В большом интервью «Новому Калининграду.Ru» уже четвёртый по счёту генеральный директор Корпорации развития Калининградской области Павел Фёдоров рассказал о том, почему правительство не должно вмешиваться в оперативную работу созданной им корпорации, чем в эпоху экономического и политического кризиса он намерен привлекать иностранных инвесторов, а также о конфликтах с энергетиками и путях их решения.
«Политика здесь ни при чём»
— Зачем вы пошли на должность гендиректора Корпорации развития Калининградской области?
— Когда-то, ещё на первом сроке губернатора Цуканова, я предлагал ему идею создания института развития. В качестве примера я приводил корпорацию, которая отстраивала Замоскворечье. Идея осталась идеей, потом он вернулся к ней, мы поговорили о структуре, и он назначил туда тех людей, которых посчитал нужным. У нас был разговор в 2014 году, потом в мае 2015 года. В моём понимании, корпорация двинулась немного не в том направлении. Я сказал об этом губернатору.
Я предполагал, что осенью, при принятии очередного бюджета это будет камень преткновения для всех. Потому что деньги на корпорацию выделяются, а реального эффекта не видно. Хотя я всегда говорил своим коллегам в областной Думе, что это инвестиционная деятельность, это не «купи-продай», не построить многоэтажку за 12-15 месяцев и продать её. Это несколько иной вид деятельности, другие принципы. Только процедура принятия решения Советом директоров о вхождении в регион крупной международной компании может занимать от 6 до 12 месяцев.
Поэтому нельзя так делать — человек приходит, год работает, его меняют. Три года корпорации, три генеральных директора. Я предложил: или давайте её закрывать, или давайте я займусь, как человек, знающий инвестиционные процессы изнутри, прошедший их. Но при условии, что я возглавлю корпорацию на пять лет. За это время можно структурировать работу, коллектив, довести начатое до ума и завести новые проекты.
— То есть это была ваша инициатива?
— У нас был такой разговор. Николай Николаевич сказал, что услышал и подумает. В октябре 2015 года мы разговаривали втроём с Влаховичем (Стефано Влахович, президент компании «Продукты питания», глава региональной Ассоциации иностранных инвесторов — прим. «Нового Калининграда.Ru»), губернатор сделал мне предложение. Спросил, не хочу ли я возглавить корпорацию. Я сказал, что подумаю. И уехал в отпуск (смеется). Второй раз в жизни взял отпуск на три недели, обычно дней 10.
Вернулся после отпуска, мы встретились, я сказал, что, в принципе, согласен. Но с железным условием: пять лет никто не лезет в оперативную деятельность корпорации. Есть совет директоров, есть генеральный директор. Совет директоров согласовывает стратегию и бюджет. Генеральный директор занимается оперативным управлением.
Правительство как акционер, как собственник вообще не должно вмешиваться в оперативную работу. Это большая проблема, её проходили на Западе, потом на пост-советском пространстве, когда акционер «поднимает» какой-то бизнес, потом он разрастается, а он хочет всё так же самостоятельно управлять. Нанимает менеджеров, делает по западному образцу правление и совет директоров. Но он, как создатель бизнеса, пытается через совет директоров влезать в оперативную работу менеджеров. В результате или менеджеры уходят, или бизнес начинает хромать.
— Предыдущая не особо успешная история работы корпорации связана именно с этим, с вмешательством правительства как собственника в оперативную работу менеджеров?
— (пауза) Я бы не хотел критиковать своих предшественников.
— Речь, наверное, не о критике, а об уроках, которые стоит извлечь из негативного опыта. Теперь-то что критиковать.
— Алексей, вы не смотрели на здание, в котором находится корпорация?
— Смотрел, очень грустная картина. Видишь это здание на Сержантской и хочется не то что инвестировать, а просто дать вам денег. Особенно когда мимо пробегает мужичок с тачкой угля для вашей котельной.
— Да, многие не верят, что там котельная на угле в центре города (смеётся). Если туда привезти инвестора, он выйдет из машины, посмотрит, спросит: «Это что, корпорация?» Сядет в машину — и в аэропорт.
Первое, что я сделал, когда строил «Рыбную деревню» — набережную и домик на мосту. И всех инвесторов, всех гостей встречал там.
— Существует мнение, что ваше назначение в корпорацию связано неким образом с политической ситуацией, грядущими выборами в облдуму, есть какая-то связь?
— Никакой. Мы говорим о хозяйственной деятельности правительства, которую оно ведёт через корпорацию как орган, который должен работать над инвестиционным имиджем, готовить промпарки, помогать инвесторам решать проблемы. Политика здесь ни при чём.
— То, что правительство в лице другой корпорации — развития туризма — взялось за вторую очередь «Рыбной деревни», не явилось для вас дополнительным стимулом?
— С «Рыбной деревней» другая ситуация. Концепция была утверждена ещё в 2003 году градостроительным советом, вторая очередь остановилась из-за позиции Минобороны. Когда этот вопрос решили, мэр Калининграда Александр Ярошук отказался перезаключать договор аренды. На этом проект забуксовал. Потом я выяснил, что банк, который кредитовал проект, за моей спиной вёл переговоры с мэром и предпочёл, чтобы я отошёл от этого проекта. Но проект «Рыбная деревня» мог генерировать прибыль, лишь когда он сделан полностью. Инфраструктура была разработана на 60 тыс кв. метров, а построена была лишь 21 тыс кв. метров. А содержать-то всё надо! Есть затраты переменные, есть затраты постоянные.
Поэтому после долгих переговоров я отошёл от проекта, мэр отдал землю области, в Корпорацию развития туризма. К Чемпионату мира по футболу здесь запланирована гостиница, но в эскизах она была придумана ещё в 2003 году. Она должна была называться «Суворов», в честь отца Александра Суворова, который был генерал-губернатором Восточной Пруссии. Мы даже подобрали пушку, из которой Пётр Первый стрелял в Кёнигсберге, когда получил звание бомбардира, во Фридрихсбургских воротах.
Так что я проектом уже года два не занимаюсь. Хотя отношение к созданию Корпорации развития туризма я имел, потому что понимал: одно из приоритетных направлений развития области — это, конечно, туризм. Но — рекреационно-лечебный, а не только отдых. При нашем коротком сезоне и изменчивой погоде народ сюда летать отдыхать не будет. А вот ехать осенью, в мягкий климат, в Прибалтику — совсем другое дело. Но этим должна заниматься Корпорация развития туризма, а Корпорация развития области должна заниматься промплощадками, привлечением промышленных инвесторов. Основа экономики любого региона — промышленность. Нет промышленности, нет дохода.
«Я не увольняю людей»
— Вернёмся к корпорации и к доходам. Если не секрет, каков размер вашей заработной платы в качестве гендиректора? Вообще, вы работаете за зарплату или за идею?
— Я работаю за зарплату. Но не хотел бы озвучивать её размер. Но моя зарплата примерно в 6 раз меньше, чем зарплата в то время, когда я строил «Рыбную деревню».
— А средняя зарплата в штате корпорации?
— Где-то на уровне 35 тыс рублей.
— Нынешние грустные экономические явления как-то повлияли на ситуацию с персоналом? Вынуждены ли вы сокращать штат, урезать зарплаты?
— В таких организациях должны работать специалисты довольно высокого профессионального уровня. На маленькие зарплаты, даже на среднюю по региону зарплату около 28 тыс рублей профессионалов в своём деле сложно привлечь. Поэтому в инвестиционных структурах, в инвесткомпаниях зарплаты довольно высокие. Я не говорю даже об инвестбанках, там они просто зашкаливающие.
Сегодня я заканчиваю анализ нагрузок сотрудников организации. Одно из моих правил по жизни — если я прихожу в новую структуру, даже как кризис-менеджер, я не увольняю людей. Если необходимо, я перераспределяю нагрузки и виды деятельности. Потому что для любого человека увольнение — это стресс и личная трагедия. Я так воспитан.
Ещё в армии мне привили очень хорошее правило: не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Потому что за каждым человеком стоит семья. Жена или муж, дети. Тем более в наше сложное время сказать человеку «пошёл вон» для меня очень сложно психологически и морально. Я заставлю человека работать, отрабатывать те деньги, которые он получает. Даже если он получает чуть выше, чем может. Будет работать больше и отработает эти деньги.
— По поводу отработать деньги: как вам идея поставить в некоторую зависимость размер оплаты труда сотрудников корпорации и результат, объем привлечённых инвестиций? Может быть, не сразу, через какое-то время, но всё же? Ведь это всё не социальная затея. На фиксированном бюджете ведь можно работать неограниченно долго, но безо всякого результата.
— Мне это неинтересно. Я не чиновник, у меня был такой опыт дважды в жизни. Первый заход в Министерство энергетики РФ, после Севера, я продержался 5 с половиной месяцев. Второй раз я проработал 10 месяцев здесь, контракт со мной не подписали, но я приехал работать, а не пилить то, что не допилили. Я нацелен на результат, и команда через год также будет стопроцентно нацелена на результат.
— А бизнес-план есть?
— Есть и бизнес-план по проектам, и финансовый план. Сейчас мы дорабатываем стратегию. Вы сами сказали — время сейчас очень сложное.
— А чиновники?
— Хороший чиновник всё же нацелен на результат. У нас, правда, стали обращать слишком много внимания на вопросы контроля, исполнения документов, форматов. Организация работы любого аппарата — очень сложный вопрос.
— Вокруг корпорации сложился определённый негативный фон.
— Созданный в основном вашими коллегами в СМИ.
— Позвольте, это не мои коллеги рассказывали про прекрасный IT-парк, про бизнес-инкубатор, про другие благие начинания. Уж точно не мои коллеги таскали сюда почём зря «специалистов» по IT-кластерам из Казани и зачем-то забирали в собственность корпорации здание промышленно-строительного колледжа на Горького. Это всё ваши коллеги делали. Тем не менее, как вы собираетесь этот фон компенсировать? Или такая задача не стоит, и он вас не беспокоит?
— Компенсировать его можно лишь результатами. Первым, вторым, третьим инвестором. Не важно, каковы будут объемы их инвестиций. Главное — чтобы они начали заходить. Как говорил М. Горбачёв: главное — начать.
Я считаю, что сегодня нет смысла гоняться за крупными производствами, заводами. Да, эта работа идёт. Но при этом есть средние инвесторы, проделана большая работа на политическом уровне, чтобы снизить порог входа в число резидентов Особой экономической зоны и получения льгот со 150 до 50 млн рублей.
— Вы расцениваете эту меру как потенциально эффективную? Знаете ли вы о конкретных инвесторах, для которых это снижение является критичным и мотивирует их принять положительное решение о вложении средств в регион? Я ведь полагаю, что такой вопрос задают и в Москве, когда происходит согласование подобных политических мер. Мол, окей, мы вам инвестпорог снизим, сколько вы приведёте под это инвесторов?
— Этот вопрос критичен для принятия решений в западных компаниях среднего уровня, для которых важны льготы, но они не готовы вкладывать 5 млн долларов.
— Уже давно не 5 млн, даже не 2,5 млн, с нынешним-то курсом. Кстати, с таким курсом скоро можно и не снижать планку инвестпорога.
— Курс меняется, то вверх, то вниз. Инвесторы считают в твёрдой валюте, у них есть расчёт: при пороге инвестиций в 5 млн долларов их вложения окупятся через такой-то срок. Когда порог инвестиций снижается, по нынешнему курсу до менее чем 1 млн евро, желающих будет куда больше.
Неделю назад я вёл переговоры с польскими фирмами; представители двух компаний приезжали сюда, затем я ездил в Ольштын. Этот порог инвестиций их устраивает, они могут вложить около 2,5-3 млн евро. Думаю, в ближайшие пару месяцев они примут такие решения. Мы чётко объяснили им, какие они получат льготы, что закон о снижении инвестбарьера находится в Госдуме. Да, это небольшие производства, 50-60 человек. Но это 50 семей, это возможность нормально содержать семьи, давать детям образование.
Размер инвестиций важен ещё и потому, что в Калининградской области проживают не 10 млн человек, а лишь 1 млн. Крупным компаниям мы можем быть интересны лишь за счёт льгот, но не как рынок. Они всё равно будут направлять продукцию либо в Россию, либо в Европу. Внутреннего рынка потребления фактически нет.
Все же разговоры о том, что из-за льгот региональный бюджет имеет «выпадающие доходы»… Я всегда говорил: это термин от лукавого. Доходов нету, а «господа финансисты» говорят, что нельзя давать льготы, потому что мы получаем «выпадающие доходы». Но если инвестор не придёт, не построит новых рабочих мест, вы вообще ничего не получите!
А так — создаются рабочие места, люди получают зарплату, платят с неё налоги в местный бюджет. Да, остальные — в федеральный, но это уже вопрос не к инвестору, а к вам, к чиновникам. Договориться с Москвой о том, в каких пропорциях должны делиться федеральные налоги.
Опять же, это возможность для уже работающих в регионе предприятий реинвестировать средства в расширение производства и получить тем самым льготный статус. В Багратионовске на прошлой неделе мы встречались с представителями местного агросектора, они хотят инвестировать. Но уже полтора года не могут решить вопрос подключения мощностью 150 кВт.
«Энергетика — самое больное место»
— Вы говорите об иностранных инвесторах. На днях были опубликованы весьма печальные цифры: общий объем прямых иностранных инвестиций в экономику России за 2015 год сократился на 92 процента, при этом в целом в мире он вырос на 36 процентов. Не придётся ли нам в таком контексте говорить о «полном импортозамещении» и в инвестиционной работе? Тем более что в значительной степени сокращение желания иностранцев инвестировать в Россию объясняется политической ситуацией, на которую Корпорация развития области очевидно повлиять не может. Даже если захочет.
— Мы работаем именно с прямыми инвестициями в основные фонды. Именно для привлечения этих инвестиций был создан тот закон об ОЭЗ, который действует сейчас и будет действовать до 2031 года. Я не думаю, что у нас будет такой уж провал по инвестициям из-за рубежа. Тем более что не было его огромного подъема.
— В 2012-2013 годах цифры были неплохие.
— А из каких стран шли эти инвестиции?
— Ну да, значительную часть давали Кипр и какие-нибудь тропические острова. Но там были и Голландия, и Германия, и Литва с Польшей.
— И Кипр — это было возвращение тех денег, которые ранее вывели туда из России.
— Но возвращение же. Даже президент Путин говорил, мол, давайте обратно, наказывать не будем. Теперь-то и Кипра нет.
— В моём понимании, когда «грохнули» Кипр, то конфисковали деньги на офшорных счетах и вернули всем — американцам, англичанам. Кроме русских.
Нынешняя ситуация для инвестора не самая страшная. Нестабильность бывает страшнее.
У меня был дом на Кипре, я работал и жил там, так как мне нужно было растить детей с не очень хорошим здоровьем. И мне предлагали там остаться. Но я решил, что дети должны получить образование в России, поработать здесь. Если захотят уехать, пусть, но это будет их решение. Так что, когда дом выполнил функцию, я продал его и вложил в «Рыбную деревню».
— По поводу вложений: бюджет Калининградской области вложил в нынешнем году 160 млн рублей в уставный капитал Корпорации развития. На что пойдут эти деньги?
— У этих средств целевое назначение: строительство подстанции на промзоне «Храброво». Общая стоимость — 440 млн, все эти 160 млн мы вкладываем в неё. Это инвестиция, эти деньги идут в создание инфраструктуры. Которой не хватает.
Недавно мне переслали инвестиционную заявку от одной из европейских компаний, известной, с богатой 100-летней историей. Им нужна площадка с подключением электроэнергии мощностью 40 мВт. У нас такой площадки сейчас просто нет.
— Да у нас и 40 мВт свободных нет.
— Энергетика — самое больное место. Чубайс создал такую систему, при которой энергетика работает не на развитие регионов, а вдогонку за этим развитием. Энергетики соглашаются строить инфраструктуру за деньги инвесторов с условием, что инфраструктура перейдёт в их собственность. А если предприятие не будет забирать всю заявленную мощность, то должно будет платить сверху. Может ли нормальный инвестор прийти на такие условия?
— В том же Багратионовске, о котором вы упоминали, предприятию по переработке мяса полтора года не могут подвести 150 кВт, это ведь совсем мелочь. А недавно оказалось, что энергии не хватает даже для строительства стадиона. Вот вы заявили недавно по поводу ситуации с энергетиками: «Мы „спать“ никому не дадим». Как именно вы намерены не давать спать «Янтарьэнерго», сроки выполнения договоров техприсоединения с которым составляют до двух лет? Что вы будете делать? Какие полномочия и функции есть у вас и у корпорации?
— По генерации у нас энергии достаточно. Основной вопрос в сетях, в поставке товара в виде электроэнергии в определённую точку. Это ведь товар.
— Судя по неторопливости энергетиков, они не очень-то хотят его продавать.
— Как и любой монополист, они хотят меньше двигаться и больше зарабатывать. Мы имеем то, что имеем. Решать эти вопросы, с одной стороны просто, с другой — очень сложно. Переговорным путём с руководством «Янтарьэнерго». Гендиректор компании Игорь Маковский, насколько я помню, является членом инвестсовета при губернаторе. Сегодня мы вынуждены будем работать в режиме ручного управления. Если по багратионовским мясоперерабочикам не удастся договориться на 150 кВт, то я пойду к губернатору и позову туда Маковского. Они живут не в Москве, а здесь. Ссылаться на бумаги из Москвы смысла нет; сегодня вы работаете в этой структуре, а завтра нет. Земля круглая, жизнь длинная.
— А есть ли возможность подойти к вопросу энергоснабжения промышленности чуть более системно, чем водить за руку инвесторов и энергетиков друг к другу? У меня есть подозрение, что если бы Корпорации развития Калининградской области и вам лично удалось бы сократить средний срок исполнения договора техприсоединения хотя бы раза в полтора, то на этом можно было бы сворачивать работу по повышению инвестпривлекательности как успешно выполненную.
— Вы на двести процентов верно рассуждаете. Чтобы добиться этого, в корпорации создан проектный офис. Есть в России Агентство стратегических инициатив, которое курирует непосредственно президент. Оно ведёт рейтинг инвестиционной привлекательности регионов. Мы в нём, к сожалению, занимаем далеко не лучшее место. Рейтинг анализирует как раз то, о чём вы говорите: количество дней подключения, сроки получения согласования.
Сегодня, чтобы начать возведение, к примеру, гостиницы нужно получить согласования от 28 структур. На бланках и с подписями. Чтобы мне завести на Остров газ для Рыбной деревни, чтобы сделать собственную котельную и не зависеть от отопительного сезона, понадобилось 293 дня. Это при том, что я лично знал людей в «Газпроме».
Систему надо менять. Поэтому Агентство стратегических инициатив сводит сейчас все эти рейтинги, есть 75 показателей, по которым оцениваются регионы. Кто бы ни был губернатором, если ему говорят, что в каком-то регионе подключение к энергосистеме занимает 60 дней, а у него 360, ему придётся разбираться.
— Ваша цитата: «Сегодня ни один серьёзный инвестор не будет ввязываться в наши долгоиграющие проекты. К сожалению, мы относимся к регионам с крайне нестабильной политическо-административной ситуацией. Необходимо ужесточать меры ответственности власти». Я не очень понимаю, что у нас за политическая нестабильность, тем не менее: как эти меры ответственности ужесточать? Вряд ли кто-то может сказать, что за последние 5 лет инвестиционная привлекательность Калининградской области выросла. Причин и факторов много, как глобальных, так и локальных. Кто во власти понёс за это ответственность? Никто. Как её ужесточать? Прописать в губернаторском трудовом контракте, мол, не улучшил половину из 74 показателей АСИ, уволен? Или это просто красивый тезис?
— В первую очередь, если мы говорим о серьёзных инвестпроектах, это ответственность инвестсовета при губернаторе. Проекты проходят через инвестсовет, затем ответственность должны нести профильные министерства. Затем с них должен спрашивать губернатор или вице-губернатор. Есть проблемы в работе верхнего эшелона власти, как в нашем регионе, так и в других. В нашей ситуации оторванности вице-премьеры должны решать вопросы хозяйствования, а губернатор — заниматься политическими вопросами более высокого уровня. Взаимодействие с Москвой, подготовка федеральных законов, взаимоотношения с соседями. Вопросы с литовцами по транзиту грузов возникают постоянно, но решать сейчас их получается лишь на уровне МИДа.
— Кстати, по поводу Литвы. Я не раз говорил обо всех этих таможенных войнах с теперь уже бывшим министром промышленности Дмитрием Чемакиным. Сейчас он предпочёл общеобластным вопросам локальные, возглавив администрацию Багратионовского района. Но его позиция профессионального таможенника не изменилась. Он говорил и говорит, что риски, подобные тем, с которыми столкнулись калининградские предприятия в 2013-2014 годах, когда граница фактически оказалась на замке для грузов и растаможка затянулась на десяток дней, являются нормальными. И их инвесторы должны закладывать в свои бизнес-планы. Вы с ним согласны?
— Я с ним согласен, к сожалению, это так. Тот, кто выходит с производственными планами сюда, на эту территорию, ориентируясь на рынок сбыта в «большой» России, должен эти риски учитывать. Если закон предполагает максимальный срок таможенной очистки в течение 10, то в пессимистичном бизнес-плане должна быть закреплена именно такая логистика.
К нам сюда надо привлекать корпорации и компании, которые могут экспортировать произведённую здесь продукцию в Восточную Европу. Хотя бы половину. Тогда баланс сложится, колебания рубля и состояние общероссийской экономики не так болезненно будут влиять на финансовые результаты предприятия в Калининграде. Ситуация через 3-5 лет изменится, рубль будет твёрдый, всё будет нормально, 7-8 лет будет идти подъем. Если корпорация или холдинг заходят сюда, они должны рассчитывать такие риски на длительный период, начиная от 10 лет.
«У нас есть льготы, которых у вас нет»
— Чтобы здесь появились такие корпорации, нужно, наверное, активнее рассказывать в Европе о наших возможностях. Не только тем, кто по какой-то причине приехал сюда. А тем, кто о нас попросту не знает. Года полтора назад, но уже после Крыма в интервью «Новому Калининграду.Ru» глава местного представительства торгово-промышленной палаты Гамбурга Штефан Штайн довольно резко критиковал местных чиновников за сокращение этой презентационной активности по сравнению с предыдущими годами. Он стоял у истоков ряда крупных промышленных проектов, в том числе «Автотора», наверное, к его мнению стоит прислушиваться. Вы разделяете его критику?
— К сожалению, этот упрёк уместен. В последние годы мы не видим подобных экономических, бизнес-миссий со стороны правительства на крупных европейских выставках. На именно тех выставках, где собираются реальные инвесторы. Есть, к примеру, широко известная выставка коммерческой недвижимости MIPIM в Каннах. Но это тусовка для бизнес-банкиров, для представителей международного рынка недвижимости. И то, на таких выставках стараются что-то уже подписать, а вся предварительная работа проходит за их рамками.
Но вот, к примеру, выставка Expo Real в Мюнхене менее пафосна и более реальна. Есть и иные выставки, где собираются реальные промышленники. Другое направление — работа с инвестбанками, и я занимался этим, когда работал в нефтяной индустрии. Выступал и в Англии, и в Японии. Это небольшие мероприятия, вначале ты делаешь небольшой доклад, затем 2 дня плотно общаешься с инвесторами и банкирами тет-а-тет. Как раз со Штефаном Штайном мы обсуждали подобные встречи приватного характера с инвесторами, уверен, мы будем работать в этом направлении.
— Может быть, представители правительства меньше участвуют в подобных мероприятиях просто потому, что показать нечего? Вот вы были на подобных мероприятиях в Англии и Японии, у вас есть опыт. Предположим, завтра вы едете в какой-нибудь Гамбург. Выходите на трибуну перед инвесторами и инвестбанкирами и говорите: «Друзья, в Калининградскую область надо инвестировать, потому что...» Почему?
— Потому что у нас есть льготы, которых у вас нет. И потому что у нас есть две площадки, куда мы можем вас посадить. У нас нет 40 мВт энергоподключения, но 20 мВт — есть.
— Когда могут заехать первые инвесторы на промплощадку в Храброво?
— В Храброво? Смотря какие инвесторы. Самые развитые площадки сегодня это GS в Гусеве и Багратионовске.
— Но я говорю о тех площадках, которые корпорация разрабатывала изначально, и среди них вроде бы именно в Храброво было вложено больше всего сил и средств.
— В Храброво инвестор сможет зайти не ранее второй половины 2017 года. Не раньше, потому что энергетики обещают закончить подстанцию в июле 2017 года. Работы там идут, газ высокого давления подведён, самое главное — энергетики.
Земля и энергия — самое важное, это понимают все, кто разворачивал крупное производство. Если ко мне приходят инвесторы, первое, что я спрашиваю, сколько им нужно земли и сколько энергии. Предположим, им ещё нужна железная дорога для привоза сырья и вывоза продукции или близость автодороги…
— Мне кажется, вам надо провести серьёзные переговоры с Росатомом. На месте заброшенного строительства Балтийской АЭС можно развернуть неплохой такой промпарк, там есть всё, о чём вы говорите, да ещё и, кажется, завод металлоконструкций. Я, кстати, серьёзен вполне.
— Кстати, вопрос генерации при помощи АЭС я обсуждал, ещё когда приехал сюда, при губернаторе Егорове. Речь шла тогда о размещении здесь плавучей АЭС. Вон, сколько ходит атомоход «Ленин», лет 50 уже. Но тогда все испугались, что Европа нас просто «порвёт». Так что я сторонник атомной энергии, она самая дешёвая. Даже японцы, нация, которая прошла ужас атомных бомбардировок, более 50 процентов электроэнергии производят на АЭС. Пока не произошла авария на Фукусиме.
Но идея, конечно, интересная (смеётся). С точки зрения площадок, кстати, очень перспективной являлся «Балттехпром», она даже где-то превосходит GS. Но она частная.
— Слушайте, так ведь в Багратионовске промпарк тоже частный, это не мешает вашей корпорации развивать рядом с ним частный кластер. Не могу не спросить — ну почему же в таком случае вместо того, чтобы развивать промзоны рядом с этими самыми перспективными частными промышленными площадками, использовать их как якоря, корпорация все эти годы строила их в чистом поле? Приезжаешь на площадку под Правдинск, где стоят пилотную линию — ну это же просто герои инвестиционного процесса, им надо давать медали и ставить памятник. Голое поле, разбитая дорога, недостаток электроэнергии. Что они там построят, неизвестно, но что-то строят. Почему изначально не был применён осмысленный подход, о котором вы говорите, а просто закапывались деньги в землю?
— Вероятно, потому, что перспективные площадки, о которых мы говорим, принадлежат частному бизнесу. Почему разрабатывали площадку в Храброво? Как я понимаю, дело было в завышенных ожиданиях от эффекта аэропорта после реконструкции.
— У кого они были-то, эти ожидания? Чуть ли не открытым текстом знающие толк в авиаиндустрии люди говорили в момент заключения сделки по «Храброво»: вы кому отдаёте аэропорт, вы сошли с ума. Хорошо ещё, что двухмиллиардный кредит область не повесила на свою шею и не отдала этим «девелоперам». Услуги субподрядчиков не оплачиваются, гендиректора меняют раз в год. Кстати, в этом владельцы аэропорта в чём-то похожи на правительство и корпорацию развития. Люди из Минвод, люди специфические.
— И с ними можно и нужно работать. Люди разные есть, но к каждому мы найдём персональный подход.
Текст — Алексей МИЛОВАНОВ, фото — автора и Google Street View.
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2024