смотрит в последний раз, очень тяжело. Ты в этот момент бессилен, ты ничего не можешь. Конечно, есть люди, которые долго работают в зоопарке, но не привязываются к животным. Им проще. Они делают профессионально свою работу и рассуждают примерно так: «Зачем мне привязываться и сердце надрывать, если у меня дома есть дети». У меня так не получается. Всю себя отдаешь работе. Мы же со Светланой Ивановной [Яровой], можно сказать, в две смены работали, пытались создать лучшие условия для животных, ездили под Балтийск и искали елочки, чтобы в вольерах посадить. Она всегда что-то предлагала, и мы занимались обогащением вольеров по наитию, когда это еще не было принято. Просто хотели развлечь животных. Светлана Ивановна тоже сердце свое надрывает. У нее вроде и дочка есть, но она всю себя работе отдает и тоже очень тяжело переживает, если что-то случается.
Текст: Иван Марков, фото: Юлия Власова / Новый Калининград, личный архив Анжелы Хантер
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024