В интервью «Новому Калининграду» министр по культуре и туризму региона Андрей Ермак объясняет, почему это нормально, что культурные мегапроекты не окупаются, чем Калининград так похож на испанский город Бильбао, почему области необходим культурно-музейный комплекс на Острове и далеко не всегда нужны дома культуры в городах и посёлках. А также пытается ответить на вопрос, не потерялась ли со слиянием двух министерств культурная составляющая ведомства.
— Недавно на градсовете, который внезапно стал закрытым, обсуждали проектные решения для нового культурного центра на Острове. В соцсетях его как только не обозвали, самым мягким было сравнение с задней крышкой системного блока. Почему этот вопрос не стали обсуждать с калининградцами? Нравятся ли вам эти эскизы?
— Насколько я понимаю, тот эскиз, который был представлен на градсовете, — это «первый подход к снаряду», что называется. В большей степени для того, чтобы понять планировочные решения, соотношение объектов и земельного участка — где разместить парковки и так далее. Там очень много будет логистических связей между образовательным, культурно-выставочным, театральным блоками. Проект уникален, мы не можем просто использовать опыт Владивостока или Кемерово (во Владивостоке, Кемерове и Севастополе запланирована стройка аналогичных культурных центров — прим. «Нового Калининграда»), все четыре центра совершенно разные. Мне сложно сказать, почему это происходило в закрытом режиме, но я смею предположить, что только для того, чтобы обсудить подход именно с профессиональным сообществом, услышать критику архитекторов.
— То есть эти визуальные решения — условность?
— Да, это условная визуализация просто для того, чтобы сейчас спозиционировать этот объект в привязке к земельному участку.
— Более-менее четко свои планы по наполнению комплекса пока озвучила только академия хореографии. Эрмитаж, Третьяковка как-то очень размыто описывали свои планы. К тому же они участвуют не только в калининградском, но и в аналогичных центрах в других городах. Не получится ли так, что ничего интересного и уникального они Калининграду предложить не смогут и их участие ограничится только громкими брендами?
— Все коллекции, которые есть у этих музеев, достойны того, чтобы их видели люди. И в этом один из смыслов вот таких центров — дать людям увидеть то, что годами лежит в запасниках и чего никто не видит просто из-за ограниченности помещений этих музеев. Безусловно, мы совместно работаем над общим решением. Это будут филиалы, но с режимом длительной экспозиции, которая через год-два будет меняться на новую. Понятно, что у них запасники — просто неисчерпаемый источник. И даже если выставки будут меняться раз в два года, то все равно их нам хватит лет на 20, чтобы менять в четырех комплексах экспозиции. Здесь смысл в том, что мы ни в коем случае не должны вступать в конкуренцию с уже существующими музеями. И коллеги это публично озвучивали: не бойтесь, мы ни с кем не хотим конкурировать, мы хотим партнерства.
— Но тому же Музею искусств как с ними не конкурировать? Когда Эрмитаж и Русский музей — признанные сокровищницы.
— Очень просто. У каждого музея есть определенная специализация. Обычный принцип экономики — дифференцируйся или умри. У нас на этом поле будут три игрока: наш Музей изобразительных искусств, будущий Музей русской живописи и прикладного искусства Рустама Алиева (генеральный директор АО «Молоко», коллекционер — прим. «Нового Калининграда») и то, что будет представлено Эрмитажем и Третьяковской галереей. Безусловно, они должны разделить свои целевые аудитории. У Алиева все понятно — это музей русской живописи XIX века плюс что-то из XX века и бронзовые скульптуры. Эта коллекция может увеличиваться, но жанрово она не изменится. Специализация Музея искусств связана все-таки по большей части с европейскими художниками. Это, например, Сальвадор Дали, Пабло Пикассо и так далее. Мы рассчитываем, что Третьяковская галерея будет давать то, чего нет у Алиева и чего нет у Музея изобразительных искусств. Они совершенно точно не собираются ничего дублировать. Публика не пойдет смотреть одно и то же, пусть разные картины, но одних и тех же периодов, направлений или жанров в разные музеи. И музейщики не враги сами себе, никто на это не пойдет. Третьяковка и Эрмитаж будут делать акцент в сторону русского искусства в первую очередь, и не конца XIX века, а какого-то другого периода, возможно, это будет XX век, авангардизм, чего у нас не так много.
— Получается, вместо постепенного развития тех учреждений культуры, которые существуют в городе не первый год и уже доказали свою работоспособность, возникает мегапроект, объяснить принципы работы которого никто толком не может. И все силы, деньги и энергия переключаются на его создание. Нет риска, что культурно-образовательный центр на самом деле убьет местную культуру?
— У нас таких опасений нет. Многие из наших учреждений культуры очень хорошие с точки зрения своей проектной деятельности, статуса, репутации. Часть коллег говорит, что они с удовольствием объединятся с учреждениями культурно-выставочного образовательного центра. Они открыто заявляют, что им интересно поработать в таком формате — в формате филиала Большого театра или Центральной музыкальной школы. Новый центр позволит и калининградцам, и туристам лояльнее относиться к экспериментам в Калининградской области. Сейчас, когда у нас какая-то площадка делает что-то экспериментальное, это сразу вызывает бурю эмоций. А когда такие вещи будут делать Третьяковская галерея, Большой театр или Русский музей, к этому будут относиться как к тренду. Эти площадки могут очень серьезно поднять культурный уровень публики. Вариативность культурных продуктов и площадок — это хорошо. Не уровень наших специалистов, потому что наши специалисты готовы к экспериментам. Они, может, и не рискуют иногда делать некоторые вещи, потому что их потом пнут так, что они уже не поднимутся. Наличие крупного игрока — это всегда благо. Знаете, как говорил один известный человек: в джунглях дорога там, где прошел слон. Здесь, собственно, такая же история. Вариативность культурных продуктов и площадок — это хорошо. Например, вы приходите в супермаркет и выбираете то, что вам конкретно нужно: без глютена, без сахара или с чем-то ещё. Здесь то же самое.
— Содержание центра станет дорогим удовольствием, на скорую окупаемость никто не рассчитывает. Гарантий, что часть затрат не ляжет на налогоплательщиков области — никаких. У нашей казны уже есть подобные объекты — тот же Театр эстрады в Светлогорске. Почему областные власти дали свое добро еще на одну потенциальную «дырку» в бюджете?
— В отношении проектов в сфере культуры всегда есть два противоборствующих мнения. С одной стороны, все говорят, что культура должна быть самоокупаемой, как бизнес. С другой стороны, культура несет помимо деловой функции еще воспитательную, образовательную, духовно-нравственную. И за это должно государство платить. У таких проектов длинный срок окупаемости.
«Янтарь-холл» можно сделать окупаемым лет за 5-6, это вообще не проблема, но он просто превратится в торговый центр. Можно сдать все помещения, разместить магазины и кафе, заработать большие деньги. Но надо все-таки выдерживать определенный уровень учреждения, уровень приглашаемых туда артистов. Концерты, которые мы там проводим, разнообразны. Есть чисто коммерческие, а есть те, которые показывают новые форматы. Балет на льду «Ромео и Джульетта», например. Мы используем «Янтарь-холл» и как театральную площадку, и как киноплощадку, и так далее. Каждый год Театр эстрады уменьшает бюджетное финансирование и увеличивает свою внебюджетную часть. Да, возможно, он выйдет на самоокупаемость только через 10 лет. Ну и нормально. Когда мы обсуждали с промоутерами Театр эстрады, были идеи превратить его чуть ли не в «Карнеги-холл», звать туда только артистов мирового уровня. И концертов было бы не как сейчас 50 или 100 в год, а 10 или 2. И он окупался бы еще лет 30, зато мы бы имели безупречную в имиджевом плане площадку, где выступают исключительно люди уровня Адриано Челентано, но это не бизнес, поэтому нам приходится балансировать между двумя этими мнениями.
С культурно-выставочным центром будет примерно такая же история. Третьяковская галерея, Эрмитаж, Большой театр, Центральная музыкальная школа, хореографическая академия — учреждения с огромной историей и безупречной репутацией в музейном и театральном сообществе. Понятно, что им нужно будет некоторое время на серьезную «обкатку» в Калининграде. Мы рассчитываем, что помимо самих калининградцев туда будет ходить большое количество туристов.
— Но чтобы такой комплекс не пустовал, нужно не просто много, а очень много туристов.
— Дай бог, у нас терминал в Пионерском заработает с августа 2020 года. Соответственно, мы получим еще порядка 300 тысяч туристов в год. Это специфическая аудитория, которая может находиться в области без визы 72 часа — речь о тех, кто будет приезжать в область на пароме. Они не поедут куда-то далеко, они поедут в Калининград и на побережье. И постараются посмотреть там все. Человек, путешествующий на пароме из Стокгольма или из Хельсинки, из Киля, купит на корабле специальный коробочный продукт «Янтарные выходные», который мы сейчас развиваем, а там уже будут билеты в Третьяковку, Большой театр или Эрмитаж. Он, естественно, туда пойдет, потому что ему вечером надо чем-то заниматься, у него паром только через трое суток. «Круизники» — это вообще специфические люди. Они живут на корабле, питаются там же. У них есть шесть часов на то, чтобы все посмотреть и вернуться на корабль. А если мы посчитаем дорогу в Калининград и обратно, то три часа. Кто-то из них, конечно, останется на побережье, пойдет в тот же «Янтарь-холл», в филиал Музея Мирового океана в нем, поедет на смотровую площадку Янтарного комбината, а кто-то решит поехать в Калининград. Куда он пойдет?
— В Музей Мирового океана, например? Там можно и не три, и не четыре часа провести.
— У человека всегда должна быть возможность выбрать.
— Получается, что Пионерский становится своеобразным лицом области. Именно этот город морские туристы увидят первым, но сейчас там нет даже минимальной инфраструктуры.
— Пионерский становится скорее не лицом, а парадным входом области. «Круизники», как я уже говорил, живут не в городе, а на самом корабле и питаются на корабле. Основной вектор развития Пионерского должен быть связан с проектами по благоустройству городской среды. Людям должно быть просто приятно выйти в этот город, сесть на автобус и поехать куда-то — в Светлогорск, Зеленоградск, Янтарный или провести эти 3-5 часов в Пионерском. Люди, которые выходят с круизного корабля, тратят деньги в основном на экскурсии, сувениры, немного на продукты питания, чтобы попробовать что-то специфическое. Здесь многое будет зависеть также от инфраструктуры порта.
— А если они захотят на пляж заглянуть? А там огрызок этого пляжа и резиденция до горизонта.
— Здесь все-таки должно быть решение муниципалитета — развивают они пляжный туризм или нет. Если Заливатский (Алексей Заливатский, глава Янтарного — прим. «Нового Калининграда») у себя развивает, то он бьет и бьет на этот пляжный туризм. Кошевой (Сергей Кошевой, глава Зеленоградска — прим. «Нового Калининграда») позиционирует Зеленоградск как город котов, развивает событийный туризм и не делает упор на пляж. Это понятная тактика, ее использует Паланга, например. У муниципалитетов должна быть специализация. Пионерский должен определиться, что ему важнее. Мое личное мнение — Пионерский должен превратиться в парк, потому что у него не очень большой пляж и ему сложно будет конкурировать с Балтийском и Янтарным. У него нет такого уюта как в Светлогорске, где можно часами ходить по улицам, гулять и дышать, такой «дзен-отдых» получать. У него нет транспортного «короткого плеча» как у Зеленоградска. Мы готовы выбранную Пионерским специализацию поддержать.
— Год назад в правительстве показали видеопрезентацию «Музейного квартала», строительство которого должно быть завершено в 2024 году, но ко многим объектам ещё даже не приступали. Например, набережная на Портовой — это все еще авторынок и продуктовая ярмарка. Вы отказались от строительства части объектов?
— Изначально «Музейный квартал» придумали как туристический маршрут. Его объекты — связующие точки семикилометрового пешеходного, велосипедного, сигвейного, самокатного и так далее. Основной задачей было создать хорошую, благоустроенную логистику между ними. А для того, чтобы человеку было интересно, нужно привести эти объекты в порядок.
Логика этого маршрута в следующем. Условно говоря, человек приезжает в четверг на конференцию, но у него есть еще пятница — самолет улетает только вечером. Его время ограничено, он хочет получить максимум впечатлений. Он знает о «Музейном квартале», потому что видит соответствующий брендинг и понимает, что это маршрут длиной всего семь километров и ему понадобятся два или четыре часа с заходом во все музеи. Он берет велосипед в аренду и покупает на «Кассир.ру» или другом агрегаторе единый билет, который позволяет заходить во все эти музеи. У него есть мобильное приложение для навигации, может быть, с элементом игры. Например, он получает задание: «Какие три цифры нарисованы над входом в Кафедральный собор?». Человек вынужден подойти и посмотреть, какие там три цифры. Он вбивает их в приложение и получает следующее задание: «А теперь дуй туда-то и посмотри, что держит в руках памятник Николаю Угоднику на набережной». Он получает, с одной стороны, опцию игры, а с другой — ходит по этому «Музейному кварталу». Это один вариант, он точно будет.
Второй вариант, который тоже точно будет, — классическая навигация, когда приложение говорит человеку: «А сейчас пройдите 350 метров, с левой стороны вы увидите комплекс «Рыбная деревня» и придете в Музей русской живописи, где собрана такая-то коллекция. В этой коллекции доминантой является портрет сына Ильи Репина». Турист понимает, что на всю коллекцию ему времени не хватит, но пойти и посмотреть на какую-то конкретную выставку ему интересно. У него уже есть билет, ему не надо стоять в очереди. Это такое первое прикосновение. Наша задача — чтобы он, посетив «Музейный квартал», приехал сюда ещё раз, потому что ему не хватило времени посмотреть все.
— Дом Советов тоже должен был войти в «Музейный квартал». Там собирались сделать центр дизайна и IT, потом его выкупила Корпорация развития области, которая теперь вообще отказывается говорить о судьбе объекта.
— Я ничего не могу сказать про Дом Советов, потому что я не занимаюсь этим проектом. Я могу сказать только про те проекты, которыми занимаюсь.
— Есть ли гарантии, мы увидим «Музейный квартал» к 2024 году? Ту же «Планету Океан» обещали построить к ЧМ-2018, но здание не готово до сих пор.
— На самом деле тут гарантия только одна. В 2024-м в Калининградской области будет много мероприятий, связанных с 300-летием Иммануила Канта. Нам бы не хотелось ударить в грязь лицом. Точно так же люди сомневались, появится ли стадион к Чемпионату мира. Гарантий не было, но все понимали, что репутационные потери будут достаточно высоки. «Музейный квартал», может, и не настолько остро стоящий объект как стадион, но сроки реальные. Очень много объектов там строится не за государственные деньги, тот же Алиев строит музей за свой счет. Благоустройство набережных, скорее всего, будет обязательством инвесторов, которым дадут возможность разместить там бизнес-объекты. Оснований сомневаться в том, что проект не будет завершен к этому сроку, нет.
— Облик города и его туристическая привлекательность очень тесно связаны. На вашем видео «Музейный квартал» — это аккуратные здания в едином архитектурном стиле. В реальности на маршруте уже появляется коробка торгового центра под эстакадным мостом, проект Музея русской живописи тоже не имеет ничего общего с первоначальной концепцией квартала. Опять получается пресловутая точечная застройка, которую уже все вроде ненавидят и ругают страшными словами.
— Когда меня просят охарактеризовать Калининград одним словом, я всегда говорю «эклектика», но добавляю «в лучшем смысле этого слова». Так Калининград развивался в течение своей истории, тут соседствовали очень разноплановые архитектурные решения: немецкие здания, советские здания, лучшие, худшие примеры. Когда хрущевки соседствуют с немецкими постройками, это как раз и есть самобытность Калининграда.
— Но это же не значит, что новые стройки нужно продолжать в том же ключе.
— Здесь никогда не будет единого мнения о том, что такое хорошо, а что такое плохо. По поводу той же синагоги я слышал диаметрально противоположные мнения. Люди говорят: «Ну есть же фотографии старой синагоги, надо было прямо один в один по фотографии сделать, а сделали какую-то поделку, новодел». А есть ребята, которые мне шлют письма и говорят, что это величайшее дело. Ту же «Рыбную деревню» как критиковали.
— И как раз условная «Рыбная деревня» — именно то, чего многие туристы ждут от Калининграда. Этого «ганзейского» стиля, фахверка, и они точно не ждут коробки торговых центров под эстакадой.
— Мне сложно предвосхитить ожидания людей, которые приезжают в Калининградскую область. Знаете, какой самый популярный ответ был по итогам опросов, когда жители и туристы оценивали Калининград? Почти 90% назвали город комфортным, несмотря на эту эклектику. Когда мы опрашиваем туристов, которые возвращаются в Калининградскую область, они говорят, что вернулись, потому что здесь «уникальная среда». Гости региона говорят: «У вас здесь классно, комфортно». Маркетологи говорят, что мы не конкурируем с другими курортами. Нас не сопоставляют с Юрмалой, Палангой, Сочи или Ялтой. Нас сопоставляют с местом, где человек живет. Именно поэтому такое большое количество людей, которые переезжают сюда на ПМЖ.
— В свете строительства культурно-образовательного комплекса на Острове власти стали часто сравнивать Калининград с испанским городом Бильбао, где построили филиал Музея современного искусства Гуггенхайма и получили большой приток туристов. Но Бильбао был вполне себе хорош и до строительства музея — старинная архитектура, красивые набережные. К тому же Бильбао реконструировали комплексно — там построили новое метро и транспортную систему, новый аэропорт, разбивали парки, всемирно известный архитектор Заха Хадид придумала там целый квартал. Сравнение Калининграда с Бильбао из уст властей не кажется вам наивным?
— Это не наивно. Музей Гуггенхайма в Бильбао, так же как и те калининградские проекты, о которых мы говорим, — это яркий якорный объект, который становится витриной города. Знаете, как неоновая вывеска в ночном поле. Всё, о чем вы говорите в плане Бильбао, делается и в Калининграде. Бильбао до Музея Гуггенхайма был одним из неплохих европейских городов, каких масса. Знаете, недавно иду я по одному городу в Европе и понимаю, что эту же картинку видел во многих других городах, только здесь дома вот так соединены, а там вот так. А когда появляются такие якорные объекты, как Музей Гуггенхайма, люди сразу начинают обращать на город внимание. Это может быть не обязательно «якорь» с точки зрения постоянного присутствия. Можно продать город так, как в свое время продали туристам Брюгге, показав кино и сказав: «Ребята, там круто». Таких городов, как Брюгге, немало, но все запомнили именно его, потому что увидели атмосферу, классную работу оператора, который показал город, грубо говоря, как ещё одного актёра.
Мы стараемся работать и в том, и в другом направлении. Наличие якорного объекта — это очень серьёзный повод для того, чтобы Калининград ещё раз попал в прицел всеобщего внимания, чтобы человек захотел приехать сюда, но невозможно всё сделать одновременно. Несколько лет назад сделали Верхнее озеро, сейчас это любимое место отдыха горожан, здесь гуляют с собаками, ездят на велосипедах и так далее. Бах — там уже появился ресторан, отель, что-то ещё. Дальше улица Баранова, которая логично связывает эту территорию с центральной частью города, и это новая цепочка, которая будет выглядеть очень привлекательно с точки зрения городской среды. Дальше остров Канта. Это место — тоже якорный объект, куда идут и калининградцы, и туристы. Проект «Музейного квартала» — в чистом виде туристический проект, дальше мы просто благоустроим связи между его объектами. Я бы не говорил о наивности, просто нельзя сделать всё одномоментно. К сожалению, на это надо смотреть в перспективе 5-7 лет.
— Вы говорили, в этом году ожидается более полутора миллионов туристов и рост потока на 8%, а инфраструктура у нас всё-таки довольно сильно отстает от планов. Те же самые проблемы с парковками для туристических автобусов, которым много-много лет. Частный бизнес сказал, что им пообещали что-то около «Акрополя».
— Сделали. Понимаете, у нас накладывается одно на другое. Знака «туристический автобус» не существует в ПДД. Мы сделали остановку для туристического автобуса со знаком «остановка автобуса», но договорились с городом, что туда не будут заходить автобусные маршруты. Я понимаю, что все хотят на туристическом автобусе подъехать прямо к точке осмотра, потому что, как гиды говорят, «у нас туристы старенькие, им тяжело идти» . Я это все понимаю, поэтому мы стараемся сделать остановки для туристических автобусов в тех местах, где возможно посещение сразу нескольких объектов. Вот делаем у «Акрополя», но там все равно нужно дойти до площади пешком.
Сейчас появилась остановка для туристических автобусов на улице Мира. Там с одной стороны здание научной библиотеки, с другой — Драматический театр, там всегда ведут интересную обзорную экскурсию и о стадионе «Балтика», и о здании правительства, но подъехать в каждую точку невозможно. Мы говорим о 10-15 местах, в которых можно поставить туристический автобус. Планомерно над этим работаем, но не все так просто — это вопросы ГИБДД, безопасности дорожного движения. Туроператор стоит на позиции «Сделайте остановку там, где мне удобно». Не всегда это возможно.
То же самое с туалетами. У нас стояли туалеты на пути к Железнодорожным воротам, они оказались невостребованными, сейчас их передают городу. Мы предлагаем городу их поставить не в Южном парке, а где-то на туристических маршрутах. В частности, рассматриваем вариант около Драматического театра. Так, чтобы его было не слишком видно. Всё же это объект, который не хочется всем показывать фасадом: «А вот у нас есть платный туалет». Это необходимая инфраструктура, поэтому мы его куда-нибудь попытаемся запрятать, если получится. Если не получится, будем искать другое место.
— Говоря о повышении турпотока, вы ссылаетесь в первую очередь на преимущества от введения электронных виз. А есть какие-то гарантии, что туда попадут те страны, на которые мы рассчитываем. Грубо говоря, вас кто-нибудь спрашивал?
— Механизм электронных виз должен заработать с 1 июля 2019 года. Список стран пока неизвестен. Мы писали соответствующее письмо в МИД, в котором попросили учесть географическое положение региона и особенности работы на туристическом рынке Калининградской области. Меня несколько обнадёживают, как это сейчас принято говорить, вербальные интервенции МИДа — некоторые чиновники говорили, что нужно, конечно, чтобы европейские страны вошли в этот список. В ближайшее время, я думаю, мы будем знать перечень стран. Если туда войдут страны ЕС, мы будем очень счастливы.
— В связи с электронными визами внезапно задает вопрос бизнес. Они говорят, что если раньше въездной международный туризм был более-менее легален, то сейчас он может отчасти уйти в подполье. И к международному туристу получит доступ черный рынок.
— Мне сложно оценить, откуда берутся такие опасения. Так работает рынок любой страны, где есть безвизовый режим. Во многих странах вообще никакой визы нет, и ничего страшного, бизнес как-то умудряется взаимодействовать с туристами. Вопрос, мне кажется, в какой-то единой позиции со стороны бизнеса. В 2016 году легальный бизнес потребовал навести порядок с нелегальными экскурсоводами, которые возят туристов на косу и так далее. Мы сказали: «Хорошо, давайте проведём совместное собрание». Они так подумали и через сутки говорят: «Не, не надо, сами разберемся». Некоторые гиды, естественно, так и останутся в «чёрном» секторе. Понимаете, кто-то идет в «Макдоналдс», кто-то покупает шаурму на остановке. Очень сложно убедить туриста какими-то административными мерами не ходить туда, ходить сюда. Естественно, турист будет смотреть, где дешевле, где ему комфортней. Если нелегальный гид будет давать тот продукт, который хочет турист, он всё равно пойдет к нему. Здесь вопрос уже правоохранительных и налоговых органов. Туристический рынок в данном случае может работать, давая суперпродукт. Мы обсуждали это с той же «Юноной», нашим лидером по экскурсионке. Они говорили: «Ну да, туристы уходят, но мы берем качеством. У нас сертифицированные гиды, мы не рассказываем всякую ерунду про биороботов в Тапиау. Мы даем действительно качественный продукт. Да, наш продукт стоит дороже, но мы ориентируемся на тех туристов, которые готовы заплатить нам за этот туристический продукт».
— Вы уже довольно резко высказались по поводу хостелов. Сказали, что закон, который принимается, очень сильно подстегнёт нелегальный рынок. Действительно, получается так, что у нас нет законов, которые защищают легальный бизнес, а законов, которые ухудшают его позицию, довольно много. Тот же закон о страховых гарантиях, на который все дико жалуются, потому что люди не могут получить страховые гарантии, им отказывают. Вечно этот наш несчастный бизнес поджимают то с одной стороны, то с другой.
— Для меня самое главное измерение с точки зрения успешности или неуспешности чего-то — это результат. И результаты говорят о том, что турист становится более самостоятельным. Сейчас есть практически всё для того, чтобы организовать самостоятельно очень хорошее путешествие. Туроператор нужен только в крайнем случае — либо вы едете в какую-то очень экзотическую страну, либо у вас специальные какие-то внутренние запросы по турпродукту, либо вы очень ленивый человек.
— Либо у вас очень мало денег, потому что часто с точки зрения логистики организованный тур дешевле.
— Может быть, но ещё раз говорю — это всегда выбор потребителя. Вот здесь, мне кажется, мы на 100% в рынке. Я всегда говорю, что туризм — это очень низкомаржинальный, но при этом это, наверное, самый креативный бизнес, потому что для того, чтобы заработать три копеечки, нужно обязательно что-то сделать. Это не так просто: сидишь и ждешь, когда к тебе придут за колбасой. Эту «колбасу», образно говоря, тебе надо так упаковать и так предложить, чтобы купили именно у тебя. Ведь каждый второй становится участником этого рынка, когда чуть теплеть начинает.
Однажды я ехал в такси, и водителю показалось мое лицо знакомым. Он спрашивает меня: «Вы в туризме работаете?». Я говорю: «Да, работаю». Он: «А не знаете, как аккредитоваться на гида-экскурсовода?». Я ему объясняю весь алгоритм, он говорит: «А мне вообще зачем это нужно?». Ну, как — статус, информация о вас будет на сайте министерства, вас будут рекомендовать, у вас будет специальный бейдж, указывающий, что вы аккредитованный гид. «Вот вы знаете, я истфак закончил, — он отвечает. — Я очень хорошо ориентируюсь в истории области. То есть это необязательно?» Я говорю, что нет, это факультативная функция, просто для вашей репутации, имиджа. Он такой: «О, нет, тогда я не буду проходить. Меня крупные отели нанимают. Звонят, вызывают». Если все участники рынка играются в эти дела и всем вроде как нормально, то, конечно, очень сложно что-то сделать в административном плане.
— Что касается второй сферы вашей ответственности. Есть понимание, как сейчас развивается культурное поле в регионе, как оно будет развиваться дальше?
— Сейчас мы работаем над концепцией культурной политики на 2020-2030 годы. Скорее всего, представлять её будем в следующем году на Балтийском культурном форуме. Он оказался очень интересной площадкой. В этом году его идея была прикладной. Мы должны были руководителям учреждений культуры объяснить, как работать с нацпроектом «Культура». Там есть очень много конкурсов, грантов, и хотелось бы, чтобы наши учреждения выигрывали эти деньги.
Нам часто говорят: «Знаете, у нас в культуре денег нет, поэтому мы ничего не делаем». Это неправда. Деньги есть. И вот пример Александра Быченко (сооснователя музея-квартиры Altes Haus — прим. «Нового Калининграда») очень яркий. Частная компания развивает музейный проект в основном только за счет грантов — выигрывает гранты Потанина, Тимченко, президентские гранты. Просто на это надо тратить время, силы, накапливать компетенции. То же самое — арт-пространство «Ворота». Они постоянно куда-то подают заявки, выигрывают. Почему муниципальные музеи этого не делают? Потому что не хотят. Не хотят углубиться, прочитать документы, попробовать заполнить заявку, договориться с человеком, который умеет заполнять заявку, сделать с кем-то совместный проект и так далее, но удобно же просто сидеть, все равно зарплата идет.
В проекте «Культура» — конкретные деньги, там конкретно прописано — столько-то на библиотеку площадью 200 метров, столько-то денег — на библиотеку 400 метров, только надо заполнить документы и выразить свое желание не дома у камина: «Вот бы мне библиотеку сделать!». Конечно, надо написать документ и заявиться: «Я хочу денег. Пожалуйста, помогите. У меня такие-то и такие-то проекты». Как правило, эти проекты будут поддержаны.
— Наметились уже основные направления будущей концепции?
— У нас, в принципе, всё сформулировано в рамках федерального нацпроекта «Культура». Мы далеко не будем отходить от этих векторных направлений. Это «Культурная среда», «Цифровая среда» и «Творческие люди». «Творческие люди» — это образование и повышение квалификации. «Цифровая среда» — это цифровизация культуры, которая делается для того, чтобы приблизить культурные проекты к потенциальному потребителю. Ну и «Культурная среда» — это то, что касается необходимой инфраструктуры. И, естественно, в этом плане мы говорим не только о глобальных проектах, но и о небольших частных инициативах. Частных не в том смысле, что там присутствует частный капитал, я имею в виду те проекты, которые находятся в небольших поселениях или муниципалитетах. Например, те же дома культуры, которые мы часто обсуждаем. Классическая история. Глава поселения приходит и говорит: «Ребята, мне нужен дом культуры». Я ему задаю вопрос: «Кто там будет работать? Где ты возьмешь этих людей? Ведь вы последнее время исполняли указ президента [о повышении зарплаты бюджетникам] за счет сокращения штата и ставок».
— Получается, мы не можем найти сотрудников в крохотный дом культуры, но можем в огромный культурно-образовательный центр на Острове.
— Там простая ситуация. В образовательно-культурный центр на Острове заходят филиалы, которые сами занимаются поиском и подбором сотрудников, сами перевозят туда специалистов. Тот же господин Шпилевский (Артем Шпилевский — бывший ведущий солист Большого театра — прим. «Нового Калининграда»), который будет возглавлять филиал хореографической академии, он не местный. Он приехал сюда, будет здесь жить. И он будет набирать людей в академию. Если найдет кого-то из местных, отправит на повышение квалификации.
А вот на селе или в муниципалитетах по-разному можно подходить к этому вопросу. Сотрудников найти-то можно. Вопрос в том, зачем нам строить отдельный дом культуры за 40 миллионов. Ведь дом культуры — это не четыре стены и крыша. Дом культуры — это компетенция, функционал, это то, чему мы учим детей, это концерты, кружки, занятия. Иногда дом культуры можно разместить в школе. А деньги потратить на ремонт той же самой школы, ее благоустройство. В школе, как правило, есть актовый зал, который можно использовать как концертный. Там есть спортивный зал, который можно использовать и как зал для хореографии, установив на одной стене станок и зеркала. Эти вещи будут стоить гораздо дешевле. Отмечу, что я говорю о рациональном подходе к этому вопросу в малонаселенных сельских поселениях.
Я понимаю, если ДК совсем плохой как, например, в Храброво. Он явно требует реконструкции, и мы её делаем. В Красноторовке совершенно точно надо реконструировать Дом культуры, а лучше новый построить. Там это единственный серьезный очаг социальной активности. В Сокольниках мы построили дом культуры, открыли его. Почему он работает не всегда? Нужно, чтобы там работали люди, библиотека выдавала книги, педагоги вели занятия и так далее. А если вы построили дом культуры только для того, чтобы власти муниципалитета получил политические баллы, то это неконструктивная позиция. Конечно, мы будем продолжать строить дома культуры там, где это действительно необходимо.
— Маленьких музеев у нас много, и очень хороших, порой они интереснее больших. Их владельцы создавали эти музеи на собственные деньги, потом вынуждены были «легализоваться», чтобы защитить свои коллекции, а дальше у них, как правило, начинаются проблемы в коммуникации с местными властями, поскольку теперь они на балансе государства. Общение с этими людьми у вас как-то налажено?
— С некоторыми мы отлично общаемся, потому что они приходят, задают вопросы, просят поддержки, совета или сами рекомендуют какие-то вещи. С другими никак не общаемся, потому что они к нам не обращаются, от них нет никакой инициативы. Если я с кем-то общаюсь, то, как правило, стараюсь помочь. Сначала человек приходит и говорит: «Вот у меня есть такой музей». Отлично, какая помощь нужна? «Мне нужна больше зарплата», — говорит он. Окей, мы напишем письмо главе муниципалитета, максимум — я могу поговорить с ним, но все равно вопрос повышения зарплаты — это компетенция главы. Коммуникация возникает тогда, когда есть инициатива. Когда я нахожусь в маленьком музее, всегда спрашиваю: «Какие у вас сложности? Ну вот что нужно? Помещение? Или ещё что-то?». Как правило, ответ лежит в плоскости «А повысьте нам зарплату».
Вот Вальдвинкель, суперский музей, мы им не мешаем, и они ни за какой помощью не обращаются, все классно делают. Сейчас вот они опять какой-то грант выиграли. Обратятся за помощью — поможем без вопросов. Не обратятся — ну, точно мы к ним лезть не будем, мешать не будем. В Светлогорске находится музей «Колесо истории». Я иногда захожу к ним в гости. Лариса Быстрова, руководитель музея, она ничего не просит, но может сказать: «Слушай, есть такая штука, было бы неплохо, если бы её выкупил областной музей». Это, скажем, артефакт или скульптура. Тогда я сразу общаюсь с [главой Музея изобразительных искусств Галиной] Заболотской, уточняю, нужно им это или не нужно. Где-то, как в Гвардейске, музей стал если не символом, то уж точно местом обязательного посещения. Музей, конечно, небольшой, там многое зависит от экскурсовода, который красиво, вкусно расскажет. Из музея туристы идут в сторону домика Ловиса Коринта. К маю он должен выйти из экспертизы, сроки мы не ускоряем, потому что очень важно, чтобы проект был внимательно рассмотрен и его стоимость реально определена. После начнем реконструировать Домик Коринта, превращать его в филиал Музея изобразительных искусств. Музей еще попросил территорию под пленэр.
— Там уже жилой дом строить начали, как раз где территорию под пленэры планировали.
— Там есть еще территория, на которой можно разместить. Мы смотрели схему, это не большая проблема. Мы нашли вариант, каким образом можно все это дело подстроить под нужды музея.
— Замок Тапиау в Гвардейске обещают открыть для туристов уже к 2024 году. Уже вырисовывается какое-то четкое понимание, что с ним дальше делать?
— Пока есть только общий подход. Понятно, что это будет интересный культурно-туристический центр, поскольку сам по себе объект показа очень яркий. К тому же там внутри очень красиво и интересно — фрески, виды на разделение Преголи и Деймы, своеобразная территория, старые здания, новые здания, у каждого из них своя история, о которой всегда интересно рассказывают экскурсоводы. В какой-то части его, конечно, можно будет превратить в музей замка. Очевидно, что-то такое там появится. Нужно будет креативить в плане комбината питания и, быть может, даже проживания. Есть же пример «Алькатраса». Сейчас оформленной концепции нет, но есть большое количество подходов. Идет период накопления идей.
— Бизнес включился в процесс?
— Есть несколько бизнесменов, которые рассказывают, как они бы могли это сделать, но опять же возникает вопрос денег. Мы всегда понимаем, что самые благие идеи упираются в финансовый вопрос «Чем мне государство может помочь?». Скорее всего, это будет либо какая-то единая концепция, которая будет реализовываться одним крупным инвестором, либо концепция в рамках государственно-частного партнерства, и тогда лидирующим звеном там будет область.
— Министерство по культуре и туризму существует около двух с половиной лет, и уже можно говорить о каких-то результатах его работы. За это время усилилось ощущение перекоса в сторону туризма, а вот культура прихрамывает. Что вы думаете об эксперименте по объединению двух министерств? Может, есть смысл вернуться к разделению полномочий?
— С моей точки зрения, решение, принятое тогда Антоном Андреевичем [Алихановым], было правильным. Есть регионы, где туристический продукт специфический и не завязан на культурное наследие. Это Сочи, Татарстан, Крым и так далее. Там туристический продукт сформирован за счет несколько иных вещей. А в Санкт-Петербурге, Калининградской области, Ярославле основой туристского интереса является культурное наследие. Основная часть туристов едет к нам за историческим и культурным наследием. Решение объединить министерства было правильным с той точки зрения, что наши учреждения культуры получили новый вызов, новый вектор для своей работы — быть более клиентоориентированными не только для калининградцев, но и для туристов. Это обстоятельство заставляет их быть более креативными. Жизнь учреждений, которые несильно связаны с туристическим потоком, особо не изменилась. Наоборот, они только приобрели в том плане, что денег им стали выделять больше. Понятно, они по-разному ими распоряжались, но денег они меньше получать точно не стали.
Говорят, можно было бы больше денег выделять на литературу, но мы выделяем приличные средства, просто об этом мало кто знает. Мы выделяем деньги библиотекам на обновление фондов, есть конкурс творческих проектов, издательских проектов и так далее. Я понимаю, что каждому своя рубашка ближе к телу. Естественно, человек, который работает в литературе, хотел бы, чтобы все деньги дали на литературу, а музыка — это так. «Сначала было слово», — скажут одни. «Музыка — язык международный, дайте денег на музыку», — скажут другие. Художники скажут про себя и так далее. Мы стараемся соблюдать баланс.
Мы стали менее эмоционально смотреть на запросы нашей культурной общественности. Приходят люди, и перед нами разыгрывается целый спектакль, на который можно продавать билеты — так они рассказывают, как им нужны эти деньги. Наш орган исполнительной власти все-таки старается трезво подходить к их просьбам, мы менее эмоционально реагируем, задаем вопросы, которые помогают конкретизировать задачи. Они сами начинают более трезво смотреть на свою идею. Иногда они приходят: «Знаете, у нас появилась фантастическая идея! Нам нужно на нее много денег!». Мы начинаем задавать один вопрос, второй, третий, четвертый, занимаемся майевтикой как у Сократа. И в итоге они говорят: «Знаете, тут вы правы. Наверное, мы преждевременно пришли с этой идеей, пойдем её доработаем». Так мы расстаемся на некоторое время. Часть идей потом дорабатывается, люди снова приходят, и мы их поддерживаем. Многие вещи мы оцениваем с точки зрения элементарных цифр и логики. Здесь мы, может, кому-то и не нравимся, но это наш стиль.
Теперь мы на 100 процентов не имеем конфликтов двух министерств. Если они возникают, мы можем решать их в рабочем порядке. Нужно объединить ресурсы? Смело их объединяем. В рамках того же «Музейного квартала», это же в чистом виде культурно-туристический проект. То есть министерству туризма не нужно убеждать министерство культуры в необходимости создания «Музейного квартала». Были времена, когда мы обсуждали, какие мероприятия могут проходить на территории острова Канта. Может проходить только «Территория мира» или там можно ещё и стритфуд поставить? А может, ничего нельзя там делать? Тут за все теперь отвечает одно ведомство. Мне кажется, оснований для разделения министерства сейчас нет. Пока объединение дало только плюсы.
Текст — Алла Сумарокова, Алина Белянина. Фото — Виталий Невар, Денис Туголуков, «Новый Калининград»
© 2003-2024