Владельцы самых старых заведений города продолжают делиться с «Ресторанами Нового Калининграда.Ru» своим опытом. Владелец и основатель бара «Икстлан» Дмитрий «Хлам» Смищук рассказал, как на заведение повлиял Карлос Кастанеда, как «Икстлан» мигрировал по городу, какие люди в него ходили и вообще — зачем нужны такие бары.
— Я специально решил не показывать архивные фото, они такие интимные. Как-то выложил пару снимков «Вконтакте», но народ сказал: «Слушай, давай оставим все это в личных архивах».
— Никакой особой концепции не было. Просто собрались ребята и решили открыть бар, в котором мы все соберемся, нам там будет тепло, хорошо и уютно и будем пить вкусное вино. Я лежал на диване и медитировал, ходил в мыслях по городу и вспоминал, где у нас в центре есть большие помещения. И вдруг вспомнил, что с торца кинотеатра «Россия» есть какая-то странная дверь, и за этой дверью точно должно что-то быть. Я встал с дивана, пошел в «Россию», нашел там такого сумасшедшего художника, который двадцать пять лет работал в этом кинотеатре и рисовал для него разные афиши и плакаты, и он мне рассказал, что, действительно, подвал есть, и довольно большой, только захламленный. Художник направил меня к директору кино-видеообъединения. Он посмотрел на нас с друзьями и сказал: «Работайте». Мы заключили договор аренды и стали работать. Расчистили все помещение, провели воду, сделали барную стойку.
— В те годы я увлекался Кастанедой. У него есть книга «Путешествие в Икстлан», и на обложке того издания, которое было у меня, изображена дверь. Сама книга о том, как человек попадает в такое место, которое позволяет ему раскрыть свой внутренний потенциал, побывать в тех ситуациях, в которых раньше никогда не был. Человек в том мире ведет себя иначе и обнаруживает новое внутри себя. Я решил что «Икстлан» — самое подходящее название для нашего бара, оно отражает то, чего мы от этого заведения хотим, его суть. И правда, внутри «Икстлана» люди вели себя иначе, чем в городе. И дело не в том, что кто-то напивался и так далее, просто люди у нас раскрепощались, ставили музыку, которую хотели, читали стихи, выставляли картины. У нас каждый мог делать то, что хочет, лишь бы это не мешало другим.
— Впервые мы открылись 31 декабря 1996 года. Это был «Икстлан» у «России». В новогодний вечер первым к нам пришел Рома Медведев, который за то, что стал нашим первым гостем, в качестве бонуса получил «бесплатную чашку чаю всегда». То есть, в какое бы время, в каком бы состоянии с тех пор Рома бы к нам не заявился, его всегда ждала чашка чаю.
— Кстати, того сумасшедшего художника, который нам все разрисовал, звали Зуй Болотный (в миру Олег Лунин), он умер потом от передоза. Мы с ним сдружились, он как-то пришел ко мне и попросил: «Дима, а можно я у тебя что-нибудь нарисую?» И я ему разрешил. Сперва он на одной стене нарисовал «Неожиданный нерест рыб», потом на другой «Лес киви под воздействием юго-западных ветров», на третьей солнце. Вот о чем я больше всего жалею, после того как сломали кинотеатр «Россия», это то, что подвал похоронен со всеми эти рисунками Зуя, такими практически фресками.
— «Икстлан» — это слово, в котором практически все делают ошибку и которое тяжело выговорить пьяному. Однажды кто-то ляпнул про наш бар: «Это
— В первый «Икстлан» ходили многие редакторы (и журналисты калининградских СМИ), видимо, им было интересно, удобно и весело встречаться у нас. Все наши тогдашние и нынешние звезды, в общем, все те, кто и сейчас известен и тусуется, уже тогда ходили к нам. И еще приходили обеспеченные мужчины, которым хотелось расслабиться в неформальной обстановке. Они меняли деловой костюм на косуху и джинсы и отдыхали у нас. Конечно, мы сразу их узнавали, но делали вид, что просто человек инкогнито пришел развлечься.
— А за день до официальной премьеры фильма «Титаник» в «Заре» мы неофициально показали его у нас в «Икстлане». Я достал копию на видеокассете, и до того момента, пока мы ее не включили, никто не верил, что она у нас есть. В общем, «Россия — родина пиратов». Мы не брали денег за просмотр, просто устроили показ для всех. Девочки, как и положено, плакали и влюблялись в Ди Каприо.
— Под «Россией» мы проработали два года, ровно до тех пор, пока у кинотеатра не сменился директор и у нас не возникли проблемы с арендой. Такое потом случалось не раз и, по сути, это очень банальная и скучная история. Второй «Икстлан» был под филармонией, с ее обратной стороны. Там был громадный бильярдный стол, и все считали, что он принадлежал то ли Гиммлеру, то ли Герингу, мы на этом столе и плясали, и в бильярд играли… А через год у филармонии сменился директор, который сказал, что теперь у него в этом подвале будет петь хор, а мы должны собрать вещи и съехать.
— Затем случился кризис, я уехал в Штаты и прожил там три года, а когда вернулся, народ стал просить: «Давай, открывай что-нибудь, а то нам тусоваться негде». И я снова открыл «Икстлан». Он был в такой очень красивой старинной башенке у моста на Багратиона. Это было прекрасное место. У нас было два зала — на первом и на втором этаже, и на самом верху, на третьем, был такой практически скворечник, очень уютный, интимный, на два столика. К сожалению, в этом месте мы не смогли получить лицензию на алкоголь, а без лицензии устали отбиваться от разных проверяющих организаций. Пришлось нам и оттуда съехать, и переехали мы на Брамса. И вот там была очень активная жизнь.
— У нас в каждом заведении была своя фишка, которая придумывалась совершенно спонтанно, случайно. И я до сих пор предпочитаю, чтобы в пространство была вброшена такая игрушка, при помощи которой люди будут сами себя развлекать, чтобы не было такого разделения: вот зрители, а вот специально приглашенные актеры, которые играют для зрителя и происходит спектакль. В первом «Икстлане» у нас было много выставок и концертов, мы сделали первую выставку презервативов в городе, которая шокировала людей, и, например, дважды проводили выставку работ пациентов психиатрической больницы. В «Икстлане» на Брамса такой игрушкой был шест для стриптиза: на нем специально никто не танцевал, просто народ сидел за столиками, выпивал, отдыхал, пока кому-то в голову не приходило забраться на этот шест или потанцевать вокруг него. А в «Икстлане» на Леонова у главпочтамта, куда мы переехали после Брамса, такой игрушкой, фишкой или секретом была дверь с глазком и хитро спрятанным звонком.
— Почему-то разделяешь людей на две части: одних хочешь пускать к себе, а других нет. И это сразу вызывает массу обсуждений и волнений: «Я тоже к вам хочу! Пустите меня!» — «А мы тебя не знаем. Есть тут человек, который готов за тебя поручиться?» Ну и в таком духе. А если человек вел себя как-то не так, то мы его предупреждали, чтобы больше к нам не приходил. У нас на Леонова работала бармен Нина, вот она четко знала, кто свой, а кто чужой.
— Теоретически девочек без поручительства пускали: видишь, что человек приличный и, в принципе, впишется в нашу тусовку. Вот с нуля ты смотришь на нее, как она одета, как накрашена, как разговаривает, и если все нормально, то пускаем и дальше уже внутри смотрим, что она заказывает, что спрашивает. При том, что девушки, которых можно было встретить в «Планете», к нам и так почти не ходили. Если человек с ходу заказывает себе, например, водку с лимоном, то это не комильфо, а если просит бармена: «Придумайте мне что-нибудь такое необычное», — совсем другое дело. Мы ведь с самого первого «Икстлана» начали экспериментировать с баром. Как должен работать хороший бармен? Он должен почувствовать человека, понять, что он хочет и для чего, поговорить с ним, вызвать доверие. У нас такие и работали.
— «Икстлан» на Леонова был первым случаем, когда я не арендовал помещение, а был его собственником. Там все было хорошо до тех пор, пока в доме не появился жилец, с которым я не смог договориться. Он был собственником помещения на третьем этаже, а я на первом. У соседей со второго этажа не было ко мне никаких претензий, если у нас и случалась какая-то шумная вечеринка, то все разногласия на следующий день решались извинениями и бутылкой шампанского. А у того соседа с третьего этажа вообще ничего не было слышно, но он не уставал называть наше заведение «бардаком», «борделем» и так далее, писать письма во все инстанции. Та же ситуация повторилась и в «Амадеусе» на Коммунальной, где мы арендовали под «Икстлан» помещение в цоколе.
— Есть люди, с которыми можно договориться, а есть такая категория людей, как правило, это пожилые дамы или мужчины, у которых в жизни что-то не сложилось, и с ними договориться невозможно в принципе. А ты, уже открыв ресторан, проведя все необходимые коммуникации, получив все лицензии, наняв персонал, не можешь просто собрать сумку и перейти на другое место. А для этих недовольных людей ты становишься просто объектом выражения их недовольства, наполняешь их жизнь каким-то смыслом. И это ужасно. В городе сейчас очень мало мест, где можно открыть хорошее кафе или бар.
— Мне бы хотелось, чтобы в городе было много разных баров, чтобы инвестор позволил дизайнерам поиграть с пространством, чтобы инвестор вложил деньги, доверился профессионалам и позволил им работать свободно. Но здесь такие случаи единичные. Лично мы не были ничем ограничены: когда поняли, что в первом «Икстлане» под «Россией» на всех не хватает мест, а средств, чтобы купить новую хорошую мебель, нет, то просто сделали такие импровизированные насесты из бревен, и на них можно было усадить много народу, и все были довольны.
— Бары — они ведь для чего нужны: чтобы люди в них разговаривали, знакомились, влюблялись. Чтобы всем было тепло, хорошо, весело и вкусно.
— Есть художественное переживание — это когда ты пришел в музей, и тебя так поразила картина, что ты запомнил ее на всю жизнь, она время от времени всплывает у тебя перед глазами, и ты думаешь о ней. А есть то, что Вильям Похлебкин назвал «кулинарным переживанием» — это когда ты что-то где-то однажды попробовал и больше это не повторится, потому что никто так точно не сможет воспроизвести то сочетание вкуса. Такие личные кулинарные переживания, связанные с кухней заведений Калининграда, я могу пересчитать по пальцам. До сих пор помню, как пять лет назад обедал в заведении «9 вал» в Доме офицеров, у них кухня была на втором этаже. Не знаю, осталась ли она сейчас, но тогда я пришел на обед с супругой, и мы помним его досконально, от и до. Это единичные случаи, но хорошо, что в заведениях города появился какой-то стабильный уровень блюд.
— Я иногда вспоминаю несколько таких ярких моментов из истории «Икстлана», которые отпечатались, видимо, уже навсегда. Например, митинг в поддержку газеты «Новый наблюдатель», когда ее вдруг решили закрыть. Помню, что иду на работу в первый «Икстлан», а на «России» просто какие-то толпы молодых людей, а мы решили в тот день еще концерт отыграть. Было так много народу, что пришлось закрыть входную дверь внизу и решетку наверху. Музыканты играли в самом конце зала: и вот гриф гитары — а вот публика. И вот эту картинку я запомнил: очень много людей сочувствующих газете, выражающих свое негодование и солидарность.
— Еще помню, как в той башенке у моста 31 декабря выключили свет. Электрики починили все практически в последний момент, а мы уже на костре собирались готовить, потому что все в той башне работало от электричества. И вот включили свет, пришли люди, все замечательно: играет музыка, все танцуют, пьют шампанское, девушки визжат от радости… И вдруг в этой какофонии я слышу какой-то лишний, выбивающийся звук. Пошел проверять по этажам, и оказалось, что в самом низу, в туалете, захлопнулась дверь и девушка не может выйти. И вот она бьется и кричит: «Выпустите меня отсюда! Выпустите!» А время уже к полуночи, мы все инструменты убрали. Пришлось подниматься наверх, подходить к каждому гостю и спрашивать: «А у вас не найдется отвертки?» А гости в серпантине, веселые, пляшут, конечно, у них нет никакой отвертки. Мне так смешно стало. Нашелся, правда, парень, у которого был перочинный ножик с отверткой, и без трех минут двенадцать я эту девушку из заточения спас. Она как голубь оттуда вылетела. А наверху ей уже налили шампанского, успокоили, и все встретили Новый год. Да много что в «Икстлане» случалось, целая жизнь.
— Я до сих пор с пристрастием смотрю, как оформлено новое заведение, как работают в нем повара, бармены и официантки, чем оно отличается от других и что в нем нового. Эта страсть живет во мне. Вот прямо сейчас у меня нет в планах открыть заведение, но если внезапно откуда-то упадет интересное помещение или поступит предложение открыть бар, то я с удовольствием его рассмотрю.
Текст — Александра Артамонова, фото — Кирилл Клейков
© 2003-2024