В Калининградском областном драматическом театре представили спектакль по пьесе «Огни Ивановой ночи» восточнопрусского автора Германа Зудермана. Режиссёром постановки стал немец с российским образованием Ральф Зибельт. Главными героями — семья помещика Фогельройтера, проживающая неподалеку от Кёнигсберга, а также песчаные дюны Балтики и более сотни стульев, беспорядочно застывшие в жарком воздухе летней ночи. Долгожданную премьеру успела посмотреть «Афиша Нового Калининграда».
Идея создать спектакль, который бы связал прошлое и настоящее Кёнигсберга-Калининграда, возникла в драмтеатре давно. Художественный руководитель Михаил Андреев несколько лет подбирал литературный материал вместе с Ральфом Зибельтом. В результате решено было ставить «Огни Ивановой ночи» Германа Зудермана, почти все пьесы которого, по словам Андреева, находили воплощение на сценах Кёнигсберга. Впрочем, с городом Зудерман связан не только театральными постановками. Он родился в середине XIX века в немецком Матциккене, сегодняшнем литовском Шилуте; учился в гимназии в Тильзите, сегодняшнем российском Советске; а после поступил в Кёнигсбергский университет, ту самую Альбертину. Несколько позже переехал в Берлин, где оставался, по сути, до конца жизни.
Пьесу «Огни Ивановой ночи» Герман Зудерман написал в 1900 году. Это довольно предсказуемая история о несчастливой любви. Конец 80-х годов XIX века, Гертруда, дочь господина и госпожи Фогельройтер, готовится к венчанию с юношей Георгом. Будущую квартиру молодых в Кёнигсберге обустраивает приёмная дочь помещиков Марикка, которую в семье никогда не называют по имени. Хватает небрежного «Хозяюшка» — Марикка делит с экономкой все домашние заботы. Однако именно она, это одинокое, сиротливое, недолюбленное существо, влечёт Георга.
На сцене — громоздкая вертикальная конструкция, беспорядочно обвешанная стульями, будто случился какой-то взрыв, брызги которого застыли в пространстве (не забываем, что влюблённая в Георга Марикка вынуждена готовить квартиру, куда он переедет не с ней). За металлическими прутами — никакого нарядного задника, оголенная кирпичная стена с кроваво-красной артерией трубы. В центре сцены, посреди балтийских песков, роль которых исполняет фигурно порезанный поролон, застрял сколоченный из деревянных палет «островок», изображающий дом Фогельройтеров. На нём — стол с простой шерстяной скатертью (здесь будут пить по рюмке шнапса, а иногда и по две), несколько стульев, скромный шкафчик-сервант. По углам — грубо сколоченные коробки с домашним барахлом (здесь будут петь литовские песни, развешивая бельё; и немецкие, кстати, тоже будут).
Сценография в «Огнях Ивановой ночи» отнюдь не приложение к спектаклю, а полноправный его герой (художник-постановщик — Софиа Корчинская). Металлическая громада со стульями становится для актёров то лестницей вверх, то клеткой-тюрьмой, ловушкой. На неё забираются, с неё прыгают, её прутья хватают руками, что есть силы, и яростно трясут. Внутри неё все обитатели прусского городка кажутся крошечными фигурками из музыкальной шкатулки, и только завладевшие ими бесы разрастаются до того, что вся сцена загорается ярким красным огнём. Говорят, это всего лишь огни Ивановой ночи, которую с размахом отмечают в городке. Ночи, когда «вспыхивает искра язычества, когда пробуждаются дикие желания».
Написанный более сотни лет назад простодушно романтический текст Зудермана в спектакле Зибельта живёт изящно и динамично. Получается вполне себе очевидный, традиционный театр, но безо всякой старческой одышки. Это добротно сшитое театральное полотно, тщательно вслушивающееся в себя. Режиссёр не занят изобретением, надстраиванием неких символов, он ищет поэзию внутри самой жизни: вот Георг и Гертруда играют в догонялки на обжигающем «песке» дюн; вот Марикка причесывает любимую сестру, но всё же соперницу к свадьбе и едва ли удерживается от того, чтобы воткнуть шпильку не в её волосы, а в кожу; вот заподозрившая неладное Гертруда вдруг является среди ночи в белой сорочке и с растрепанными волосами, будто шекспировская утопленница Офелия. Банальный, казалось бы, любовный треугольник в спектакле Зибельта становится сложным жизненным выбором между чувством и долгом.
«Нельзя ставить на сцене заряженное ружье, если никто не имеет в виду выстрелить из него», — это театральное правило, озвученное Антоном Чеховым, знают, кажется, все. В том числе и Ральф Зибельт и Софиа Корчинская. И если на сцене установлена сложносочиненная металлическая конструкция, то «выстрелить» в финале должна и она. И выстреливает. Собственно, вся постановка «Огней Ивановой ночи» — это тоже своего рода выстрел для калининградской сцены. И надо признать, довольно меткий.
Текст — Алина Белянина, фото — Виталий Невар, «Новый Калининград».
© 2003-2024