Глава «Сердца города»: Дом Советов — это не наша задача

В конце апреля градостроительному бюро «Сердце города» исполнилось три года. С момента завершения второго конкурса прошло уже несколько месяцев, за это время в правительстве сменился вице-премьер, курирующий проект — теперь за «Сердце города» отвечает Гарри Гольдман. В начале мая начали огораживать место будущих раскопок Центральной площади. «Недвижимость Нового Калининграда.Ru» встретилась с главой «Сердца города» Александром Попадиным, узнала, чем бюро занимается между конкурсами, как изменилась работа с назначением нового куратора и что калининградцы увидят к 2018 году.

«Самое „жирное“ место в городе»

— Итак, прошло почти полгода с момента завершения второго конкурса. Чем «Сердце города» занимается, пока не объявляет и не проводит очередной конкурс?

 — Сейчас мы доделывали дела, потому что мало просто провести конкурс, надо завершить работу над документацией, чтобы она дальше «пошла в дело». Наработки первого конкурса и консолидированной концепции по его итогам мы ещё раз обновили и передали в мэрию Калининграда, которая готовила задание для проекта планировки исторического ядра Калининграда. Был проведён муниципальный конкурс на исполнителя этой документации, выиграла местная фирма, с которой мы давно работаем. Во-вторых, у нас есть победитель конкурса «Пост-замок»Антон Сагаль и его концепция, и теперь её нужно дорабатывать. Для следующего проектного этапа нужно было снова со всеми участниками процесса несколько раз пройти круг обсуждения — по функциям каждого корпуса победившей концепции, по приоритетам, у кого какие планы и есть ли под них ресурсы. При том, что не все флигели «Пост-замка» будут принадлежать государству или муниципалитету. После обсуждения этих моментов мы написали толстенное техническое задание — почти 50 страниц формата А3 с историческими приложениями. И после заказали Антону Сагалю фор-эскиз комплекса, который он завершил 11 апреля, и, соответственно, мы его раздали всем интересантам.

 — Интересанты — это представители правительства, мэрии и так далее?

 — Да, те, кто делал заявки со своими функциями в этот комплекс — правительство, министерство культуры (Западный флигель и Универсальный зал) и мэрия — это Северный флигель, который они выбрали себе для ЗАГСа. В этом выборе есть свой резон, потому что при Северном флигеле есть небольшая площадь, она становится ЗАГСовской площадью. Ну, и с точки зрения расположения — это, конечно, самое «жирное» место в городе. Они рассматривали и другие варианты, но круче этого только Дом Советов, наверное. Раз в неделю мы с Сагалем проводили скайп-конференцию и обсуждали детали проекта, потому что всегда есть масса нюансов и вместо того, чтобы обмениваться бумагами, лучше вопросы обсуждать в рабочем режиме. С каждым разом проект становился всё отточеннее. Например, Сагаль придумал классную вещь. Он предложил красивые и знаковые элементы, которые были в Замке, но не попадают в Западный или Восточный флигели — например, входные скульптурные порталы, — перенести в новые корпуса. Инсталлировать в качестве элементов. Есть такая практика в Европе, когда исторические элементы переносят на современные здания. Или же какая-то арка очень красивая, или барельеф.

 — А не боитесь, что будет перебор?

 — Есть такое опасение, но это, конечно, вопрос вкуса, как и количество сахара в стакане чая. Глядя на то, как Сагаль делает свой проект, я четко вижу, что он действует по принципу «лучше чуть-чуть меньше, чем чуть-чуть больше». А в принципе, пространство большое, у нас ещё есть Южная терраса, которая имеет свою отдельную историю. Почему бы и нет? Если будет выбрано 7–12 элементов, то они могут быть рассеяны по современным частям. Хорошая культурологическая идея. На совете по культуре решили, что Западный флигель будет музейным и его надо выстроить первым, хотя он самый сложный по технологии. Любой архитектор тебе скажет, что раз там 70% помещений — музеи, то сначала нужна музейная концепция, а потом архитектура. И после совещания с минкультом наше бюро заказало музейную концепцию, рабочую группу возглавил Илья Дементьев, известный калининградский историк. В этой концепции прописано, где что должно быть, какие темы экспозиции, какие возможны распределения по этажам и так далее. Вплоть до того, что сейчас начнутся раскопки, а где хранить то, что накопаем? Эти же предметы надо реставрировать, их надо изучать, анализировать, прежде чем сдать в музей или выкинуть. Музейная концепция была закончена два месяца назад, отослана Сагалю, чтобы он учитывал её в своих предложениях, а также разослана директорам наших крупных музеев и в областной минкульт, чтобы они её уточнили и высказали своё отношение. Архитектуру (внутренние пространства, во всяком случае) надо делать под функцию, а функцию музейному флигелю задает музейная концепция. На мой взгляд, там предлагаются хорошие решения, где учитывается и российский исторический период, и история Замка как такового.

«Дешевле — не значит качественно»

 — Раскопки планируется начинать с Западного флигеля или сразу всю территорию будете раскапывать?

 — В первую очередь идёт Западный флигель. Он частично уже отрыт. Мы очень долго в правительстве дискутировали по поводу раскопок, потому что в зависимости от поставленной задачи формируется раскопочный лист, он выдается в Академии наук, и, например, под одни задачи необходимы одни площади и одни деньги, под другие задачи — другие площади и другие деньги. А у нас же бюджет ограничен у правительства. Было в итоге принято решение раскопки проводить силами Историко-художественного музея. Это самый недорогой вариант. А там уже будет видно. Сейчас, когда мы в своей работе начали подходить к «втыканию лопаты в грунт» у Западного флигеля, нас ждёт следующий алгоритм. Если вы хотите воссоздать или сделать реплику, или восстановить полностью утраченное историческое здание, то вы не можете делать рабочий проект, вы сначала должны заказать реставрационную работу, которая называется «Проект графической реконструкции фасадов» и тех помещений, которые вы хотите воссоздавать или реплицировать. Параллельно вы должны определить поэтажный подробный функционал, и уже из суммы этого делается проект. Но первую часть — реконструкцию фасадов и исторических помещений — делает лицензированный реставратор, а не архитектор. У них есть научная методика, они по фотографиям, планам и так далее воссоздают в электронном виде доподлинно вид этих фасадов и геометрические размеры арок, проёмов, башенок и так далее.

 — В данном случае речь идёт только о фасадах? Внутреннее наполнение будет современным?

 — Не совсем. Внутреннее наполнение напрямую зависит от музейной концепции, которая рекомендует для размещения музеев воссоздать Зал московитов и пространство Коронационной кирхи, и также Охотничий зал и Малый зал на четвёртом этаже. Вторым моментом, который отвечает за аутентичность будущей «реплики Западного флигеля», становится графическая реконструкция фасадов, которой занимаются реставраторы. Они вычерчивают каждую деталь, и, соответственно, при проектировании «внутренностей» проектировщик должен учитывать, что на фасадах окна расположены в конкретных местах. Если музейная концепция говорит, что надо воспроизвести Зал московитов и Коронационную кирху, мы должны заказать реставраторам воспроизведение геометрии кирхи и Зала московитов. Геометрия — это колонны, своды кирхи, общестрой, но не декор, декор — следующая фаза. И тогда мы уже можем говорить про аутентичность нового здания, о приближении в некоторых частях к оригиналу. Мы посмотрели российский рынок реставраторов, написали техзадание, выбрали несколько фирм и провели запрос котировок. Выяснилось, что разброс цен достаточно существенный, но при этом разброс квалификаций тоже.

 — Вы подобные заказы делаете без тендера?

 — Да, если сумма меньше миллиона, как у Корпорации развития туризма. Более того, это один из принципов, почему в своё время бюро создавалось. Для того, чтобы по небольшим контрактам оно могло решать задачи оперативно. Потому что, если бы мы начали делать тендеры, мы бы тут же «попали» и по срокам, и по типу продукта. Мы бы получали дешевый продукт, а у нас другая задача — сделать максимально качественно. Поэтому надо выбирать самого лучшего, ну, или одного из лучших. И это как раз тот момент, об который будет сломано много копий — мол, можно же дешевле! Но дешевле — не значит качественно. Мы, когда посмотрели предложения, поняли, что Западный флигель является самым рисковым моментом, соответственно, делать его должны самые опытные фирмы. Чтобы не было так, что мы промазали в высоте конька или ширине окна. После дискуссии в бюро мы выбрали бюро питерского реставратора Григория Михайлова. Он очень заслуженный, дважды лауреат госпремии, он сделал Константиновский дворец, Зимний дворец Петра Первого, очень много «царских» объектов. Он опытный человек и точно понимает, что такое дворцы. Мы заказали ему пока только фасады Западного флигеля, кроме Главной башни. Башня должна отдельно проходить, потому что по количеству деталей, по сложности она едва ли не сложней, чем Западный флигель. Там такое количество нюансов, а их все надо прорисовывать, надо делать раскладку кирпичей, она просто сложнее по количеству элементов. А если мы говорим, что мы что-то воссоздаем, это должен делать не компьютерщик-самоучка, давший самую меньшую цену, это должен делать профессиональный реставратор.

 — Ну, о какой сумме идёт речь?

 — Я скажу, что вышло дешевле, чем я думал — когда я консультировался с местными архитекторами, с теми, кто работает с историческим наследием, они сказали, что небольшой особнячок дешевле 150–200 тысяч в принципе не будет стоить. А тут целый замковый флигель, все четыре фасада! Мы ещё сбили цену на 20%, поторговались… В итоге мы получим каждую деталь фасада вычерченной по историческим документам, и ее можно отдавать в «рабочку» в том смысле, что, приняв решение по материалам, ты уже имеешь все фасады. Когда мне говорят, что мы очень дорогие, я отвечаю, что мы, наоборот, экономим деньги. Мы реально экономим те деньги, которые будут просто выкинуты, если проект будет плохим и нужно будет кучу узлов переделывать. Мы уменьшаем риски и экономим деньги на фазе проектирования, делаем такой проект, что он потребует минимальных переделок. Хороший дизайнер и хороший архитектор экономят деньги, они отговаривают заказчика от глупостей и позволяют делать меньше ошибок, которые потом в итоге обернутся потерями гораздо большими, чем стоимость качественного проекта.

«Вдруг там подводное озеро?»

— Кроме музеев в Западном флигеле что еще должно быть?

- Должны быть все сервисы, связанные с пребыванием там туристов числом 400–600 тысяч в год. Гардеробные, туалеты, кафе на первых этажах. Антон Сагаль придумал очень красивую идею. Коронационная кирха — это пространство без межэтажных перекрытий высотой в два этажа. Сагаль предложил сделать то же самое, но ниже, между подвалами и первым этажом — высокое открытое общественное пространство. То есть ты заходишь на первый этаж, а у тебя внизу настоящие законсервированные подвалы, и ты ходишь над ними по мостику. И он предлагает сделать это пространство публичным, открытым, без билетов, то есть это публичное городское пространство с кафе, информационным туристическим центром и так далее. А внизу будут раскопки, и каждый сможет прийти и потрогать эти камни, не бить, конечно, киркой. И таким образом мы приближаем историю к горожанину, к туристу. Это живая история. На научном языке это называется «открытые фондохранилища», они часто встречаются в Европе — в Швеции, в Польше. Это нормальная культура употребления истории в повседневной жизни и без билетов.

— Если на первом месте будет только галерея и мосты, то где кафе?

- В южной части первых этажей есть место под кафе. И более того, оно продолжается на втором этаже, тоже в южной части. Более того, ресторан «Блютгерихт», конечно же, надо возрождать. Какие-то там подвалы остались, их надо раскапывать, консервировать, инсталлировать в новый корпус. То есть ты заходишь из современного модернистского корпуса — и попадаешь в старый подвал, очень эффектно.

 — А второй этаж — это уже музей?

 — Да, второй этаж — это, собственно, музей, который может быть в нескольких вариантах. Допустим, сейчас будет обсуждаться эта музейная концепция, будут приниматься всякие замечания, а потом на ее основании будет делаться более детальная проработка. Потому что на следующей фазе архитектору надо выдать более подробное задание. Надо сказать — освещение должно быть такое, поэтому ты должен предусмотреть здесь такое количество слаботочных лампочек. То есть сейчас он сделал общий фор-эскиз, а когда будет доработана детальная музейная концепция, будем делать детальный проект Западного флигеля.

— А дальше что?

- Детальную концепцию надо обсуждать с теми, кто будет эксплуатировать здание, с теми, кто принимает решение и выдает деньги, и, собственно говоря, после обсуждения её надо уже запускать, приплюсовав туда сделанные реставраторами фасады, потому что они ещё дают рекомендации по технологии воспроизводства, это всё отдаётся в рабочее проектирование. Возникает другая проблема. Мы почти месяц обсуждали и до сих пор не решили, как работать с фундаментами. Мы выкидываем фундаменты и ставим новые? Или мы сверлим эти фундаменты и забиваем туда сваи новые и потом на них опираемся? Это самая узловая техническая проблема. Сагаль предложил использовать технологию, которая в России используется достаточно давно, в том числе в Петербурге на Бирже, — это микросваи. Сверлятся небольшие отверстия в старых конструкциях, пронизываются через них прутья, и получается такая «корневая система», которая укрепляет фундамент таким образом, что на него можно опираться. Он уже не является несущим, он является комом земли, через который прошли корни, и потом на эти корни опираешь все здание. Но при этом фундамент остается на месте. Первыми это сделали в Кельне, в музее «Колумба» Петера Цумтора. Там сохранен цоколь и надстроено сверху современное здание, и при этом использована эта технология. То есть можно использовать старый фундамент, пронизав его и фактически не опираясь на него. Ещё мы заказали и получили актуальную топооснову и теперь знаем все высоты. Заказали геологию и геофизику — мало ли, вдруг там подводное озеро? В общем, в середине мая у нас будет полная картина по структуре Королевской горы на 30 метров в глубину. После этих данных конструкторы скажут, какие технологии опирания можно использовать. И тогда уже будет приниматься решение.

«Летом уже начнутся раскопки»

— Региональные власти категорически хотят что-то увидеть к 2018 году. Этим чем-то, я так понимаю, является Западный флигель. Так в какой момент планируется от подготовки перейти к реализации, ведь его строительство — это не год?

- Его строительство — не год, но мы имеем дело с запущенным хроническим заболеванием, и, как мы знаем, они лечатся дольше и сложнее, чем простые, и другими способами. Я сказал — топография, геофизика с геологией, археология, потому что она должна пройти по закону, а это место напичкано историей. И тут возникает дилемма: обычно археологии выкапывают фундамент, докапываются до материка и говорят, что всё, работа сделана, делайте с этим, что хотите. А нам не нужен раскопанный фундамент, мы увидели, что он есть, провели разведку, нашли периметр замка, а полностью раскопанный он нам не нужен. Мы можем попасть на то, что археология вместо того, чтобы быть нашим помощником, может оказаться нашим противником в сохранении этих исторических фундаментов. В частности, именно поэтому с археологией сейчас очень долго обсуждалось техническое задание, чтобы не повредить фундамент. Думаю, где-то в середине мая должны начаться подготовительные работы общестроевские — убрать подпорную стену, разгрести завалы, обнажить контуры замка с тем, чтобы пришли археологи и начали копать. То есть этим летом уже начнутся раскопки.

— То есть к концу этого года — началу следующего дело должно выйти к строительству?

- Ну, тут стоит говорить не слово «будет», а «планируется». Есть несколько вариантов, что успеем, и лучше пусть на эти вопросы ответит Гольдман, а не я. Но как минимум к 2018-му мы должны получить законсервированные фундаменты, полную картину того, что у нас есть под землей, что мы будем делать и по каким технологиям. Мы к этому времени будем иметь весь проект Западного флигеля с рабочей документацией, и к этому времени достаточно реально сделать первый этаж, чтобы закрыть раскоп.

— Получается, во время чемпионата возле фан-зоны будет большой строительный забор?

- Маленький, во-первых. Во-вторых, вполне возможно, что это будет не забор, а музейный комплекс. Есть нормы ФИФА, они требуют безрисковых объектов во время чемпионата, потому что болельщики ходят толпами. Забор, конечно, будет, но я думаю, что будет какая-то интеграция его в окружающее пространство.

— Мы упускаем ещё один печальный объект — Дом Советов. Бюро как-то думает в эту сторону?

- Бюро совершенно не думает в эту сторону, это вообще задача не бюро. Это задача нового вице-губернатора, который назначен специально заниматься, в том числе, и проектом «Сердце города», и мы все ждём от него ближайшей пресс-конференции или выступления, где он своё видение, как со всем этим быть, расскажет. Это было бы логично — ожидать ответственного заявления от человека такого уровня.

«„Светлогорский стакан“ — это объект кармический»

 — В целом после работы с Александром Рольбиновым изменения какие-то есть в работе с новым вице-премьером?

 — Есть. У нас с Рольбиновым достаточно быстро сложился принцип системного взаимодействия — по какому принципу мы взаимодействуем и где не вдаемся в детали. Он нам доверял. С новым куратором пока принцип взаимодействия не выстроен, может, потому что тема для него новая. Но я, например, считаю, что моя главная задача — помочь Гарри Гольдману избежать тех ошибок, которые могут привести к проблемам типа «светлогорского стакана». Потому что «светлогорский стакан» — это, на мой взгляд, объект кармический. Это тот случай, когда слово «инвестор» не должно означать «всемогущий», который только решает свои проблемы и всё. Да, мы любим инвесторов, мы лелеем инвесторов, мы холим их, но при этом мы понимаем, что если они собираются строить на общественно-значимых территориях города, то должны соблюдать общегородские интересы, которые в некоторых случаях важнее интересов инвестора.

 — Я правильно поняла, что в случае с «Сердцем города» любое строительство, любое привлечение инвестора идет в рамках уже готового проекта, отклоняться от которого ему не рекомендуется?

 — В идеале да. Но как раз-таки этим должен заниматься Гарри Митевич Гольдман, а не Попадин. Потому что Попадин занимается предпроектными и проектными работами. Мы занимаемся согласованием многих позиций, нюансами, связанными с качеством пространства, но не работой с инвесторами. Это не мой функционал и вообще не моя тема.

 — Вот, например, Западный флигель. У него есть какой-то инвестор?

 — Губернатор озвучил, что есть. Там возможны несколько схем, в том числе частно-государственного партнёрства — но в конце концов Западный флигель, на мой взгляд, должен быть бюджетным, как и Кафедральный собор на острове. Это же визитная карточка! Он является «стартером» для всего остального комплекса.

 — Не подсчитывали ориентировочно стоимость строительства Западного флигеля?

Она подсчитана, потому что в фор-эскизе Сагаля есть строительные объёмы, по ним можно подсчитать. Но я сейчас назвать цифру не могу.

 — А деньги-то откуда брать?

 — Ещё Штимманн говорил, что такого рода сложные проекты не могут быть без госучастия. И это, конечно же, так. Полгода назад делался сбор заявок по Северо-Западу по крупным инвестпроектам, и, конечно, «Сердце города» туда попало, потому что это актуальный проект, он понятен многим. Есть дискуссии по траектории движения, но оставлять пустырь в центре города не хочет никто.

 — На каком моменте работа бюро заканчивается?

 — Три года назад, когда мы писали дорожную карту работы бюро, в 2016 году весной у нас стоял пункт — организация управляющей компании, которая будет заниматься всей территорией этого проекта. Я так понимаю, Гольдман и должен осуществлять эту работу. Может, сам, может, создаст какую-то структуру — это будет понятно по ходу событий. Но в любом случае три года назад мы не могли представить, что в конце концов будем заниматься прорисовкой кирпичей на главной башне! И точно так же, как только мы продвинемся дальше с Западным флигелем, возникнет следующая тема: ок, мы строим Западный флигель, но это же крупное общественное здание, на которое приходит 400 тысяч туристов в год, при этом ещё 200–400 тысяч калининградцев, да весь город! Это означает, что общественные пространства вокруг должны быть тоже уже спроектированы и построены. И следующая фаза, которую следует делать — это проектирование Западного флигеля с проектированием общественных пространств по соседству. Это угловая площадь и Южная терраса в современном виде, которая может вместить в себя замковые элементы.

«Мы занимаемся прецедентной деятельностью»

 — Сколько денег за эти годы было потрачено на бюро и куда они ушли?

 — Мы занимаемся прецедентной деятельностью — никто не знает, сколько это стоит, пока мы это не проведём. Были экспертные заключения ещё 2009 и 2010 годов: когда Башин был главным архитектором Калининграда, он подсчитывал стоимость конкурса на центральную часть города. И у него была цифра 40 млн рублей. Мы провели конкурс вместе со всеми подготовительными и постподготовительными делами за 19 млн. Второй конкурс ровно так же мы провели за 19 млн плюс кучу вещей сделали параллельно в виде эскизного проекта Деревянного моста, Кузнечного моста, Потрохового моста, «Ватерфронт» туда вошёл и так далее, то есть те проекты, которые принципиальны. Мы и сейчас существуем на сэкономленные деньги прошлого года, в этом году мы из бюджета не получили ни копейки. Сейчас конкурсная фаза закончилась, и у правительства с мэрией идёт расчёт освоения верхней части Королевской горы. Например, инженерные подключения рассчитывать на весь комплекс или только на Западный флигель? А ветхость советских сетей составляет 80%. Это такое уравнение со многими неизвестными, которые правительство вместе с мэрией будет решать.

 — Там тоже есть работа бюро?

 — В том числе. Например, кто будет следить за качеством исполняемого проекта? Кто будет помогать реставрационным проектным работам — у нас что, много опыта — кроме Кафедрального собора и ворот, Королевских и Фридрихсбургских? Инвестор? Ну, не факт… С другой стороны, политики могут сказать: «Знаете, ребята, вы молодцы, спасибо, до свидания. Мы дальше тут сами всё нарисуем». Не хотелось бы такого исхода событий, потому что, на мой взгляд, мы выбрали достаточно долгий, но очень корректный алгоритм движения, когда у нас результат многократно протестирован с разных сторон, и он самый качественный из всех возможных. Ошибка стоит дорого. Вот за три года работы мы потратили около 50 млн рублей, но заявка, которую теперь может сделать Калининградская область в федеральные всякие программы и частные инвестиции — 87 млрд рублей. Есть пропорция между разработкой документации и запрашиваемыми инвестициями. В этом смысле мы весьма эффективны: территорию, с которой 4 года назад никто не знал как работать, «распечатали» — и уже проект планировки делается, и инвесторы в правительство наведываются. Так что надо спрашивать не про цифру, а про пропорцию «цифра затрат\получаемый эффект» — и здесь у нас отличная эффективность.

«Универсальный зал — это самое слабое звено»

 — Первым у нас будет Западным флигель, очередность остальных частей известна? Или пока всё заканчивается на Западном флигеле?

 — Это как раз тот случай, когда Гольдман может эту тему до 2018 года разыгрывать и работать с ней. Да, он может найти на остальные флигели инвесторов в этот комплекс.

 — Но там же кроме флигелей ещё должен быть универсальный зал, который отдельно стоит.

 — Универсальный зал в этой схеме самое слабое звено, к сожалению. Потому что функционально мы все понимаем, что городу и области нужен зал на полторы тысячи человек для крупных мероприятий. И сейчас такой есть, но в Светлогорске со всеми вытекающими последствиями. В Кёнигсберге был Штадхалле, 1600 человек, между прочим, ровно наше число, которое у нас забито на универсальный зал. Просто за 100 лет поменялись требования к технологиям и к пожарным нормам, и нам для того, чтобы 1600 человек поместить, нужно пятно застройки в полтора раза больше чем у Штадтхалле. Не получится по-другому. Если это зал, в котором есть сцена, нужно понимать, что на этой сцене мы будем делать. Если просто выходит человек и говорит: «Чайковский. Концерт номер такой-то» — и играет на фортепиано, то этого достаточно. Но если там возникает труппа, то надо понимать, что засценическое пространство — это половина зала по пятну. То есть получается, что изначально представленный универсальный зал абсолютно точно не будет таким. Он не влезает, во-первых. Или надо уменьшать вместимость до 1000 человек, или уменьшать засценическое пространство, а это обессмысливает саму затею, или менять конфигурацию, или переносить это в другое пятно.

 — А почему при выборе победителя этот момент не учли? Ведь зал был один из основных условий.

 — Тогда было очень приблизительное техзадание от минкульта. С другой стороны, мы опирались на перспективную схему Девилье, а Девилье рисовал схему ул. Шевченко в будущей ситуации, когда мы Моспроспект сузили, потому что куча объездных улиц появилась, Шевченко сузили, у нас разгрузился транзит. Но это частности — можно «перебросить» функцию на другую сторону новой площади, там как раз есть место, но для этого нужен «заказчик с деньгами». А со старым местом по территории в проекте Сагаля получается очень элегантная трапеция, не квадрат. Архитектура меняется, но сама задача организации фронта двух площадей — главной и угловой — она остаётся решённой, то есть крупная общественная функция остаётся. И есть ещё один нюанс. Да, министерство культуры написало ТЗ и, в общем, прислало заявку на универсальный зал. Но, насколько я понимаю, в областном бюджете денег на универсальный зал нет, и он является самой далекой перспективой. Давайте сделаем Западный флигель сначала, а потом уже всё остальное. У меня есть подозрение, что второй очередью, как ни странно, может стать Восточный флигель. Между ними уже будет площадь, просто благоустроим территорию. Правда, как только ты так делаешь, у тебя сразу возникает конфликт с Домом Советов.

 — А вообще, раз уж приходится менять универсальный зал, что ещё в изначальном проекте-победителе было решено изменить на стадии фор-эскиза?

 — Сагаль ждёт функциональные предложения от инвесторов под Южный и Средний флигели. Но каких-то глобальных изменений в структуре Историко-культурного комплекса больше нет. Есть уточнения — по материалу, например. Антон выбрал материал для современных флигелей, он выбрал очень красивый ручной датский кирпич песочного цвета и показал пример, как из этого кирпича в Дании выстроен музей. Этот тот случай, когда я в очередной раз осознал, что современная архитектура, модернизм, смотрится отлично только тогда, когда она сделана из очень хороших материалов. Замени материал, измени пропорции — и всё, хрущёвка, как это стало с Парк-отелем Ханса Хоппа.

 — Раз уж вспомнили о Кристиане Девилье, то нельзя не спросить — с победителями первого этапа вы еще сотрудничаете? Тот же Явейн?

 — Да, Явейн, например, порекомендовал нам реставратора, он с ним сотрудничал, работал по Генштабу, в частности. И у него очень хорошие рекомендации.

 — Мы сейчас сосредоточились на Замке, но территория «Сердца города» много больше, какие-то планы есть на нее или это перспектива крайне отдаленная?

 — Тут я должен озвучить свою личную точку зрения. Опять раздаются голоса — «давайте на Кнайпхофе что-нибудь восстановим, а давайте на Альтштадте что-нибудь восстановим». Этого ни в коем случае делать нельзя. В перспективе это надо иметь в виду, но лезть сегодня на Кнайпхоф с застройкой категорически неправильно. У нас впереди юбилей Канта, вот спокойно будем к нему готовиться. С помощью немецких партнеров, а может, без них, посмотрим по политической ситуации, подготовим концепцию, может, конкурс — это уже как раз политики должны решить. По мне — так Философский парк без конкурса делать невозможно. Это не по-философски. В любом случае, сейчас у проекта «Сердце города» — точка фазового перехода. Ставки растут, появляется фигура инвестора, будет откорректирована система управления, начинаются раскопки — в общем, наступает следующая фаза. А там — посмотрим…

 — Вы делали ещё концепцию этого несчастного «Домика Канта» в Веселовке. Какова её судьба?

 — Ну, это делал творческий коллектив. Я, Данила Котов и Мария Сизикова. Мы концепцию эту сдали, её заказчик принял, сделал рабочую документацию. У нас была рабочая встреча, где мы выкатили исполнителю документации список претензий, что мы имели в виду не бетонный фахверк, а деревянный, и что мы настаиваем на том, чтобы архитектура была следствием музейной концепции, а не следствием задачи удешевить проект. Заказчики там, насколько я понимаю, частные лица, а правительство просто курирует. Насколько я знаю, подрядчик учел наши замечания, а дальше посмотрим. Я так понимаю, что у них готовый проект есть, а дальше уже надо спрашивать у Евгения Маслова.

Фото — Виталий Невар, «Новый Калининград.Ru»