Михаил Шемякин: “Я лицо кавказской национальности”
Он терпеть не может торжественных слов. Мировая знаменитость, Шемякин отвык от имени-отчества: “Зовите меня просто Миша”. В его скульптуре под Нью-Йорком, около университета Хофстра, Платон беседует с Сократом. Петр Первый, одобренный королевской семьей, стоит в пригороде Лондона, в пяти минутах ходьбы от Гринвича. В нем скульптор воплотил молодую мечту и надежду царя. Внутренняя лава самого художника никогда не застывает.
Его лицо и руки в шрамах от ударов родного отечества. Из-за бешеного темпа жизни ему некогда сибаритствовать и стареть. Зато сколько успевает сделать! На этот раз в Москве он появился на одно мгновение и все-таки захотел встретиться со мной.
— Миша, вас редко видят в Москве. Устали от перелетов?
— Удается приехать раз в год, да и то не всегда. Трудны теперь не перелеты, хотя и они тяжелы, но проверки в связи с терроризмом. Пассажирам приходится переносить обыски, обязательное появление вблизи и около фигур с автоматами. В Штатах непременно обшаривают всех пассажиров. Овчарки обнюхивают. Бррр! Вспоминаешь с тоской то время, когда провожающим позволялось пройти чуть ли не к трапу самолета.
— В мире — и там, и здесь — многое изменилось. Что нас так принизило и напрягает?
— Ой, Наташенька! Как говорил Мефистофель в “Фаусте” Гете: “Из бочки вытекло. Осталась лишь бурда, и дело близится к финалу”. (Смеется, как ночной гость Фауста.) Это он сказал о тех далеких, еще романтических временах. А что нам остается сказать о сегодняшних? Все идет, как говорится, по программе Божией.
— Жизнь действительно непредсказуема. Хочется человеку в трудной ситуации опереться на что-то светлое. Какая пора согревает вашу душу?
— Детство у меня было страшное. Не на эти детские видения я опираюсь, потому что мой отец к тому времени стал алкоголиком. Его гульба была для семьи тяжела. Если с нежностью что-то вспоминаю, так это юношеские годы, когда я покинул отчий дом. И приехал в Ленинград приобщаться к изобразительному искусству, знакомиться с мастерами. Мне радостно было начать самостоятельную жизнь вдали от шума и скандалов родителей. Я с радостью прикасался к азам искусства. Хотелось больше рисовать, много писать красками. Всегда вспоминаю с удовольствием бедные, но романтические года юности.
— Юный Шемякин, наверное, учился и страсти нежной — влюблялся, страдал?
— Кто из юношей не был влюблен! Я очень рано влюбился и… женился. В 21 год стал отцом — родилась моя дочь Доротея. Жили мы в коммунальной квартире, как у Владимира Высоцкого, — на тридцать восемь комнат всего одна уборная. В нашей квартире проживало 38 человек с одной уборной. Шумные, буйные, открытые, в основном дальнобойщики. Когда возвращались, много пили, бузили. Шум, вонь, грязь — всего этого было с избытком. Растить дочку нам было сложно, но мы с Ревеккой растили. В юности все кажется преодолимым. Это сейчас начинаешь сильно переживать по тому или иному поводу. А тогда все казалось простым, достижимым, а радость ждала впереди. Воспоминания молодости поддерживают меня.
— В России вы бываете по творческой необходимости. Тем острее открывается вам наша сегодняшняя сермяжная жизнь. Какова она на взгляд живущего в Америке?
— Пусть я живу в Америке, но принадлежу той стране, которая всегда находится, мягко выражаясь, в состоянии тяжелого беспокойства. С ужасом смотрю, что происходит с молодежью. Вспоминаю пророческие слова Солженицына, сказанные в начале перестройки. Обращены эти слова к новым демократам. Тогда великий маэстро справедливо заметил, что если еще раз вы, господа, обманете население, а в основном молодежь, то от будущего вы сами же вздрогнете. Даю вольный пересказ его мысли, но ту газету, где я прочел это удивительное предостережение, храню в США среди важнейших документов.
К сожалению, пророчество великого писателя сбывается. И это не радует душу и не греет. Очень, очень все тревожно. Я остаюсь сыном России, остаюсь русским художником и лицом кавказской национальности: не перестаю гордиться тем, что принадлежу к старинному кабардинскому роду Кардановых. Недавно вернулся оттуда, из Нальчика, полный впечатлений. Встречался с творческой молодежью, наполнился ее тревогами.
— Миша, чем увлечена ваша дочь?
— Знаете, есть такая пословица: “Яблоко от яблони недалеко падает”. Но есть и другая, ее адресуют обычно детям известных людей: “На детях талантливых людей природа отдыхает”. В нашем случае природа потрудилась, и яблочко от дерева не откатилось. Доротея занимается изобразительным искусством с юных лет — скульптурой и дизайном. Сейчас она заключила контракт с издательством “Вита-Нова” — будет иллюстрировать знаменитый роман “Голем” Густава Мейринка, написанный им в Праге. Суперсерьезный проект. Ей предстоит огромная работа — создать серию рисунков и пастелей. Я тоже заключил с этим издательством контракт на 43 иллюстрации к тому стихотворений Владимира Высоцкого. Туда войдут и мои воспоминания о нем, и редкие фотографии, стихи и поэмы, посвященные мне, факсимильные листы — в нашу парижскую жизнь он дарил мне оригиналы своих новых стихов.
— Надеюсь, ваши парижские воспоминания остались украшением вашей жизни?
— С Парижем у меня связано очень многое. Безумно люблю Париж. Люблю Францию. Прибыл туда 27-летним. 10 лет парижского бытия стали продолжением юности.
— Высоцкий влюбился в Марину Влади, а вы в кого?
— Конечно, я тоже влюбился. Но влюбляюсь я сразу всерьез и надолго. С той француженкой, в которую был влюблен и с которой был крепко связан, я не разлучался 25 лет. К сожалению, она умерла десять лет назад. Слишком много курила, много работала вместе со мной. Ее имя тоже очень известное. Она дочь очень большой фигуры во французской литературе и художественной жизни — Луиса де Вильморена. Элен вместе со мной уехала в Америку. Я очень ее любил и ценил.
— Вы рисовали ее портреты?
— Рисовал. В первом моем томе есть и рисунки, и ее фотографии и ее работы. Она ведь тоже была художницей, окончила французскую Академию художеств.
— На каком языке объяснялись?
— На немецком. Потом частично по-французски. Ее мама была известной писательницей, красавицей — она появлялась на обложках журналов. Ее замок и парк стали достоянием Франции. Мама Элен — из семейства знаменитых королевских ботаников Вильморен. В тех местах торгуют пальмами, зеленью, растениями. Эта семья многие годы общалась с художниками. Двоюродный дядя Элен — знаменитый, мною любимый художник Тулуз-Лотрек.
— Тулуз-Лотрек многими любим. Недавно в Париже я общалась с художником Сергеем Чепиком. Он тоже любит Лотрека и по его примеру много рисовал “Мулен Руж” и его артистов.
— Да, Чепик — замечательный художник. Кстати, он тоже заключил контракт с “Вита-Нова” на иллюстрацию какой-то большой вещи.
— Скажите, Сара появилась в вашем доме еще при Элен?
— Да, Элен понимала, как много мне помогает Сара. Ревность у нее появилась, но рассудок привел к равновесию чувств. Когда ее совсем подкосила эмфизема легких и она уже не могла помогать в доме, Элен мне сказала: “Береги Сару”. Мне приходится жить в сумасшедших ритмах, и поэтому шагать со мной очень сложно.
— В течение нескольких лет наблюдаю редкую и самоотверженную преданность Сары неугомонному Шемякину. Ее русский язык — прекрасен!
— А какого мужества эта женщина! Она же бывала и в боевом афганском лагере. И в Пакистан я отговаривал ее ехать. Она твердо сказала: “Я ни за что не отпущу тебя одного!” Страшное это было путешествие. Просто чудо, что мы вернулись с ней живыми. Посол Воронцов, который в свое время был послом в Афганистане, при встрече со мной за несколько часов до отлета отговаривал нас от этой поездки. А мы были тогда связаны с правительством, с Министерством обороны: разговор шел о спасении советских военнопленных. И мы с Сарой услышали: “Знаем, насколько эта поездка опасна. Надеемся, что вы вернетесь живыми”.
— Господь вас хранил.
— Хранил и Господь, и святой Иоанн Кронштадтский, покровитель нашей семьи. Мой прадед, Панфил Васильевич Лаптев, был его другом. Они вместе служили в соборе Кронштадта. Иоанн крестил мою бабушку и многих моих родственников. На днях я был в Петербурге, в музее его имени, и мне там предложили участвовать в кинопроекте создания фильма, посвященного этому почитаемому святому. У нас в семье передавали из уст в уста его благословение. Он обещал моему прадеду, что будет охранять десять его поколений. Подарил Иоанн Панфилу Васильевичу дом двухэтажный в Мартышкине, на берегу Финского залива. Во время революции дом у нас отобрали, но он сохранился. Там живут люди в радости и на просьбу продать дом отвечают: “В этом доме такая благодать! Никогда, ни за какие деньги его не продадим”. Мама, услышав этот ответ, заплакала и ушла.
— В Америке кто оберегает ваш дом? Ремонт завершили?
— Все у нас нормально. Наш ремонт бесконечный. Денег нет. Там всегда живут мои друзья-американцы, помогают, следят за садом.
— А что в саду растет?
— Деревья разные, несколько яблонь, но плодоносят они редко и скупо. В нашем парке есть одна скульптура Михаила Константиновича Аникушина (мы с ним дружили) — он подарил мне в свое время Чехова. Так что получился парк интернациональный.
— Есть у вас любимый уголок в парке?
— Растет у нас громадный дуб — ему 360 лет. Люблю скамейку в тени этого громадного свидетеля веков, где любила сидеть моя мама. Она в парке этом похоронена. У могилы мамы мне необходимо иногда побывать, подумать. К сожалению, слишком много времени мы проводим в самолетах. В прошлом году в нашем доме в Клавераке я отсутствовал целых полгода. Клаверак со староголландского означает “Клеверное поле”. У нас просто по колено растет клевер — немыслимой густоты.
— А какие птицы носятся над клеверным привольем?
— У нас живет очень красивое семейство воронов. В течение многих лет наблюдаю, как они выращивают своих воронят. Семейство разрастается. Когда начинают кружить над ними ястребы и коршуны, семейство отчаянно и смело защищает свою территорию. Громадные хищные птицы несутся прочь, почти заклеванные нашими воронами.
— Замечательные характеры!
— Да, да! Я их обожаю!
— По вашим рассказам знаю ваших собак. Кто сейчас вас радует?
— Мы мечтаем завести очередную партию собак. К сожалению, сейчас из-за вечных отъездов мы себя ограничиваем в этом удовольствии. Живет у нас ньюфаундленд Портос, довольно старый, громадный. Эта махина обожает лежать на снегу. Лед ли, вода ли — он всегда блаженствует в прохладе. Он ведь рожден в холодном Ньюфаундленде. Есть у нас и еще один замечательный персонаж — годовалая изящная и подвижная собачка — бостонский терьер Бип.
— Да вы же еще и кошатники.
— У нас их семь штук, и все с именами. У каждого свой характер. Многих мы взяли из приюта. В Америке хорошие приюты для животных. Там не бегают, как здесь, бездомные животные. Есть у нас громадный енотовый кот. Однажды брел он по дороге, за городом. Его увидели и привезли к нам. Пилигрим прижился, получил имя Бродяга и теперь никуда из дома не стремится. Растет у нас кот Петр I, Петруша. У него абсолютно круглая голова с усами. Этого шотландского вислоухого мы купили в Петербурге. Поистине королевское явление!
На самом деле король среди наших животных и всеобщий любимец уникальной породы — мутант с измененным геном Е. В 50-е годы родились мутанты с египетскими пропорциями от простых котов. У них тонкий хвост и кучерявая шерсть. Я полез в свои архивы и нашел фотографию одной редчайшей гробницы, где отпечатан рисунок именно такого кота. Те же пропорции, рыжий цвет и шерсть кучерявой волной. Генетически вернулись эти коты из времен Древнего Египта. Наш кот — умница.
— Наверное, посланец космоса?
— Да, они относятся к породе сфинкс. У моего друга Анвара Алибабова, руководителя группы “Лицедеи”, есть настоящий сфинкс, в тех же пропорциях, но, правда, без шерсти. Анвару он и без шерсти нравится.
* * *
— Миша, ваши руки больше тянутся к рисунку или к скульптуре?
— Очень много работаю над большим проектом, одобренным Президентом России. Мы с ним встречались летом в Калининграде на 750-летии города. Повсюду висели плакаты “750-летие Калининграда”. Я выступил там по телевидению и воскликнул: “Побойтесь Бога, как может быть граду с приставкой “Калинин” 750 лет?!” Мне ответили: дескать, так решено было в Кремле. Но сидят там люди умные и хитрые. Сомневаюсь, что именно они скомандовали отнять дату у древнего города, безобразно пренебрегая его историей. Путин открывал там памятную доску: университету города присвоили имя великого философа Канта. Как выяснилось, не только я люблю его, но и Владимир Владимирович. Там я показал свои эскизы памятника Гофману, ведь Гофман родился в Кёнигсберге. Этот проект мой был одобрен и Шрёдером, и Путиным. И мне сказали, что они сами будут вести и поддерживать этот проект. Памятник будет установлен там, где теперь стоит камень со словами: “Здесь стоял дом, в котором родился и жил Гофман”. Там есть музыкальная школа имени Гофмана, великий сказочник был еще и композитором.
— Слышала, что вы работаете над мультфильмом “Гофманиада”.
— По этой причине я приехал в Москву. Мысль о создании этого фильма пришла в голову совершенно замечательному человеку, Акопу Киракосяну. Это будет 90-минутный анимационный кукольный фильм по моим рисункам с музыкой композитора Шандора Калаша. Пока мы делаем маленький фильм-проект на 17 минут. После него будем искать спонсоров. Вряд ли государство выделит на этот проект нужные деньги. У российского государства на культурные проекты никогда нет денег. На закупку клубов, яхт они наличествуют. Громадные деньги охотно вывозят из страны за границу.Жизнь и культура подождут.
Однажды некая газета крупным шрифтом выделила слова президента: “Россия — богатая страна с бедным народом”. А почему он беден? Одна часть обворовывает народ и захлебывается в черной икре, а другая остается с тощим пузом и голой задницей и думает, как зиму прозимовать и не замерзнуть. Путин, как летописец Нестор, фиксирует, что происходит в стране: “Меньше всего россияне доверяют своим правоохранительным органам”. А дальше? Ну тогда сделай что-то, чтоб доверяли!
— Давно хочется спросить: почему же президент все еще доверяет своим министрам, не раз принимавшим позорные решения?
— Министры — это стена, очень хорошо прикормленная. А потому они к президенту не допускают никого, кто мог бы представить свой серьезный проект. Он же окружен каменным забором из чиновников.
— С Шемякина требовали мзду, чтоб посодействовать встрече с президентом?
— Да они же знают, у меня денег нет. Но нельзя же допустить, чтоб Шемякин бесплатно ходил к президенту.
— Миша, у вас в Мариинском еще один балет появился по Гофману — “Волшебный орех”.
— Недавно была в Петербурге премьера по моему сценарию с музыкой Сергея Слонимского. Но я только что вернулся с другой премьеры — трех одноактных балетов в Софии: “Весна священная” Игоря Стравинского, “Кроткая” по Достоевскому с музыкой Рахманинова и “Метафизический балет” со Второй симфонией Прокофьева. Я создал новую концепцию “Весны священной” — моя дань этому замечательному композитору. Я был знаком с Игорем Стравинским. В 62-м году три дня провел с ним в Петербурге. Это был первый его приезд после эмиграции, но он был еще бодрее многих молодых. Приезжал Стравинский с очень солидной дамой — своей женой, она в свое время была супругой Судейкина. Эта дама почти не говорила и очень много курила, а Игорь был шустрый, очень гофмановский, со старинными русскими прибаутками. Балетом “Весна священная” я давно занимаюсь: выполнил шесть литографий на тему балета, сделал портрет Стравинского, есть он у меня и в скульптуре, и в графике. Когда я сегодня говорю, что у меня хранится письмо от Игоря Федоровича Стравинского, на меня смотрят с изумлением: а сколько, мол, вам лет? Да, Стравинскому было тогда уже много лет, но он и в преклонном возрасте прекрасно дирижировал.
— Видели куклы к мультфильму?
— Куклы уже вовсю делают на “Союзмультфильме”. Творческая группа оттуда приезжала ко мне в Америку, они жили у меня, и мы вместе работали. Мы уже презентовали 4-минутную часть, и вместе с ней у творческой группы родилась надежда, что найдется щедрый спонсор на этот головокружительный проект.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024