Пропавшее место: история одной столовой

В Калининграде закрылась столовая у универсама «Московский» — едва ли не последнее место в городе, в котором была практически полностью сохранена фактура советского общепита. «Рестораны Нового Калининграда.Ru», хоть и не были ее частыми посетителями, все равно тоскуют и разбираются в причинах этой тоски, а также выступают в редком для себя жанре некролога.

Не всю жизнь, но точно долго (раз до сих пор не забыла) буду помнить того краснолицего мужчину в сером плаще, на котором не хватало пуговиц. Он надоедал буфетчице, пил вино, закусывал холодцом, рассказывал, как ходил в море и был в разных странах, вспоминал, что пиво, выпитое им перед вином, — по вкусу чистый хинин, который его команда пила где-то в тропиках; что-то бормотал про девчонок, встреченных им в Африке: «Мыихкачали накачелях. Сперва мыих, потом они нас. Одна меня так раскачала, что два дня голова шла кругом. Акак уезжали, так плакала: „Матросе, матросе“... Жалко, ноэто уних быстро проходит». Буфетчица огрызалась: «Отстань, капитан», «Отвали, малярия», «Достал ты уже, хинин», «Заткнись, Африка». Место действия: столовая при универсаме «Московский». Время действия: конец зимы, год, наверное, 2006-й.

Мне казалось, что эта столовая была всегда, я в ней периодически оказывалась в силу разных обстоятельств: заходила в детстве с родителями, потом, уже повзрослев, водила приезжих друзей смотреть на «кусок совдепии» и так далее. Ее завсегдатаями были те, кому все это было привычно и по карману: нехитрая закуска на тарелке с клеймом, пятьдесят граммов в граненом стакане. Тут всё было точно так, как раньше: столы, дерматиновые, цветные пуфики, холодильные витрины, подобие барной стойки вдоль стены и высокие старые стулья... Было-было и перестало.

Недели две назад, а может, и больше, зашли с коллегой вечером — просто мимо проходили. Доски, утыканной пивными пробками, над кассой уже не было, буфетчица (та самая, только почему-то уже без своего золотого запаса) сказала, что доску продали. «А вы же здесь лет десять работаете, если не больше?» — «Если не больше». Ну и буквально пару дней назад стало известно, что больше ничего этого уже нет.

В марте здесь будет еще не известно, какое, но «новое место». Но вот этого, «старого места» мне невыносимо и, главное, почему-то необъяснимо жалко. Почему?

Ну не потому же, что в детстве один раз там ели с мамой мороженое (тогда запомнилась пара за соседним столом: они тоже ели мороженое, но ложки почему-то зажимали в кулаках) — ходили мы и в лучшие места, в «настоящие» кафе. И не из-за вот этих рассказов Африки, слушая которые, никогда не будешь уверен до конца: а рассказчик на самом деле ли ходил в море? Скорее всего, на самом деле ходил, а что ему еще в этом городе было делать. А если даже и нет, то какая, в общем, уже разница. Я не испытываю ностальгии по тому времени и укладу, которого почти не застала. И это место никогда не было «моим».

Но тогда эта тоска и жалость — какого они сорта? Какой категории и разряда? Скорее всего, заведенного порядка вещей. Ты привыкаешь, что все на своих местах: вот здесь — ЗАГС, а если спуститься ниже, будет универсам «Московский», в котором можно купить чугунные гири и сковородки, полосатые матрасы, деревянные решетки на ванны, сетчатые авоськи, книги из подписной библиотеки приключений поштучно. Слева от входа в универсам — столовая: там вареное яйцо, омлет, бутерброды, оладьи, что-то мясное под майонезом, над кассой висит доска, за кассой стоит женщина средних лет, и все пальцы у нее в золотых кольцах. За кассой возьми алкоголь, запивку, холодную закуску, горячее забери с раздаточной; посетителям со своими спиртными напитками будет отказано в обслуживании; тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь государству; убери за собой посуду.

Интерьер этой столовой мог легко стать декорацией фильма, допустим, из шестидесятых или семидесятых, финальная сцена в котором — сцена прощания, но не на вокзале или в здании аэропорта, а вот в такой столовой. Шум, гам, всем весело, в далекий край товарищ уезжает, и всех ждет долгая счастливая жизнь, и вот-вот пойдут титры, а после — какие-то помехи, профилактические работы, и раз — вторая серия. Но вот в чем штука: в этой второй серии ты уже находишься внутри кадра.

Тут нет никаких помех, и все цветное, и хорошо слышно, и те герои, которые смогли вернуться из путешествия — вернулись, только постарели, обрюзгли, поистрепались, а некоторые спились. Кто-то успел побывать на БАМе, а кто-то — в Африке. И ты сидишь среди них на этом светло-зеленом пуфике, за этим липким столом, в компании вареного яйца, бутерброда со шпротами, стаканом сухого, невольный свидетель и слушатель всех этих рассказов о жизни, которая тебя не касается и тебе не принадлежит, но выворачивает практически наизнанку.

Хочешь — заходи, не хочешь — проходи мимо. Раз — зашел, второй — прошел мимо, захотел вернуться — а уже все, закрыто. Я не переживаю за ту буфетчицу — она точно найдет себе новую работу. И не переживаю за себя и ровесников: мы в последний раз посмотрим, еще раз дернем ручку и пойдем в «приличное» место. Но вот куда пойдет тот капитан Африка и его друзья — не знаю.

Текст — Александра Артамонова