Георгий Дыханов: «Многие чиновники считают, что управляют всей экономикой»

Доклад регионального уполномоченного по правам предпринимателей Георгия Дыханова вызвал бурную полемику как в областной Думе, так и в региональном правительстве. Чиновники и депутаты обсуждали и осуждали не столько выводы омбудсмена о деловом климате в регионе и нарушениях прав бизнеса, сколько саму работу его аппарата и характер доклада. В интервью «Новому Калининграду.Ru» Дыханов рассказал о том, почему многие чиновники предпочитают обсуждать не проблемы, а форму их подачи, где рождаются давление на бизнес и принуждение к коррупции, остались ли у предпринимателей надежды на новый закон об ОЭЗ и откуда берётся инерционность в отношении власти к бизнесу.

«Нашу работу воспринимали как навязанную»

— Георгий Яковлевич, в этом году ваш доклад о ситуации с правами предпринимателей вызвал широкую полемику на всех площадках, где вы с ним выступали — в Думе и в правительстве.

— При этом многие воспринимают его не как доклад, но как отчёт — что в корне неверно. Я перед этими органами ни за что не отчитываюсь и не должен.

— Тем не менее, обсуждение более бурное, чем в прошлом году. Но начать я хочу не с этого. Я вчера ещё раз перечитал доклад, там есть такая фраза: «с появлением института уполномоченного в регионе значительно возросла бизнес-активность». Не слишком ли это смелый вывод?

— Ну, так совпало. Конечно, корреляция может быть чересчур смелой. Но так получилось, что до 2013 года количество субъектов предпринимательской деятельности в Калининградской области падало. В 2013 году был учреждён институт уполномоченного по правам предпринимателей, потом количество субъектов росло. Несмотря на 1 апреля 2016 года, несмотря на кризис 2014 года, несмотря на падение инвестиций во все эти годы.

— Вы измеряете бизнес-активность исключительно по числу субъектов предпринимательской деятельности?

— Пока да.

— Но ведь это далеко не всегда цифра, объективная настолько, чтобы использовать её как единственный индикатор деловой активности. Те, кто хорошо знают историю, помнят времена аукционов по квотам на ввоз подержанных автомобилей. Тогда по числу малых предприятий на душу населения мы были не то что впереди всей России, а в разы превышали среднероссийское количество. Насколько вообще существующая система оценки положения малого и среднего бизнеса объективна? Насколько тождественны количество и активность?

— «Существующей методики» не существует, её просто нет. Никто не оценивает деловую активность. Мы оцениваем инвестиционную привлекательность, мы оцениваем эффективность государственной власти, ещё какие-то вещи. Деловая активность — это три фактора: количество предприятий, ВРП и инвестиции. Это три основных столпа, дальше можно дробить.

— Но растёт только первый показатель.

— Да, к сожалению. ВРП на нулевой точке — 0,9 процента роста это показатель в пределах статистической погрешности. Если смотреть на инвестиции — они падают четвёртый год подряд. Эти три показатели следует оценивать вместе.

При Екатерине Второй был один показатель оценки успешности губернаторов — растёт население или не растёт. В таком смысле мы и смотрим: растёт «население бизнеса» или нет. Но, конечно, нужно оценивать и прибыльность предприятий. Их становится больше, а прибыльность становится меньше. Гораздо больше предприятий закрываются по причине банкротства.

— Прибыльность становится меньше — в каких цифрах это отражается?

— Мы отслеживаем прибыльность, анализируя данные Федеральной налоговой службы. Это наиболее объективные данные; у Росстата есть реестр малых и средних предприятий, но он на 20 тыс не совпадает с данными ФНС. Понятно, что ФНС делает срез по всем предприятиям, включая и те, которые показывают нулевую активность. Но это невозможно предсказать — сегодня они показывают нулевую активность, все госорганы убеждены, что ничего не происходит. А в апреле они сдадут налоговые декларации и вдруг выяснится, что активность гораздо выше. Ведь некоторые микропредприятия отчитываются лишь раз в год, судить о ситуации среди них мы сможем лишь после апреля следующего года.

Критика пальца: как чиновникам не понравился доклад бизнес-омбудсмена
Во вторник наиболее живой частью заседания правительства Калининградской области оказался доклад уполномоченного по правам предпринимателей Георгия Дыханова. В отсутствие врио губернатора Антона Алиханова чиновники предпочли не обсуждать проблемы бизнеса, о которых рассказывал омбудсмен, а сконцентрировались на самом докладе о работе аппарата уполномоченного. А под конец вообще дошли до мысли, что законы и правила для бизнеса они придумали очень хорошие — только вот предприниматели почему-то ими не пользуются.

— Мне показалось, что большая часть обсуждений вашего доклада, как в областной Думе, так и на заседании правительства, была посвящена критике не содержания, но формы. Вроде бы смысл доклада именно в том, чтобы озвучить анализ ситуации и показать болевые точки, на которые жалуется бизнес. Но так часто бывает: когда кто-то говорит, что ситуация не очень хорошая, власть старается побыстрее его обличить. Тем не менее — вы же знаете, что ваш доклад будут оценивать именно так. При этом в докладе есть совершенно абсурдные моменты. К примеру, анализ обращений предпринимателей к вам вы начинаете с фразы «за консультацией в Аппарат Уполномоченного по защите прав предпринимателей в Калининградской области обращались 100 процентов респондентов». Как говорится, опрос, проведённый в интернете, показал, что 100 процентов респондентов пользуются интернетом. Зачем вы допускаете такие оплошности, давая оппонентам лишние поводы для критики?

— Есть, конечно, у нас ошибки и недочёты в формулировках — аппарат немногочисленный. Просто по федеральной методике опрашиваются только те, кто обращался в Аппарат Уполномоченного.

— Я верно понимаю, что критика формы, а не содержания, есть обычная реакция региональной власти на работу института уполномоченного по правам бизнеса? Почему люди не хотят видеть то, на что вы показываете, но видят то, чем вы показываете?

— Во-первых, есть определённая инерция мышления со времён предыдущего правительства, где было твёрдое убеждение, что аппарат уполномоченного не нужен, что у нас с бизнесом всё хорошо. Нашу работу воспринимали как навязанную. При том, что принятый здесь закон — один из самых лучших в Российской Федерации.

— Чем лучше?

— Он даёт более конкретные полномочия, в нём неплохо сформулирована концепция независимости Аппарата. Есть регионы, где уполномоченный по правам предпринимателей действует так же, как и уполномоченный по правам ребёнка — при губернаторе. Как же он может влиять на деловой климат, если напрямую подчиняется власти? У нас же ситуация иная — мы независимы.

— Но замминистра экономики Андрей Толмачёв на заседании правительства, где вы выступали с докладом, предлагал сравнить работу бизнес-омбудсмена с работой уполномоченного по правам ребёнка.

— Что, на мой взгляд, совершенно некорректно. Мы занимаемся совершенно разными вещами. Безусловно, работа уполномоченного по правам детей крайне важна, и он вполне может работать «при губернаторе» — потому что в основной своей массе права детей нарушаются не на уровне региона, а на уровне муниципалитетов или частных лиц.. Но в том, что касается бизнеса, уполномоченный по его правам должен быть независимым и самостоятельно распоряжаться своим бюджетом. Чтобы чиновник не мог сказать: «А, он меня покритиковал, давай-ка я ему бюджет быстренько урежу». Без решения законодательной власти это сделать невозможно, что даёт некоторую степень независимости.

— При этом оценки во время обсуждения вашего доклада в законодательном органе звучали разные. Там есть представители делового сообщества, которые вас поддерживают, а есть и те, кто поднимает вопрос о самой необходимости существования института уполномоченного по правам бизнеса в его нынешнем виде.

— Да, а ещё один депутат предложил увеличить аппарат и бюджет уполномоченного, потому что с такими бюджетом и аппаратом я мало что могу сделать. Я думаю, мы подготовим поправки к действующему законодательству и обсудим на профильном комитете, что можно сделать.

Но главная, системная причина такой реакции, на мой взгляд, кроется в некоем идеологическом столкновении. Именно поэтому все обсуждают форму, а не содержание доклада. Столкновение это в том, что многие чиновники считают, что они управляют всей экономикой, всей ситуацией. Забывая о том, что правительство существует для народа, а не народ для правительства.

«Хотя бы несколько предприятий я защитил»

— Когда чиновники областного правительства и иных ведомств обсуждали доклад о ситуации в деловой среде, в их словах мне послышалось этакое снисходительно-пренебрежительное отношение к вам, но не только — также и ко всему малому и среднему бизнесу. Мол, мы-то хорошие, законы вот хорошие придумали, а бизнес какой-то плохой, не хочет он ими пользоваться. Что довольно-таки странно слышать от нового состава правительства; логично было бы наблюдать подобную реакцию от предыдущего, намного более консервативного, закрытого и немножко гусевского кабинета министров. Тут вроде бы молодые, прогрессивные чиновники, от которых ожидаешь понимания того, что этот самый бизнес тут экономику и создаёт — ан нет, звучат всё те же тезисы. Откуда это отношение берётся? В генах заложено? В школе научили, что проклятый капиталист-буржуй всю жизнь нам испортил?

— Я уже говорил об инерционности мышления, плюс надо понимать — сменилась лишь часть правительства.

— Но основные министры экономического блока как раз поменялись.

— И к ним я и адресовал свой доклад. Вряд ли я нашел бы понимание в лице министра финансов Виктора Порембского, к примеру; он никогда не поддержит снижение налогов. И от руководителя налоговой службы было бы странно услышать поддержку идеи насчёт снижения фискальной нагрузки. К сожалению, не у всех чиновников есть государственное мышление, некоторые ходят с калькуляторами как менеджеры среднего звена, и мне непонятно, почему это происходит.

Возможно, причина в том, что многие годы мы просто не анализировали экономическую ситуацию. Все бизнес-сообщества сходятся в том, что никто не знает реальной ситуации, что происходит с экономикой. Какие-то цифры собираются через Росстат, через наши министерства, рисуется картинка, которая удобна и выгодна, которая показывает достижения определённых служб и ведомств.

— Но кому она выгодна в конечном итоге?

— Конкретным должностным лицам, которые доказывают тем самым свою эффективность на занимаемых должностях.

— То есть, опять временщичество? Посидел на должности, что-то поделал, отчитался, а что там после него — не интересует?

— К сожалению, да, некоторая недальновидность. На самом деле картинка не очень приятная, и это видно на примере снижения инвестиций. Нет инвестиций, значит невыгодно делать бизнес в Калининградской области. Дальше можно сколько угодно распинаться, уверять друг друга в собственной полезности, но, если нет инвестиций, роста экономики, всё насмарку.

— Это ведь упрёк и в вашу сторону.

— В том числе — да. Но хотя бы несколько предприятий я защитил, часть из них — с оборотами в десятки и сотни миллионов рублей. Они могли уйти, но не ушли. Сохранили рабочие места и платежи в бюджет. А вот в 2014 году из региона ушёл веломотозавод, работавший на заводе «Янтарь» с оборотами около 600 млн рублей в год, который мы защищали от незаконного уголовного преследования. Но учредитель сказал: «В регионе с таким аномальным давлением «правоохранителей» я бизнес делать не буду, а буду его сворачивать». Перед этим предприятие год было закрыто по вине «правоохранителей» в связи с незаконным уголовным преследованием.

Не смогли до конца защитить Гусевский завод светотехнической арматуры. Сейчас уголовное дело закрыто, им вернули изъятые прожектора, но главный учредитель сказал: «Не интересно развивать бизнес здесь». Сейчас и сигаретчиков вынудим так же уйти из региона. Месяц следователи вывозили 70 вагонов сигарет, потом часть из них бесследно пропали. Это незаконные методы — даже если предприниматель виноват. Кстати, в следующем году по новому законопроекту 15% акцизов от сигарет пойдут в областной бюджет, по миллиарду в квартал мы потеряем из-за того, что на бизнес «кошмарят» незаконными методами.

— Если оценивать давление на бизнес, которому посвящена значительная часть вашего доклада, то важна не только его сила, но и источник. Вся система госуправления в целом так хочет давить на бизнес, что не может удержаться, или где-то в среде есть точки, из которых это давление происходит? И насколько эта система в целом качественно прогрессирует в своём отношении к бизнесу? Случаи, о которых вы говорите — где возникло желание задавить предприятия, на уровне нижних исполнителей или верхних идеологов?

— В большинстве случаев давление исходит от нижних исполнителей. Если говорить о верхних идеологах, то отношение к бизнесу кардинально изменилось за последние два года. На уровне президента и его администрации не просто говорят о поддержке бизнеса, но делают шаги. Речь идёт о нижних и средних исполнителях.

Причин, по нашему анализу, три. Первая — когда сами чиновники или правоохранители просто из корыстных побуждений хотят что-то «отжать». Например, получить отступные за закрытие уголовного дела.

— Но, если они рассчитывают на отступные, то это характеризует всю систему в целом — ведь они же уверены, что им их заплатят? Они же не действуют наобум. Так что здесь есть и ответственность предпринимателей, которые эти отступные дают. Если никто не будет их давать, если никто не будет договариваться, а будут подавать заявление о незаконном преследовании, эта практика исчезнет.

— Подавать заявление кому? Начальнику, с которым делится его подчинённый, инициирующий это преследование? В классификации коррупции есть такой термин: «принуждение к коррупции». Когда тебе говорят: или мы тебя завтра закроем, или плати отступные. Да, это нравственный выбор — но это отсутствие выбора, то есть принуждение.

Так же, как бывает иногда с госзаказом. Да, ты можешь получить заказ, но ты должен заплатить откат. Это тоже понуждение к коррупции. Ещё часто бывает так, что предприниматель выполнил госзаказ, над актом выполненных работ уже занесена печать — и тут начинается требование отступных.

— Но вы согласны с тем, что в случае коррупции ответственность бизнеса всё же существует? И довольно важна — это же двусторонний процесс. Или вы полагаете, что бизнес в подобных случаях это лишь жертва?

— В подавляющем большинстве случаев бизнес здесь только потерпевший. Потому что предпринимателям совершенно неинтересно делиться своими деньгами, своей прибылью с чиновниками. Когда их заставляют — тогда приходится.

На шесть с половиной: как будут поддерживать калининградский малый бизнес
В 2017 году объемы поддержки малого и среднего предпринимательства в Калининградской области существенно сократятся. Привычные инструменты поддержки — такие как софинансирование процентной ставки по кредитам, компенсации на модернизацию предприятий — больше работать не будут. Бизнесменам предлагают брать кредиты в рамках федеральной программы «Шесть с половиной», которая при ближайшем рассмотрении оказалась совсем не такой лояльной к бизнесу, как обозначено в названии.

— Какая-то у вас совсем однополярная модель мира. Понятно, что вы называетесь уполномоченным по правам предпринимателей, а не всех людей, включая чиновников, но всё же совсем уж страшная картина — есть чиновник, этакое чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй, которое хочет уничтожить всё живое на Земле, начиная с предпринимателей. А предприниматель — это такая загнанная в угол крысонька, которая страдает и скоро умрёт. Но мир же чуть более многополярный. Откуда-то ведь берётся уверенность чиновника-коррупционера в том, что взятку ему в итоге дадут.

— Конечно, у меня есть элемент профессиональной деформации. Большинство заявителей, которые обращаются ко мне, в результате оказываются правы. По 65 процентов заявок мы восстанавливаем предпринимателей в правах, ещё в 20 процентах это не удаётся лишь из-за сопротивления системы.

Наши чиновники почему-то воспринимают критику в адрес их ведомств как личную обиду. С одной стороны, конечно, хорошо, что они болеют душой за корпоративный дух. С другой стороны — попытка защитить честь мундира любой ценой чревата застоем и разложением. Наша работа — это как болевые симптомы в организме. Как бы мы узнали о болезнях, если бы не было больно?

— Пока получается как в известном анекдоте: «Доктор, я куда ни ткну, мне везде больно… Так у вас же палец сломан!»

— На самом деле, бизнес здесь и сейчас, в нашей стране, по сути является бесправным. Потому что здесь и сейчас во власти зачастую находятся чистые, рафинированные чиновники. Пока что наша экономика в "болоте", в котором по-прежнему два кризиса – инвестиционный и доходов населения. У чиновников может быть богатый опыт управления, но они не создают добавленную стоимость. И они не делегированы бизнесом во власть. Потому что, если мы строим рыночную «капиталистическую» экономику, то должны быть услышаны и делегированы во власть представители именно этого класса.

— Ну а как же областная Дума? Туда ведь наделегировали на последних выборах столько представителей бизнеса, что не протолкнуться.

— Вопрос влияния законодательной власти на исполнительную в нашей стране тоже непростой. К сожалению, исполнительная власть зачастую довлеет над законодательной. Возможно, с приходом в Госдуму Вячеслава Володина, этот процесс может пойти вспять и вес законодательной власти будет восстанавливаться. И я не говорю про судебную власть — это совсем отдельная тема.

— А почему все эти жуткие коррупционные истории происходят в тиши кабинетов, лишь изредка просачиваясь во внешний мир при вашей помощи? Ну вот оказывает какой-нибудь плохой чиновник на хорошего бизнесмена давление, тот пытается вырулить, у него не получается, он приходит к вам — но громких скандалов мы видим лишь единицы, и даже в таких случаях вытащить из бизнесменов подробности удаётся лишь самым удачливым журналистам. У меня есть подозрение, что публичности мешает то, что не всегда сами предприниматели полностью чисты; кто-то платит номинальную официальную зарплату, кто-то оптимизирует налогообложение, кто-то ещё чем-то грешен. Так почему мы не видим публичные истории о коррупции, о которой вы говорите?

— Вы не совсем верно понимаете мотивацию бизнеса. Он не потому не идёт в медиа, что у него «рыльце в пушку», как вы предлагаете считать. К большинству предприятий, которые к нам обращаются, очень сложно предъявить какие-либо претензии. Но ни один бизнес не хочет, чтобы его упоминали в связи с проблемами. Что это за маркетинг? Весь бизнес пытается создать положительный образ, наоборот. Поэтому часть заявителей даже не хотят, чтобы я называл их публично. Да и по закону я имею право на это, за исключением контактов с органами следствия.

Второй момент — бизнес опасается, и вполне справедливо, мести со стороны органов власти. Я наблюдал это на одном из мясокомбинатов региона. Мы доказали, что уголовное дело было возбуждено незаконно, а МВД решило показать, что не оставят это дело так. Взятку не получили за закрытие дела — решили отомстить. И написали заявления во все возможные государственные органы, а те, в свою очередь, были обязаны отреагировать. Таможня, налоговая — вызвали такой шквал проверок, что фактически парализовали работу предприятия на несколько месяцев. Нанесли огромный ущерб. Поэтому мне кажется естественным, что бизнес зачастую не хочет  упоминать даже о своих победах над коррупционерами. Мотивация у него специфическая.

Что же до размера зарплат — у нас в регионе один из самых высоких показателей минимальной заработной платы по стране, мало где минимальная зарплата составляет 10 тыс рублей или выше.

— Да, но это всё равно меньше прожиточного минимума. Вообще эта история с минимальными зарплатами это ведь такая игра в подкидного дурака. Мало кто согласится работать за такую зарплату даже если речь идёт о низкоквалифицированном труде, и мало кто её платит. Так что это всего лишь легализация «серых зарплат» доступным способом. Мол, вы будете делать вид, что вы платите сотрудникам по 10 тысяч, а мы будем делать вид, что мы вам верим. А вы, в свою очередь, будете делать вид, что платите НДФЛ со всего фонда заработной платы.

— Но откуда, в таком случае, взялась средняя зарплата около 36 тыс рублей? Считанные предприятия платят по 10 тыс, причём многие из них работают из года в год на одних и тех же госзаказах и аффилированы с чиновниками. Именно они недоплачивают налоги, потому что считают, что у них есть крыша. Согласно докладу руководителя местного управления ФНС, именно те предприятия, которые получают госзаказы из года в год, будучи единственными участниками торгов, платят «серые зарплаты», недоплачивают налоги — и вновь выигрывают новые госзаказы.

— То есть, инициатива, звучавшая от Цуканова, и, возможно, доставшаяся ему в наследство от Бооса, насчёт отсечения платящих «серые зарплаты» от госзаказа, осталась словами?

— Она осталась словами в чистом виде. А вот у тех, кто платит «белую зарплату», к примеру — «Балтлитстрой», бывают проблемы. Они оказались «страшными нарушителями», правда пока непонятно чего. Обвинения в возможном выводе капитала из страны оказались пустым звуком. Нет никаких подтверждений этого. Но недобросовестные чиновники им упорно не платят.

— Основная претензия, если я верно помню слова врио губернатора Антона Алиханова, как и его предшественника, заключается в том, что чиновники боятся, будто «Балтлитстрой» не выплатит свои долги субподрядчикам.

— Откуда такая забота о субподрядчиках? Может быть, среди них есть компании, близкие предыдущему правительству?

«Руководство убеждено: снижать фискальную нагрузку не нужно»

— В недавнем эфире ток-шоу Елены Воловой «Авторитет» глава ассоциации мебельщиков региона Михаил Майстер сказал, в частности, что от закона о Калининградской области, который так долго писали, и Антон Алиханов принимал в этом самое активное, если не главное участие, «остались осколки». Как вам кажется, местный бизнес ещё надеется, что очередные изменения федерального законодательства могут сделать их жизнь лучше?

— Надежда на то, что этот закон поможет улучшить инвестиционный климат, очень слаба. Здесь важна идеология: когда само руководство региона убеждено, что снижать фискальную нагрузку на бизнес не нужно. Это могло бы сделать регион территорией низких издержек, но они уверены, что издержки и так невысоки (что не соответствует действительности). Именно поэтому они не могут доказать федеральному правительству необходимость этих мер. В том числе — необходимость введения нулевой ставки НДС, что неоднократно предлагалось бизнесом. В том числе — необходимость льгот по социальным выплатам.

— Здесь логика местных идеологов в некоторой степени натолкнулась на встречные предложения федералов — недавно стало известно, что Минфин предлагает увеличивать НДС и снижать соцвыплаты. Понятно, почему они выступали против этих робких калининградских предложений — у них была своя концепция для всей страны, о которой они до поры, до времени молчали. Повысить НДС, который собирается хорошо, и понизить соцплатежи, которые собираются плохо. С точки зрения Минфина как ультраконсервативного ведомства, всё логично.

— Ну ещё не факт, что всё это будет принято. Тем не менее — да, вероятно, логика и была такой. Сошлось несколько факторов: отсутствие полной убеждённости членов нашего правительства в необходимости радикального снижения фискальной нагрузки — с одной стороны. Вялая реакция федерального центра из-за того, что у них были свои задумки — с другой стороны.

Кроме того, я думаю, это характеризует качество диалога между бизнесом и властью. Вроде бы, на поверхности мы все общаемся, слушаем друг друга, но не слышим до конца. Попытка разработать новый закон в тиши кабинетов не оправдала себя. Инициативы такого рода должны разрабатываться только в публичной плоскости, при максимально широком обсуждении.

— У нас ведь был не самый позитивный по итогам опыт публичной дискуссии в том, что касалось компенсаций «Проблемы-2016». Уж чего только ни предлагали губернатору Цуканову предприниматели на многочисленных площадках. И нет, наверное, такой площадки в Калининграде, где бы он не собирал предпринимателей, чтобы послушать их предложения. Что же в итоге? Компенсации таможенных платежей, которыми могут пользоваться пара десятков крупных предприятий. Такие результаты, боюсь, изрядно снижают интерес предпринимателей к публичной дискуссии.

— Давайте оценивать комплексно. Сколько предложений, выдвинутых бизнесом было оформлено, записано, рассмотрено на заседаниях правительства в результате этой пятилетней дискуссии? Сколько из них были детально проработаны? По скольким правительство области согласилось и приняло их, по скольким дало мотивированый отказ? Ноль везде. Все эти диалоги настолько же эффективны, как вечерний разговор за рюмкой водки.

— Это недоработка бизнес-ассоциаций?

— Нет, бизнес-ассоциации всегда выдвигали свои предложения в чётком, понятном виде, по пунктам. И я это делал. Ответов по всем этим пунктам от власти не было. Часто чиновники говорят, что те или иные меры не выгодны для тех или иных отраслей экономики, но пусть они покажут цифры, пусть покажут подсчёты.

«Плюс НДС, минус экономика»: что ждать региону от налогового маневра Силуанова
Министр финансов Антон Силуанов обозначил ключевые параметры будущей налоговой реформы, которая ожидает страну сразу после завершения президентской предвыборной кампании 2018 года. Он предложил провести маневр по повышению ставки НДС и снижению отчислений в социальные фонды до 22%. «Новый Калининград.Ru» выяснил у региональных экспертов, чем могут обернуться подобные изменения законодательства для экономики Калининградской области.

— Налоги для малого бизнеса, для так называемых «упрощенцев» у нас остаются на максимально возможном уровне. Причём это, видимо, позиция, переданная Алиханову от его предшественника в наследство. Потому что о необходимости снижать ставки налогов для МСП именно в Калининградской области говорил ещё в 2011 году тогдашний премьер-министр РФ Владимир Путин. Но до сих пор это так и не сделано, хоть с той поры глава региона сменился даже не раз, а два. То есть, дело не в персональном отношении к бизнесу и фискальной ситуации. Может быть, они в самом деле убеждены, что если снизить ставки налогов для малого бизнеса, бюджет недополучит значительные, критические суммы? Тут ведь логика «снизим налоги — больше заплатят — больше соберём» сталкивается с логикой «снизим налоги — будут платить те же — меньше соберём».

— Я уверен, что логика, происходящая из опасения «выпадающих доходов», как любит выражаться наш министр финансов, является неверной.

— В других субъектах РФ проводился анализ изменения налоговых поступлений после снижения ставок налогов для МСП?

— Пока такой анализ не проводился, но мы сейчас пытаемся найти средства, чтобы его сделать. Но тут надо понять, что считать. Одно дело — это число плательщиков налогов. Другое — инвестиционная привлекательность, она проявляется не сразу. Да и рост ВРП проявится не сразу. Но я уверен, что сборы в бюджет немедленно вырастут просто за счёт увеличения числа плательщиков.

Есть ещё одна черта у калининградских чиновников — корпоративная память, которая очень сильна. Есть такое мнение: предприниматели и так получили достаточно льгот. Первый закон об ОЭЗ, второй закон об ОЭЗ, компенсации таможенных платежей… И теперь они хотят, чтобы им снизили фискальную нагрузку? А не много ли они хотят? А не слишком ли они хорошо живут?

Принуждение к коррупции, о котором мы говорили ранее, это составляющая именно такой идеологии. Государство снизило для предпринимателей налоги — значит надо ввести коррупционный налог в личный карман. Льготы получили — надо поделиться.

Но никто не видит дополнительные расходы бизнеса, связанные с другими ведомствами, к примеру с таможней. Мы посчитали, полтора миллиона в год примерно тратит одно предприятие за процедуру идентификации продукции. Для микропредприятий, чей оборот не превышает 10-20 млн рублей, это крайне серьёзные деньги. Но чиновники думают: им же дали компенсации! Зачем налоги-то снижать? Эта логика порочна, так как её сторонники не видят картины целиком.

— Возможно я ошибаюсь, но эта логика вполне укладывается в консервативную государственную тактику современной России: надо чтобы люди не имели слишком много возможностей, а то они будут развиваться бесконтрольно.

— Это уж чересчур теория заговора.

— Но вы же не будете спорить с тем, что компенсационный принцип, который нам всё время навязывают из Москвы, намного удобнее в смысле контроля. Кому хотим — тому даём, кому не хотим — тому не даём, сами определяем правила игры. А если дадим возможности всем — это чего же начнётся?

— Безусловно, вы правы. Но на федеральном уровне российские власти от этого потихоньку отказываются. Акцизы отдают регионам, муниципалитетам планируют оставлять больше налоговых поступлений. Бюджетная пирамида, в которой всё уходит наверх, а потом кое-что возвращается обратно в виде субсидий, понемногу реформируется. Федеральный центр как раз хочет сказать регионам: мы не хотим держать вас всю жизнь на коротком поводке, опасаясь, что если вы получите слишком много возможностей, начнёте слишком смело себя вести.

— Но в соседней Белоруссии этот принцип прекрасно трансформировался в другую крайность — бизнеса как такового там нет, все предприятия зависят от субсидий бюджета, и само их существование является следствием воли власти. И население, соответственно, получает ровно столько денег, сколько ему разрешило получать государство. С голоду не помрёт, за квартиру заплатит, возможно купит жене сапоги, но не более того, чтобы не моталось по миру, не делало глупостей.

— Нет, в такой сценарий в России я не верю. Конечно, каждое государство заинтересовано в том, чтобы его граждане были лояльны и послушны. Но всё же это не народ для правительства, а правительство для народа. Наше правительство это понимает гораздо лучше, чем полуавторитарный режим в Белоруссии.

«Я никогда не рвался быть государственным чиновником»

Георгий Дыханов: «Бизнес привык прятаться в окопчик — вдруг пронесёт?»
В интервью «Новому Калининграду.Ru» назначенный в начале 2014 года уполномоченным по правам предпринимателей в регионе Георгий Дыханов рассказал о том, как ему придётся защищать бизнес от государства на бюджетные деньги, почему предприниматели не хотят объединяться для отстаивания своих собственных интересов, куда пропали взяточники с чемоданами наличных, и согласился с тем, что новый закон об ОЭЗ может не поспеть вовремя.

— Тогда мой последний вопрос — тоже про деньги, только про те, которые получаете вы. И я уже его вам задавал, когда вы только были назначены бизнес-омбудсменом. В нынешнем докладе вновь есть много «хотелок» — вы хотите, чтобы вам отремонтировали помещение, чтобы дали доступ к «Консультанту Плюс», чтобы персонал расширили. Но если вы такой полезный для предпринимателей, почему они вас напрямую не финансируют? Нет такого инструмента или это идеологическая позиция, работать только за бюджетные деньги? Может быть, возможен здесь краудфандинг? Каждый по пятёрочке заплатит раз в год, а вы, глядишь, и к «Консультанту» подключитесь.

— Нет. В нынешней системе институт уполномоченного по правам предпринимателей выглядит так, потому что самой системой заложена его независимость. Это бюджетная организация, по Бюджетному кодексу она не может получать финансирование от частных компаний. Это будет нарушение закона и коррупция. Представьте себе, каждый подумает — а если я чуть больше заплачу, может он меня будет в первую очередь защищать? Это неправильный подход.

Госорган возник из понимания государства необходимости менять ситуацию в экономике. Государство выделяет ресурсы, чтобы госорган работал для улучшения делового климата в целом, и системно, а не для отдельных компаний.

— Но ресурсов мало?

— Сколько выделил регион. Есть регионы, где выделяется меньше средств на бизнес-омбудсмена, есть — где больше.

— Вы где находитесь? Если считать per capita?

— Где-то в середине. Особенно если считать per capita не по населению, а по бизнес-единицам. С точки зрения нашего бюджета, он мал для тех проблем, с которыми калининградские предприниматели сталкиваются. Наши предложения рассчитаны методологически, сейчас мы не в состоянии качественно обрабатывать все предложения и выполнять задачи, которые поставил перед нами закон.

С другой стороны, есть ведь и иные организации, защищающие права бизнеса в регионе. Торгово-промышленная палата, РСПП, «Деловая Россия». У всех в уставах фигурирует защита прав предпринимателей, и там у них — чистый краудфандинг. И я пользуюсь их общественной поддержкой, опираясь на их работу и их выводы, я могу выполнять свои функции, оставаясь в лимитах своего маленького бюджета, который, кстати,«списали» с института уполномоченного по правам человека — но сравнивать эти органы некорректно.

— Часто звучащая оценка вашей деятельности, даже вернее сказать — вашего существования в среде предпринимателей звучит примерно как «ну Дыханов, конечно, не очень, но без него-то ещё хуже». Вам не обидна такая оценка? Каждому же хочется быть лучше всех, особенно — предпринимателю, коим вы не так давно являлись.

— Я никогда не рвался и не собирался быть государственным чиновником. Мне прекрасно жилось в бизнесе. Но бизнес делегировал меня, меня избрало бизнес-сообщество, и отказаться от его доверия я не мог. Мне не нужны медали и признания, мне хочется улучшить бизнес-среду, сделать так, чтобы сюда пришли новые инвестиции, а люди, создающие рабочие места и добавленную стоимость, процветали. А с ними — и всё население. 

Так что эти оценки и рассуждения насчёт того, нужен он или нет, этот бизнес-омбудсмен, я могу пропускать мимо ушей. И слушать именно бизнес, который меня на этот пост делегировал. А мнения некоторых засидевшихся чиновников среднего звена — это их проблемы.

Текст, фото — Алексей Милованов, «Новый Калининград.Ru».

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter