Реанимация Кронпринца

О том, что такое Балтийский филиал Государственного центра современного искусства, как он появился, кто стоял у его основания, а также о самых крупных проектах и о том, как понимать и относиться к современному искусству вообще, рассказывают и размышляют Елена Цветаева, Евгений Уманский и Юлия Бардун.

Действующие лица:

Елена Цветаева, директор Балтийского филиала Государственного центра современного искусства, куратор, художник

Евгений Уманский, художественный директор Балтийского филиала Государственного центра современного искусства, куратор, художник

Юлия Бардун, замдиректора по организационным вопросам Балтийского филиала Государственного центра современного искусства, арт-менеджер, куратор

Елена Цветаева: Если говорить об официальных датах, то Балтийский филиал Государственного центра современного искусства появился 28 ноября 1997 года. Тогда был подписан приказ об его создании. Мы стали третьим филиалом большой сети ГЦСИ — до этого они были открыты в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде.

В настоящий момент филиалов семь: в Екатеринбурге, Владикавказе, Томске и Новосибирске, Самаре. Таким образом ГЦСИ — одна из немногих арт-институций в России, которая имеет слаженную сеть региональных представительств, где горизонтальный принцип взаимодействия является приоритетным и оправдал себя на практике. Филиалы расположены в разных географических поясах. Территории, на которых работают сотрудники филиалов, различны по своим национальным, культурным и природным ландшафтам, в том числе различаются географическим расстоянием, плотностью населения. Например, Сибирский филиал работает на территории, в 7 раз превышающей размер Франции; Балтийский филиал работает в Калининградской области, являющейся российским эксклавом на Балтийском море в окружении стран Евросоюза; Северо-Кавказский филиал — в республике с сильными этническими традициями; Северо-Западный филиал — в городе с великим культурным наследием и т. д. Кроме того, практически все филиалы имеют в управлении здания — памятники архитектуры разных исторический периодов (например, в Калининграде — бывшая немецкая казарма Кронпринц, фортификационное сооружение середины XIX века). Эти и другие особенности работы филиалов диктуют свое специфику и стратегию деятельности с аудиторией, властью, элитой, различными сообществами, памятниками, но все вместе дает возможность сохранить единое культурное пространство одновременно с культурным многообразием.

Существующая сеть позволяет нам сегодня объединять различные виды ресурсов (знание, люди, финансы, материально-техническая база). Можно сказать, что у ГЦСИ существует своя корпоративная культура с профессиональными стандартами качества художественных проектов и событий. В любой момент мы можем получить актуальную профессиональную оценку артистической, социокультурной ситуации по регионам России, где есть филиалы. У нас есть ничем не ограниченный доступ к интеллектуальным и артистическим ресурсам в области современного искусства, мы легко делимся информацией об институциях, художниках, кураторах, фондах, с которыми сотрудничаем или работали. Мы можем легко переключаться с одного контекста на другой и работать с тематикой, актуальной для данного региона России. Все это позволяет нам значительно расширять аудиторию, усиливает наш статус на местном уровне, так как для большинства регионов России современное искусство все еще остается инновацией.

До того как организовать и возглавить центр, многие из нас были художниками, работали музейными сотрудниками в Калининградской художественной галерее и Историко-художественном музее, а кто-то, как, например, куратор наших программ, связанных с экспериментальной музыкой, Данил Акимов, осуществляли свою художественную деятельность вне институций. В конце 90-х основным поводом для создания филиалов ГЦСИ в регионах были прежде всего люди и их деятельность, новое артистическое пространство, которое они вокруг себя формировали. Мы были первыми кураторами, экспозиционерами, менеджерами, продюсерами — придумывали и реализовывали выставки, фестивали, биеннале графики, арт-марафоны и т. д. Через эти проекты мы не только знакомились в начале 90-х с представителями российской и мировой арт-сцены, художниками, столичными искусствоведами, первыми кураторами и галеристами, новым поколением артистического бомонда. Благодаря нашей работе и искренней вере в значимость того, что мы делаем, о нас узнали в Министерстве культуры РФ и через несколько лет, в 1997 году, нам доверили современное искусство. В то время о contemporary art в Калининграде знали, а тем более работали, не более пяти человек.

Евгений Уманский: Так что, наверное, время рождения современного искусства в Калининграде гораздо раньше, чем 1997 год. Скорее, это середина 1990-х.

Елена Цветаева: Согласна. Например, один из проектов, которым мы гордимся — тогда я и Евгений работали в Калининградской художественной галерее и были главными кураторами биеннале графики — это персональная выставка звезды мировой арт-сцены, американского художника Ричарда Серра в 1996 году. Благодаря галерее «m Bochum» в Германии нам удалось привезти печатную графику, огромные графические листы 2 на 3 метра — магические черно-белые офорты и литографии, которые своим масштабом, виртуозностью исполнения, заложенной внутренней энергией очень сильно потрясли не только калининградскую публику, но и наших московских коллег. Пока эти работы не появились в залах Калининградской художественной галереи в рамках биеннале графики, никто не верил, что это тот самый Ричард Серра. Иосиф Бакштейн раз десять меня переспрашивал: «Это действительно он?». Мы отвечали: «Да, это он — художник Ричард Серра» (смеется).

Евгений Уманский: А потом произошел естественный процесс: стены галереи стали слишком тесны для наших кураторских амбиций. Мы делали достаточно большое количество проектов, но каждый их них приходилось согласовывать с администрацией галереей, не всех художников в силу разных обстоятельств удавалось привезти, становилось работать сложнее и сложнее.

Елена Цветаева: В 1996 году мы предложили руководству галереи в следующих проектах биеннале говорить о графике не только как об искусстве на бумаге, но и «раздвинуть рамки»: кроме известных техник, включить в конкурс фотографию, анимацию, объекты, авторскую книгу, перформанс. Мы даже хотели пригласить к участию Олега Кулика с перформансом «Два Кулика», где художник рисует свой автопортрет, а затем разбивает его — известное произведение Олега, показанное на самых престижных мировых музейных площадках. В тот момент в галерее нас не поняли, но зато поняли в Министерстве культуры РФ, где прогрессивный Леонид Бажанов сказал: «Ребята, мы вам доверяем. Берите и делайте».

Евгений Уманский: Мы все обсудили, подумали и почти целый год занимались организацией филиала в Калининграде. Особых иллюзий у нас не было, точно так же, как и не было денег: из Москвы нам прислали только 386-й компьютер — достали откуда-то из-под стола пыльный системный блок без монитора, принтер и мышку. А монитор, модем и клавиатуру мы купили уже сами, на первую зарплату.

Елена Цветаева: Рождение современного искусства в Калининграде было не пафосным, а очень домашним. Случилось это 1 декабря 1997 года на улице Коммунистической, в доме 55, квартире 1. При рождении присутствовали помимо будущих руководителей и кураторов добродушный Доллар — американский кокер-спаниель и пушистая красавица кошка Белка-1, ставшая впоследствии главной героиней проекта, посвященного кёнигсбергским аборигенам и поискам новой идентичности Калининграда. В небольшой двухкомнатной квартире будущих руководителей ГЦСИ раздался междугородний телефонный звонок: хорошо знакомый голос Леонида Бажанова радостно сообщил, что 28 ноября министром культуры РФ Е. Ю. Сидоровым подписан приказ о создании в Калининграде филиала Государственного центра современного искусства и необходимо приехать в Москву для оформления документов. Вот так, в один день, изменилась вся жизнь — берите современное искусство, живите и радуйтесь…

Евгений Уманский: То время было катастрофически безденежным, и мы были вынуждены делать предельно малобюджетные проекты. Но они были очень эмоциональными, и та команда, которая их делала, была подвижной, креативной, живой. Никто не работал ради карьеры и денег, потому что было вообще непонятно, что будет с современным искусством в стране. В принципе, сейчас, двадцать лет спустя, мы оказались в похожей ситуации.

Нам нужен не киоск, а башня

Елена Цветаева: С 1997 года мы регулярно обращались в наше Территориальное управление Росимущества с просьбой найти нам какое-либо пространство. Сначала как вариант рассматривался кинотеатр «Октябрь»: в билетных кассах и небольшом вестибюле перед кассами нам предложили сделать офис и выставочное пространство. Мы этому предложению чертовски обрадовались, поехали смотреть, но поняли, что обустроиться в билетном киоске не получится. Потом нам предложили один из этажей студенческого общежития на улице Горького, и мы снова разочаровывались, так как все было не то — слишком рискованно и только на время, не навсегда.

Евгений Уманский: Очень точная иллюстрация отношения того времени к современному искусству. Мы говорим, что хотим открыть центр, а нам отвечают: «Окей, ребята, вот вам касса кинотеатра. Не подходит? Ну, тогда посмотрите на помещение между этажами общежития». Такая у людей была ментальность, и с ней надо было как-то жить.

Елена Цветаева: В общем, мы стали писать бесконечные письма начальнику Территориального управления Росимущества, Евгению Ивановичу Мезинцеву, помочь найти федеральному государственному музею — ГЦСИ, приемлемое пространство и каждый раз обосновывали свои просьбы. Например, о том, что коллеги из Гёте-института хотели передать ГЦСИ библиотеку книг по современному искусству, но в нашем городе и области эти книги никто никогда не увидит и не прочтет, потому что у нас нет места для размещения не только книг, но и сотрудников, а также для показа выставок и т. д. Евгений Иванович постепенно стал воспринимать нас серьезно и по-дружески: «лучше этим ребятам помочь, потому что они не только неугомонные, но еще и не от мира сего».

В конце концов нам помогло то, что министром культуры был назначен Михаил Швыдкой, и одной из его культурных стратегий была программа передача подведомственным организациям памятников в оперативное управление и выделение средств на их приведение в порядок — такой двойной эффект: и «дом» предоставить, и памятник отреставрировать. В тот момент в нашем поле зрения находилась башня-редан Кронпринц — часть казармы Кронпринц, федеральный памятник, которая использовалась под склад и магазин оптовой торговли и была на полутораметровую высоту завалена мусором и грязью, без окон, перекрытий, крыши, электричества и воды. Мы обратились в Министерство культуры РФ с просьбой передать ГЦСИ в управление этот объект, но ответ «передавать нам это здание или нет?» оставался за областью. Я помню, как проходило то знаковое совещание в 2003 году с участием представителей федерального и местного Минкульта, гендиректора ГЦСИ в кабинете у губернатора Владимира Григорьевича Егорова. После всех «за» и «против» губернатор очень внимательно посмотрел на меня и спросил: «Лена, а вы-то справитесь?» — я ответила: «Конечно, Владимир Григорьевич!». Он сказал: «Передать», — и буквально на следующий день появилось распоряжение о передаче башни Кронпринц в оперативное управление Государственному центру современного искусства.

Евгений Уманский: И с тех пор началась новая история: как приспособить это здание под современное искусство. Пришлось столкнуться и со сложностями: Кронпринц — это памятник архитектуры, просто так мы не можем тронуть ни одного кирпича, необходим проект реставрации, заключения специалистов и так далее.

Елена Цветаева: Кроме того, начав приспосабливать башню под музей, мы поняли, что это прекрасное архитектурное сооружение со световым колодцем внутри, построенное в середине XIX века, позволяет нам делать только камерные проекты. Передача в 2006 году дополнительных свободных площадей на мансарде, пусть даже с отсутствующей стеной, позволила нам получить большой выставочный зал, библиотеку, студию для занятий с детьми, кино-лекционный зал, резиденции для художников. Наша башня и мансарда — это всего лишь 6% от всего Кронпринца, но у ГЦСИ, единственной организации, собрана вся необходимая документация о том, как можно работать с памятником: лучшими организациями в стране были проведены обследования фундаментов, разработаны проекты реставрации и приспособления, конструктивные решения…. Но все эти процессы затянулись из-за кризиса 2008 года.

А пока у нас не было собственной площадки, филиал с квартиры на Коммунистической переехал в мастерскую калининградского фотохудожника Юрия Павлова, из мастерской — на чердак Детской художественной школы, оттуда — в гостиницу «Москва», затем в офисное здание МАРИНПо.

Евгений Уманский: Мы были молодые, неглупые, яркие и перед нами стояла задача ярко себя проявить в российском и международном контексте. Не имея своего дома, мы реализовали достаточно много серьезных проектов.

Одни из первых

Елена Цветаева: Практически все первые проекты Центра были осознанно направлены на расширение пространства искусства, демонстрировали открытость для коммуникации с аудиторией. Нам, как кураторам с опытом работы в музейных залах, больше не интересны были стерильные пространства. Этому способствовала и ситуация в обществе в конце 1990-х: бесконечные митинги, призывы, забастовки, а также «неустроенность» самого ГЦСИ в Калининграде вдохновляли сотрудников филиала все чаще и чаще работать с городским ландшафтом — необычным для искусства конца ХХ века. В то время и аудитория Центра состояла из друзей-приятелей и случайных прохожих.

Первые проекты, а точнее акции, с которых началась наша деятельность, были реализованы практически одновременно в июне 1998 года: «Пушкин — наше ничто» Дмитрия Булатова и «Без названия» Юрия Васильева.

«Пушкин — наше ничто» — это акционная поэма, приуроченная к программе празднования 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина. Разрабатывая авторскую стратегию Русского народного ничевочества (Russian Folk Noism), Булатов-поэт в черном фраке вылавливал с помощью удочки и мальчишек-подростков с поверхности Нижнего озера останки поэтического произведения. Нагруженный снастями и уловом — белыми буквами, сложенными в сеть, — художник направился через весь город к памятнику великого поэта на улице космонавта Леонова, для того чтобы торжественно водрузить на пьедестал мемориальную надпись: «Noism Poetry». Своим артистичным жестом современный герой интерпретировал социальную ситуацию в канун 200-летия со дня рождения Александра Сергеевича, когда в эйфории праздника, по словам Дмитрия Булатова, активно раскручиваемый образ Пушкина уже давно затмил самого Пушкина.

Евгений Уманский: Полуторачасовая акция Юрия Васильева «Без названия» состоялась 22 июня 1998 года в разрушенном типовом производственном цехе — 200-метровом строении с зияющими проемами окон, засыпанном грязью и мусором, изувеченном и искореженном больше людьми, чем природой и временем (улица Ялтинская, 20 рядом с Немецко-русским домом). В этом «сталкеровском» пространстве Васильев обнаружил пачки бумаги — крупноформатные листы, пролежавшие много лет под открытым небом, покоробленные и пигментированные, изъеденные влагой и плесенью, травмированные вдавленными камнями, стеклами, травой.

Елена Цветаева: Обнаруженный материал Юрий интуитивно раскладывал в индустриальном пространстве цеха, повинуясь только своим внутренним законам. Итогом акции явился акт погребения, возвращения бумажных листов в естественную среду мусора. Художник ничего не объяснял, он только позволил нам стать свидетелями таинства творчества. И мы в благодарность аплодировали ему, а потом снимали телевизионный сюжет, давали первые интервью и пили шампанское.

Был еще один из замечательных проектов. В начале 2000-х годов в Калининграде появилась Сеть «Ситиведение», разместившая три форматных световых экрана в центральной части города. Несмотря на попытку компании внести разнообразие в наружную рекламу, рекламировать приходилось одни и те же товары, поэтому спустя пару дней однообразное мельтешение перестало интересовать потенциального потребителя. Возможно, в связи с этим руководство компании с лёгкостью откликнулось на предложение филиала ГЦСИ показать на центральном экране города видеопрограмму художников, живущих во Франции «Videotrafic» (куратор Олеся Туркина). Работы были технологически адаптированы для видеоэкрана «Ситивидение» и демонстрировались в течение трёх дней на площади Победы в центре Калининграда рядом с остановками городского транспорта. Представить себе лучшего места для демонстрации искусства было невозможно! Открытое пространство площади — экран просматривался со всех сторон, замедленная «монументальность» видеоработ, масштаб и новизна картинки позволили тысячам калининградцев увидеть программу французского видео.

Проект «Videotrafic», Калининград, ноябрь 2003 года

Этот опыт сотрудничества оказался успешным, и следующий проект был показан буквально через три недели. Назывался он «Save Screen» и был приурочен к шестилетию нашего филиала ГЦСИ в Калининграде, которое мы отмечали в 2003 году. Любой современный человек, работающий с компьютерными технологиями, знаком с программой «Screen saver» — «хранитель экрана». Куратор проекта Евгений Паламарчук сознательно заменил порядок слов для привлечения внимания к сохранению «экрана» как пространства восприятия искусства. В 2003 году Калининград и Екатеринбург были единственными городами России, где стало возможным использование центрального видеоэкрана города не только для коммерческой и социальной рекламы, но и для экспонирования произведений современных видеохудожников России и Европы. Журналисты региональных СМИ, готовившие сюжеты для новостей, брали интервью у прохожих, и те делились своим неподдельным интересом к происходящему: возможно, впервые за несколько лет они остановились перед экраном и с интересом досмотрели программу до конца. Цель проекта — не только оформление публичного пространства города, но и знакомство жителей Калининграда в формате паблик-арта с современным искусством, которое вышло из традиционных музейных и галерейных пространств на улицы города — была достигнута. В связи с получением в управление башни «Кронпринц» Центр переориентировал свою деятельность в формате public art на представление будущей резиденции ГЦСИ в Калининграде.

Башня Кронпринц: второе пришествие

Евгений Уманский: Когда стало понятно, что стройка затягивается на неопределенное время, мы решили работать с башней «Кронпринц» как с арт-объектом, для того чтобы она не выпала из городского пространства. Тогда был придуман проект «Башня Кронпринц: второе пришествие». Его кураторами стали Елена Цветаева и Юлия Бардун.

Юлия Бардун: Как раз во многом благодаря башне возникла одна из наших программ «Наследие в актуальном контексте». А проект «Башня Кронпринц: второе пришествие» стал интересным опытом, который длился с 2005 по 2011 год. Во-первых, он позволил нам привлечь внимание профессионального сообщества, художников и кураторов в России и за рубежом, к тому, что мы делаем в Калининграде и что скоро здесь возникнет площадка для современного искусства. С другой стороны, проект позволил привлечь внимание горожан и протоптать дорогу к башне, по которой они будут ходить в полноценный центр современного искусства. Каждый год на протяжении семи лет мы проводили открытый конкурс и принимали предложения художников по поводу того, как использовать эту площадку для site-specific-проектов и как башня может стать центром художественного произведения.

Елена Цветаева: За эти семь лет мы реализовали более тридцати проектов, очень разных и ярких. И люди, которые к нам приходили, смогли увидеть разнообразие форм и практик, которыми оперируют художники: это и перформансы, и световые и звуковые инсталляции, арт-объекты, видео. Я надеюсь, это позволило расширить понимание аудитории о том, что искусство может быть представлено не только живописью и скульптурой. Мы подсчитали, что более 20 тысяч человек пришли (или приехали на автобусе, если событие проводилось в рамках Музейной ночи) в башню Кронпринц. Это важно, потому что аудитория растет (во многом и благодаря нашим программам), но в то же время пока что остается не такой значительной.

Идея работы с памятником как арт-объектом посредством международного конкурса для художников также был связан с тем, что процесс капитального ремонта и реставрации башни, которую ГЦСИ получил в управление в 2003 году, затянулся во времени. Величественный монумент оказался не таким простым в приспособлении его под современный музей. Команде архитекторов пришлось решить непростую задачу параллельного сосуществования исторического объекта и современного пространства, требующего нового уровня комфорта, нового качества эксплуатации. Кроме того, процесс подготовки документов для реставрации памятника, инженерный проект, согласования, экспертизы и т. д. требуют времени, а это своеобразная пора забвения для Кронпринца, т. к. для горожан вроде бы ничего не происходит, и люди, естественно, начинают забывать про строительство музея. Поэтому международный конкурс по арт-интерпретации башни можно сравнить с PR-акцией, растянутой на время строительства. Посредством этого события нам удалось не только воспринимать стройку как процесс творчества и изменений. Через проекты художников мы проявляем нашу будущую резиденцию в Калининграде, делаем жителей города свидетелями всех этапов реконструкции и реставрации памятника, демонстрируем возможности современного искусства по интерпретации этого бывшего военного объекта.

Одним из последних проектов во «Втором пришествии» стала работа французского художника Лорана Перно, очень символичная для сегодняшнего времени: на башне появилась неоновая надпись «Нет в мире больше чудес» без знаков препинания, и теперь перед нами стоит задача доказать, что после «нет» должна быть поставлена запятая.

Идея перепрофилирования фортов, старых фабрик, трамвайных депо, вокзалов, электростанций в залы и музеи современного искусства не нова для мировой практики ревитализации, но для Калининграда это действительно знаменательное событие — красивая метафора, символизирующая окончательную капитуляцию милитаристских объектов и военной силы перед искусством.

Близкие незнакомцы

Елена Цветаева: Несмотря на то, что за окном 21 век, современное искусство все еще остается инновацией, terra incognita, или близким незнакомцем для Калининграда. Сегодня нас приучают модели будущего искать исключительно в прошлом. Нужен новый проект будущего, а для этого необходимо осмысление, проговаривание, объяснение текущего времени. Исходя из этого три года назад кураторами из центров современного искусства Гданьска, Калининграда и Клайпеды был задуман крупномасштабный проект «Близкий незнакомец: углубление взаимопонимания между населением Гданьска, Калининграда и Клайпеды посредством развития культурного сотрудничества и профессионального обмена в области современного искусства». Для нас было важно не только продолжить профессиональные контакты между Балтийским филиалом ГЦСИ, Центром современного искусства «Лажня» и Центром культурной коммуникации Клайпеды, но и через искусство и культуру представить разные взгляды на видение региона южной части Балтийского моря в истории и современности. Нам было интересно и порой сложно говорить о стереотипах восприятия друг друга и о восприятии нас ближайшими соседями. Для нас было важно учитывать общий исторический и культурный опыт, и в данном контексте хотелось посмотреть на наши территории через призму того, что их объединяет.

Мы продолжили работу над проектом и в конце прошлого года — возможно, не всегда успешно, так как два польских художника отказались принять участия в заключительной выставке «Близкий незнакомец» в Калининграде. Мы понимали значимость и ценность наших личных, дружеских и профессиональных связей, пытаясь остаться уже старыми знакомыми, чем близкими незнакомцами.

Юлия Бардун: Этот проект мы реализовывали в течение двух лет в рамках Программы приграничного сотрудничества ЕИСП Литва-Польша-Россия 2007—2013 гг., финансируемой из средств Европейского Союза и Российской Федерации. Да, до этого у нас были связи и с польскими и с литовскими художниками, но для постоянного художественного обмена нужны организации, потому что автор произведения не всегда имеет возможность и готовность вкладывать свое время и силы не только в cоздание произведения, но и в поиск финансирования для проведения выставки. То количество событий, которые мы организовали и представили в рамках проекта, на мой взгляд, создало для зрителя, в том числе и калининградского, ситуацию постоянной вовлеченности и возможности знакомства с художественными практиками из соседних странах. Я не помню, когда еще мы настолько регулярно и интенсивно представляли искусство из Польши и Литвы.

Елена Цветаева: И это был отличный опыт не только с точки зрения масштабного культурного обмена, но и с точки зрения командной работы. Например, в выставке «Made in Kaliningrad», которая открылась в мае 2013 года в Центре культурной коммуникации Клайпеды, были представлены лучшие работы 18 калининградских художников за период с конца 1990-х до сегодняшнего дня. Мы уже говорили о том, что в 1997 году о современном искусстве в Калининграде знали не более пяти человек, поэтому выставка «Made in Kaliningrad» — это своеобразный визуальный итог работы всей команды Балтийского филиала ГЦСИ за 17 лет, и это тот живой и перспективный культурный потенциал региона, который возник не сам по себе в чистом поле, а благодаря ежедневной работе всех сотрудников Государственного центра современного искусства.

Юлия Бардун: В год по художнику (смеется — прим. «Нового Калининграда. Ru») — и это продуктивный результат.

Евгений Уманский: Плотность событий «Близкого незнакомца» действительно очень серьезная, практически ежемесячная. Каждая из институций, участвующих в проекте, работает со своим зрителем, аудиторией, которая может быть мало подготовленной, или, наоборот, профессиональной. На открытие выставки Юрия Васильева «Русский Красный» в Гданьске со своими студентами пришел профессор Академии изящных искусств в Гданьске. И ему прямо на выставке пришла идея сделать сборник студенческих эссе о проекте, который мы привезли. Скоро это двуязычное издание, собравшее мнения молодой зрительской аудитории, будет представлено в Калининграде. И через этих студентов, полупрофессиональную, назовем ее так, аудиторию, мнения и информация о «Русском красном» проникают в другие среды. То же самое было с проектом «9000 км» в Клайпеде, когда фотографы приводили своих студентов обсуждать представленные работы.

Юлия Бардун: Вокруг каждой выставки в Калининграде тоже выстраивалась образовательная программа, которую вела наш куратор Зина Шершун. Удивительно, но студенты Калининградского института управления, который находится этажом ниже мансарды «Кронпринц», стали интересоваться нашими событиями и ходить на них. После открытия в Калининграде выставки «Три сна» польского видеохудожника Витослава Червонки спонтанно возник трансграничный флэшмоб, в котором принимали участие польская, литовская и калининградская молодежь. В своей практике Витослав Червонка часто использовал следующий приём — ставил камеру, включал ее и снимал происходящее, никак не вмешиваясь в процесс и впоследствии не редактируя видео. Таким способом он, например, снимал закат. Вот и молодые люди в режиме реального времени снимали закат в Литве, Калининграде и Польше и потом устроили его интернет-трансляцию. Через это возникает такое совместное пространство и единение, с другой стороны, поводом для флешмоба стало творчество конкретного художника, о котором ребята узнали благодаря выставке.

Елена Цветаева: А совсем недавно нам поступило предложение от Национального музея Гданьска. Зная об успехе сотрудничества в проекте «Близкий незнакомец» директор музея пан Войтех Бониславски предложил нам подумать о том, как современное искусство может актуализировать наследие Национального музея: коллекцию произведений традиционного искусства периода XII–XIX веков. Кроме того, им важно увидеть у себя российского туриста. Приглашая российскую институцию в качестве партнера, есть надежда, что калининградцы, приезжая в Гданьск, захотят посетить не только «Бедронку» или рок-концерт, но и художественный музей.

Открытие выставки «Русский красный» в Центре современного искусства «Лажня» в Гданьске, октябрь 2013 года. На фотографии арт-директор «Лажни» Агнешка Володько, директор БФ ГЦСИ Елена Цветаева, куратор выставки и арт-директор БФ ГЦСИ Евгений Уманский и художник Юрий Васильев рассказывают польским зрителям о «русскости» красного цвета

Евгений Уманский: А то, что «Близкий незнакомец» попал в шорт-лист национальной премии в области современного искусства «Инновация» — это в определенном смысле уже успех и оценка профессионального сообщества.

Елена Цветаева: Находясь внутри процесса реализации «Близкого незнакомца», мы не ощущали его масштаб, не успевали взглянуть со стороны. Сегодня у нас есть возможность оценить результат, и объективно можно сказать, что получился серьезный, яркий и мощный проект — нетривиальный документ о временном промежутке между 2013 и 2015 годом. Потом, лет через десять, историки искусства с большим интересом будут изучать «Близкого незнакомца» как визуальный образ времени, как текст, как пример отношений между странами и людьми. Недавно в рамках круглого стола, который проходил в Калининграде и был посвящен итогам проекта, многие из нас — польские, литовские, российские участники — отметили, что очень хорошо, что до всех политических событий, разделивших общество на тех, кто «за», «против» и сохраняет нейтралитет, нас связывали и связывают профессиональные и дружеские отношения. Гуманистический эффект проекта «Близкий незнакомец» не так очевиден, но ресурс дружбы позволяет нам доверительно говорить друг с другом на любые темы. У тех, у кого не было дружеских отношений, сегодня практически нет возможности о чем-либо договориться.

Как понимать современное искусство и что делать со стереотипами

Елена Цветаева: В советские времена зрителя приучили к тому, что произведение искусства — это неоспоримый шедевр и вы должны получить удовольствие от его созерцания. И созерцание шедевра не предполагало никакой дискуссии, только экскурсионное обслуживание, где вам рассказывали об истории его создания и основном содержании. Я не хочу сказать о том, что современные художники не создают шедевров — создают! Но изменилась само пространство: сегодня современное искусство — это пространство коммуникации, пространство знаний, анализа и критики. Массовый зритель не может соотнести себя с произведением современного искусства, потому что не чувствует дистанции между собой и им. Поэтому в этом поле так важен диалог не только со специалистами-профессионалами, но и с живущими авторами. Это же потрясающая возможность поговорить с самим художником! Но наш российский зритель пока еще боится, стесняется. Поэтому Балтийский филиал ГЦСИ так много времени уделяет образовательным и дискуссионным программам — приходите говорить об искусстве, о том, что вас волнует.

Евгений Уманский: Существуют не стереотипы, а придуманная СМИ и кем угодно их версия. В основном же за стереотип выдается обыкновенное невежество. Возьмем в качестве примера тот же «Эрмитаж»: в прошлом году они провели в своем пространстве «Манифесту», в экспозиционном плане выровняли абсолютно все, то есть ты приходишь, видишь произведение классического искусства и рядом с ним, скажем, бетонную глыбу, и делаешь выбор, что тебе нравится. Где стереотипы?

Елена Цветаева: Сказывается и содержательный разрыв между достижениями искусства авангарда XX века, когда Россия была впереди всего мира, и сегодняшним днем, так как на протяжении 70-лет коммунистическая идеология посредством транслирования только одного вида искусства — социалистического реализма — катком выровняла все пространство, в котором невозможен был эксперимент, критика, анализ. С детства нужно учить говорить, думать, фантазировать, не бояться, работать с малым и большим форматом, рисовать «не так, как научили», эмоционально воспринимать искусство. Если заниматься просветительством, то люди будут адекватно воспринимать искусство.

Евгений Уманский: В Москве и Петербурге стало очень модно ходить на выставки, люди рвутся попасть на открытие Московской биеннале или «Инновации»… У одних планы прийти и потусоваться, а у других — шашками помахать. Но есть совершенно нормальная практика выбора, когда одни люди идут в центр современного искусства, другие — в Третьяковскую галерею, а третьи смотрят Никаса Сафронова.

Елена Цветаева: Для того чтобы зритель мог бороться с навязанными стереотипами восприятия искусства, есть одно очень хорошее средство — чаще ходите в музеи, в центры современного искусства, на выставки. Важен опыт — рано или поздно вы научитесь понимать искусство. И помните, что всегда существует милосердная рамка между художником и зрителем, и у последнего всегда есть выбор (и он никогда об этом не должен забывать): смотреть что-то или нет. Если мы обратимся к истории искусств, то увидим, что многие произведения, неоспоримые шедевры, которые сейчас стоят миллионы и находятся в лучших музеях мира, в конце XIX — начале ХХ века зачастую воспринимались публикой с негодованием, так как были авангардны для своего времени.

Евгений Уманский: И никто не понимал тогда импрессионистов, но сейчас люди специально едут во Францию или в Пушкинский музей, чтобы увидеть картины. В общем, приходите к нам через сто лет (все смеются — прим. «Нового Калининграда. Ru»).

Текст подготовили Александра Артамонова и Андрей Ефиц, фотографии предоставлены Балтийский филиалом Государственного центра современного искусства и Юлией Власовой