«Ренуар» — это один из тех фильмов, к которым у нас положено относиться с болезненной серьезностью. Даже компания, распространяющая этот фильм, называется «Другое кино». Мол, смотрите, какие мы крутые, хиповые и отдельные от всех идиотов, которые упарываются попкорном и смотрят на полуголую Меган Фокс в фильмах Майкла Бэя. Правда, мы нереально интеллектуальны?!! Лить яд на наших хипстеров — это весело; а особенно это весело, когда речь идет про фильм вроде «Ренуара», который представляет собой ту же, по сути, возможность попялиться на голых — теперь уже полностью — баб. Представляет ли он собой хоть что-нибудь еще? В вопросе разбирался Николай Кириченко.
Эх, это замечательное слово «искусство»! Субтильные барышни любого пола и возраста хватаются за сердце, кричат «гений!» и выкладывают большие деньги за то, чтобы повесить себе на стену картину, полученную путем обмазывания художником собственной задницы желтым, синим и красным в произвольном порядке, сажанием себя в таком виде на лист бумаги и просмотром футбола под пивко.
А на самом деле? Цветастая, слегка поднимающая настроение холстомазня от Пьера-Огюста Ренуара — это хороший бэкграунд для рабочего стола в Windows. Не такой хороший, как шведский певец Гюнтер, прикрывающий причинное место бутылкой шампанского, но ничего, покатит, как говорится.
И, что характерно, Жиль Бурдо, режиссер фильма, о котором у нас сейчас пойдет речь, со мной бы наверняка согласился. Его Ренуар-старший — это памятниковая при жизни фигура: бородатый старец в инвалидном кресле, который порой отвешивает, как оплеухи, запоминающиеся фразы, рисует свои картины, и не делает больше ничего. Порой он ведет себя слегка эксцентрично, но этих моментов слишком мало. Никакого режиссерского интереса к тому, чтобы понять мотивации легендарного художника, забраться к нему в черепную коробку, показать, что его формировало — даже близко нет. Все, что мы узнаем о Пьере-Огюсте Ренуаре — это то, что он любит рисовать (и пялиться на) красивые тела молодых женщин, и то, что он не любит заморачиваться из-за вещей, которые способны испортить настроение, и тем более не собирается ничего плохого исследовать в своем творчестве.
Кинематографический стиль картины — под стать. Так называемым импрессионистским кино здесь и не пахнет. Съемки снизу или сверху? Использование теней для обозначения непоказанного действия? Спецеффекты для демонстрации субъективной точки зрения? Ха! Хорошая шутка. Весь фильм сделан в предельно прямолинейной, нагламуренной манере. Реализма здесь так же мало, как мало похожа жизнь художника-богатея времен Первой мировой на существование обычного французского труженика тех лет. Съемки, параллельные земле; максимальная насыщенность цвета, придающая повседневности ощущение экзотики; движения камеры, иногда изощренные, чаще отсутствующие или малозаметные; столь же малозаметный монтаж; утомительная музыка талантливого, но часто делающего подкладки ко всякому занудству Александра Депла. Вся манера построения образов и звуков будто и существует только для того, чтобы зритель попялился на приятное, ненапряжное зрелище. Это, конечно, не имеет никакого отношения к импрессионизму, но, надо признать, по-своему выполняет те же задачи, что художества самого Ренуара. Называйте этот стиль, если угодно, псевдоинтеллектуальный гламуризм или экзотизм, только не называйте автора рецензии Рэем или Джеем!
Так на что же здесь смотреть? На голые тела и на красивую природу, разумеется! Красиво снятые, что характерно. Голые тела здесь только женские (сторонники равноправия полов справедливо негодуют); главным образом для вас раздевается Криста Тере в роли Катрин Гесслинг, про бюст которой Пьер-Огюст говорит, что «перед такой грудью следует встать на колени». Не уверен, что с ним здесь можно согласиться, но она определенно умеет шикарно разоблачаться перед камерой, приятно сложена и вполне готова стать героиней будущих замечательно больных фантазий Бернардо Бертолуччи. Ее работа здесь — кинематографический стриптиз для эстетов.
Фильм построен по принципу «от ситуации к ситуации»; сюжет здесь не важен, и почти отсутствует. Есть художник Пьер-Огюст Ренуар; есть Андре, позирующая для обнаженки Пьера-Огюста, она же будущая Катрин Гесслинг, актриса в фильмах младшего Ренуара — Жана, она олицетворяет здесь хаотическое женское начало и смотрится наиболее жизненно; есть сам Жан — юнец, возвращающийся с фронта на костылях, о его становлении как творческой личности ничего не сказано. Между ними происходит что-то вроде любовного треугольника, но все персонажи остаются двумерными и плоскими, аки грудь Сельмы Блэйр, которой именно по этой причине путь в подобное кино заказан. Психологизм отсутствует.
Есть здесь несколько сцен, которые близки к тому самому Бертолуччи с его приятно извращенной картиной мира: интерес самого младшего Ренуара-мальчишки к голой груди Андре; сцена в притоне ближе к концу. Если бы такого здесь было больше, фильм мог бы поддержать куда более высокий энергетический уровень, и стать чем-то действительно стоящим.
А так получается чистая конфетка для глаз. Красивая природа, красивые голые тела, яркие цвета, плюс какое-то подобие сюжета, чтобы все это связать воедино. При этом — ноль психологии, ноль реального взгляда на работу креативного разума и ноль кинематографической художественности. 6,5/10.
Фильмы-компаньоны: «Жизнь в розовом цвете» (реж. Оливье Даан, 2007), «Меня там нет» (реж. Тодд Хейнс, 2007).